Роберт Ладлэм - Дом Люцифера

Роберт Ладлэм, Гейл Линдс

Дом Люцифера

Пролог

7.14 вечера, пятница, 10 октября

Бостон, Массачусетс

Марио Дублин плелся по людной улице в деловой части города, сжимая в трясущейся руке долларовую бумажку. Целеустремленный, как человек, точно знающий, куда идти, этот бездомный бродяга слегка пошатывался и похлопывал себя по голове свободной от доллара рукой. Вот он заскочил в дешевую аптеку с вывешенными в обеих витринах списками скидок.

И, весь дрожа, сунул в окошко доллар.

— Адвил. Аспирин сжигает мой желудок. Мне нужен адвил.

Аптекарь брезгливо скривил губы при виде небритого мужчины в лохмотьях, которые некогда были армейской формой. Но бизнес есть бизнес. Он потянулся к полке с анальгетиками и достал самую маленькую коробочку с адвилом.

— Чтоб получить вот эту, надо заплатить еще три доллара.

Дублин бросил доллар на прилавок и потянулся к коробочке.

Аптекарь отодвинул ее.

— Ты ведь меня слышал, приятель. Еще три доллара. Нет бабок, нет и товара.

— Но у меня только и осталось, что доллар... а голова прямо раскалывается, — и с поразительной ловкостью и проворством Дублин перегнулся через прилавок и ухватил коробочку.

Аптекарь пытался вырвать ее, но Дублин вцепился мертвой хваткой. Так они и боролись, опрокинув банку с леденцами и рассыпав по полу целую упаковку пестрых витаминных капсул.

— Да отдай ты ему, Эдди! — крикнул из заднего помещения фармацевт. И потянулся к телефону. — Пусть берет.

И он стал набирать номер, а аптекарь выпустил коробочку из рук.

Весь дрожа от возбуждения, Дублин разодрал запечатанную коробочку на части, сорвал резиновую пробку с флакона и высыпал таблетки в ладонь. Несколько штук полетели на пол. Одним движением он запихнул все таблетки в рот, подавился, пытаясь проглотить все сразу, и рухнул на пол, ослабев от боли. Сдавил ладонями виски и застонал.

Несколько секунд спустя у входа в аптеку притормозил полицейский автомобиль. Фармацевт взмахом руки подозвал полицейских. Указал на Марио Дублина, катающегося по полу, и крикнул:

— Заберите это вонючее дерьмо отсюда! Вы только посмотрите, что он мне здесь устроил! Подам в суд за разбойное нападение!

Полицейские вытащили дубинки. Они не только заметили разбросанные по полу таблетки, но и уловили запах алкоголя.

Тот, что помоложе, рывком поставил Дублина на ноги.

— О'кей, Марио, давай-ка теперь немножко прокатимся!

Второй полицейский подхватил Дублина под другую руку. И вот они поволокли несопротивляющегося пьяного на выход, к машине. И пока второй полицейский открывал дверцу, тот, что помоложе, пригнул голову Дублину и уже собрался было затолкать его на заднее сиденье.

Но тут Дублин взвизгнул и вырвался, отбросив чужую руку со своего горячего лба.

— Держи его, Мэнни! — крикнул молодой полицейский.

Мэнни пытался ухватить Дублина, но тот оказался проворнее. Молодой полицейский преградил ему дорогу. Второй, что постарше, налетел сзади, взмахнул дубинкой и сшиб Дублина с ног. Тот вскрикнул и покатился по тротуару. Тело судорожно задергалось.

Оба копа побелели как полотно и переглянулись.

— Но я ж его совсем легонько, — начал оправдываться Мэнни.

Молодой нагнулся, пытался поднять Дублина:

— Господи! Да он весь горит! В машину его!

Они подняли ловившего ртом воздух Дублина и затолкали его на заднее сиденье. Патрульная машина мчалась по вечерним улицам с диким воем сирены, за рулем сидел Мэнни. С визгом затормозила она у входа в приемное отделение «Скорой». Мэнни распахнул дверь и ворвался внутрь, взывая о помощи.

Второй офицер обежал машину и стал открывать заднюю дверцу.

Когда, наконец, прибежали врачи и санитары с носилками, молоденький коп застыл, точно парализованный, глядя на сиденье, где без сознания и весь в крови, пятна которой испачкали всю обивку и пол, неподвижно лежал Марио Дублин.

Доктор злобно фыркнул. Затем сунулся внутрь, пощупал пульс, прижался щекой к груди мужчины, выбрался и удрученно покачал головой.

— Он мертв.

— Быть того не может! — Старший полицейский повысил голос. — Да мы этого сукиного сына почти и не трогали! Нет, дудки, не выйдет повесить на нас это!

Поскольку в дело была замешана полиция, уже четыре часа спустя в подвальном здании больницы, в морге, патологоанатом приготовился делать вскрытие покойному Марио Дублину, адрес неизвестен.

Двойные двери в помещение распахнулись настежь.

— Уолтер! Не вскрывай его!

Доктор Уолтер Пекджик недоуменно вскинул голову:

— В чем дело, Энди?

— Может, и ни в чем, — нервно ответил доктор Эндрю Уилкс, — но вся эта кровь в полицейской машине здорово меня перепугала. Острая респираторная недостаточность не могла вызвать столь обильное кровотечение изо рта. Видел такое только в Африке, в лагере Корпуса мира, где были зафиксированы случаи геморрагической лихорадки.

Кстати, у этого парня нашли удостоверение инвалида-ветерана. Возможно, воевал где-нибудь в Сомали или каком другом месте.

Доктор Пекджик молча смотрел на мужчину, тело которого собирался вскрыть. Затем положил скальпель на поддон.

— Может, лучше позвать директора?

— И еще позвонить в инфекционное отделение, — заметил доктор Уилкс.

Доктор Пекджик кивнул, в глазах его светился нескрываемый ужас.

7.55 вечера

Атланта, Джорджия

В аудитории средней школы было шумно и тесно. На ярко освещенной сцене стояла красивая девочка-подросток; декорации были призваны изображать ресторан в одной из сцен в пьесе Уильяма Инджа «Автобусная остановка». Движения девочки были скованными, слова, звучавшие прежде так легко и непринужденно, были едва слышны.

Но, похоже, это ничуть не беспокоило полную пожилую даму, сидевшую в первом ряду. На ней было серо-серебристое платье того типа, что обычно надевает мать жениха на свадьбу сына, корсаж которого ради такого торжественного случая украшали розы. Она так и расплывалась в улыбке, глядя на девочку, и, когда сцена закончилась и в зале послышались жиденькие аплодисменты, нарочито громко и звучно захлопала в ладоши.

В самом конце, когда занавес пошел вниз, она вскочила на ноги и снова громко зааплодировала. А потом подошла к выходу со сцены, откуда начали появляться юные актеры, прямиком попадающие в объятия своих родителей, друзей и подружек. То был последний школьный спектакль в этом году, и его участники с раскрасневшимися от успеха и возбуждения лицами уже предвкушали вечеринку, которая должна была состояться вечером после спектакля и продолжиться допоздна.

— Жаль, что папы не было с нами сегодня, Билли Джо, — сказала гордая мать, пока ее дочь, первая красотка в школе, усаживалась в машину.

— Мне тоже очень жаль, мамочка. Поехали домой.

— Домой? — удивилась дама в сером.

— Хочу ненадолго прилечь. А потом переоденусь к вечеринке, о'кей?

— Что это ты сегодня у меня такая кислая? — Мать окинула Билли Джо внимательным взглядом, затем вырулила со стоянки, и машина влилась в поток движения. Вот уже почти целую неделю Билли Джо кашляла и страдала от насморка, однако все же настояла на участии в спектакле.

— Всего лишь легкая простуда, мама. — В голосе девочки звучало раздражение.

Ко времени, когда они добрались до дома, девочка терла глаза и тихонько постанывала. На щеках двумя алыми пятнами горел лихорадочный румянец. Испуганная мать, едва войдя в дом, тут же бросилась к телефону и набрала «911». В службе спасения ей сказали, что лучше оставить девочку в машине, в тепле и покое. И что «Скорая» прибудет через три минуты.

В машине «Скорой», которая с бешеным воем сирены мчалась по улицам Атланты, девочка стонала и металась на носилках, судорожно ловила ртом воздух. Мать вытирала ее раскрасневшееся личико и, в конце концов, разразилась слезами отчаяния.

Уже в больнице, в коридоре возле смотровой, медсестра держала мать за руку и говорила:

— Мы делаем все возможное, миссис Пикетт. Уверена, ей скоро станет лучше.

Два часа спустя кровь алым потоком хлынула изо рта Билли Джо Пикетт. И бедняжка скончалась.

5.12 вечера

Форт-Ирвин, Барстоу, Калифорния

Калифорнийская пустыня в раннем октябре кажется столь же неопределенной и изменчивой, как команды новичка лейтенанта, получившего в подчинение свой первый взвод. Но именно этот день выдался особенно ясным и солнечным, и ко времени, когда Филлис Андерсон начала готовить обед на кухне в симпатичном двухэтажном домике, расположенном в лучшей жилой секции Национального центра по военной подготовке, настроение у нее улучшилось. День выдался такой теплый, и ее муж Кейт так славно выспался сегодня. Вот уже на протяжении двух недель он страдал сильнейшей простудой, и Филлис надеялась, что солнце и тепло пойдут ему на пользу и он, наконец, поправится.