Эхо северных скал - Александр Александрович Тамоников
Автомат выпустил длинную очередь, но Яшкин опоздал всего на долю секунды. Чуть раньше ударили два «шмайсера». И тем не менее очередь из «ППШ» достигла своей цели. Один немец рухнул поперек переулка, но второй успел шмыгнуть за забор. Максим наконец вогнал в автомат новый магазин и дал очередь вслед немцу, но тот уже скрылся. А Яшкин с широко раскрытым ртом стал беспомощно валиться на спину, и из уголка его рта побежала тонкая струйка крови. Шелестов подхватил парня под спину и уложил на землю, придерживая на весу ему голову.
– Эх, Егорка, – тихо проговорил Шелестов, глядя, как в глазах храброго красноармейца тускнеет жизнь.
– Не уголовники, – прошептал Яшкин, пытаясь заглянуть в глаза Максиму, – нет…
– Ты прав, дружище, – вздохнул Шелестов. Он положил пальцы на лицо Яшкина и закрыл ему глаза. – Только что нам с этой правдой делать? Знать бы еще, сколько их, тогда можно было радоваться, что ты еще одного убил.
Магазин «ППШ» был пустой. Егор перед смертью той последней очередью опустошил его до конца. Положив голову парня на землю, Шелестов поднялся и пошел дальше. Туда, где слышны были звуки автомобильного мотора.
А Коган сразу, как только они с Шелестовым вошли в поселок и разделились, кинулся к дому участкового. Что бы там ни думал и ни говорил Максим Андреевич, как бы он по своему усмотрению не доверял Белецкому, тот сейчас мог оказаться бесценным союзником маленького отряда. Коган не собирался с кем бы то ни было советоваться. Он хотел просто освободить бывшего морского офицера, дать ему оружие и привлечь для борьбы с немецкой группой. По звуку выстрелов «шмайсеров» он сразу понял, кто орудует в поселке и кто подставил им с Шелестовым банду уголовников, решивших захватить машину инкассаторов. Пока мы там разбирались друг с другом, они решили обтяпать какие-то свои дела в поселке. Вопрос: какие?
Когда Борис бежал по переулку, несколько пуль пронеслись низко над его головой. Выстрелы звучали то с одной стороны, то с другой. Приятно было слышать звуки очередей из «ППС» и «ППШ», значит, ребята живы, воюют. Не слышно только «дегтяря», но с ним тут не развернешься. Добежав до следующего переулка, Коган опустился на одно колено и осторожно высунулся из-за забора – в конце переулка, озираясь, уходили двое со «шмайсерами» в руках. Коган поднял автомат и дал им вслед короткую очередь. Один немец упал. Второй обернулся и, не глядя, дал длинную очередь по переулку, и Коган сразу скрылся за забором. Когда он снова высунул голову, то увидел, как один из немцев тащит на себе раненого товарища.
Догонять их Борис не стал, он спешил поскорее добраться до дома участкового. Оставалось всего каких-то сто метров. Но это были самые опасные метры. Здесь с врагом можно было неожиданно столкнуться на каждом углу. Никто же не знал их целей, зачем их занесло сюда. Вот и знакомая крыша, крытая железом и окрашенная красным суриком. Коган заметил, что окно в доме разбито. Точнее, выбито напрочь вместе с рамой. Это насторожило. Неужели с Белецким случилась беда? А зачем он немцам или уголовникам, кто бы они ни были? Шлепнут человека за решеткой, чтобы тот не оказался свидетелем, и вся недолга. Жаль, если так. Белецкий был Когану чем-то симпатичен.
Шума не было, стрельбы тоже, и Коган, держа наготове автомат, вышел из-за забора и пошел к двери дома. Теперь он хорошо видел, что под окном валяется на земле разломанная оконная рама и битое стекло. Это сразу навело на мысль, что окно выбито изнутри. Значит, кто-то из него прыгал. Коган вышел из укрытия и двинулся к двери, когда та распахнулась от резкого толчка, и на пороге показался какой-то человек со «шмайсером» на ремне. Он поддерживал под спину раненого окровавленного человека. Борис сразу узнал капитана Литвяка. Вытаращив глаза, Коган попытался понять, пленный ли уполномоченный или он по своей воле следует с немцем.
И тут Литвяк закричал, тыкая пальцем в Когана. Немец ту же выпустил раненого и схватился за автомат. Они были очень близко друг от друга – Литвяк и этот немец. А Когану очень хотелось поговорить с живым уполномоченным НКВД о его роли во всех этих событиях. Он не стал стрелять, отпрыгнул в сторону, перекатился через плечо и укрылся за сараем. Автоматная очередь, пущенная ему вслед, разбила в щепки какую-то доску на стене, и Коган посчитал хорошей идеей вскрикнуть и застонать, как будто он смертельно ранен. Расчет был на то, что немец пойдет проверять за угол, убил ли он русского. Коган досчитал до пяти, а потом резким движением сделал широкий шаг и на полкорпуса выдвинулся из-за своего укрытия. Он сразу был готов стрелять в отличие от настороженного немца. И его палец нажал на спусковой крючок в тот момент, как только его нога коснулась земли. Немец, получивший автоматную очередь в грудь, повалился на землю, как мешок с картошкой, а Борис бросился вперед.
Литвяк слабыми пальцами пытался вытащить из кобуры пистолет, но Коган с наслаждением пнул его по кисти руки. Уполномоченный вскрикнул от боли, и его оружие отлетело далеко в сторону. Коган наклонился и схватил Литвяка за окровавленный воротник его шинели.
– Где Белецкий?
Литвяк только стонал и кашлял, харкая кровью. Коган отпустил его и замахнулся автоматом.
– Прибил бы тебя своими руками, да ты живой еще нужен, сволочь!
Шелестов бежал по поселку, а перед глазами у него стояло мертвое лицо Егора Яшкина. Вот и закончилась молодая жизнь бойца-конвойника, убежденного борца с преступностью и всеми врагами народа. Честный, бескорыстный, храбрый парень. И погиб красиво. А ему еще бы жить и жить! Впереди раздались голоса, крики, кто-то подавал команды на немецком языке. Сомнений уже не было, кто ворвался в поселок. Остался лишь вопрос – зачем? Он выскочил за дома и увидел картину, которая сразу многое ему объяснила. За крайними домами у большого сарая с двускатной крышей стояла полуторка, в кузове которой стояли железные бочки. В воздухе ясно пахло дизельным топливом. Вторая машина с откинутым задним бортом стояла возле сарая. Сзади две толстых доски, уложенные с земли на край борта. И по этим доскам трое закатывали в кузов машины бочки. Человек, командовавший погрузкой, увидел Шелестова.
После короткой очереди, которую дал Максим, упал сразу один из немцев, который закатывал в кузов бочку. Двое других бросили работу и разбежались в поисках укрытия. Скатившаяся 200-литровая бочка с силой ударила раненого, проломив ему грудную клетку. Немец страшно закричал и захлебнулся криком. Только его ноги дергались, торча из-под бочки и упавших досок. Автоматные очереди трещали без перерыва, пули били в доски забора, в бревенчатую стену дома. Шелестов прикидывал, как ему лучше сменить позицию, чтобы в сектор обстрела не попали бочки, как вдруг услышал знакомый звук очередей из «ППС». Борис! Шелестов улыбнулся. Живой, чертяка, и, как всегда, вовремя подоспел.
Еще один немец упал, сраженный пулей. Максим стрелял короткими очередями и пытался рассмотреть, где укрылся тот немец, что здесь командовал. Перебегая с места на место, он приближался к тому краю большого сарая, где скрылся немец. Главное, неожиданность! И если стрелять, то хотя бы по ногам. Автомат замолчал в руках Максима. Закончились патроны. Вытащив из кобуры пистолет, он пошел вдоль стены. Немец выскочил и метнулся за угол. «Заметил меня», – со злостью подумал Шелестов и, пригнувшись, бросился следом. Когда немец огрызнулся автоматной очередью, Максим укрылся во втором доме.
Снова топот ног. Снова Шелестов высунулся, увидел, как бежит немец, и кинулся догонять. Замерев на миг, он прицелился и выпустил две пули по ногам противника, но промахнулся. Немец снова забежал за угол. Игра становилась слишком опасной. В какой-то момент можно потерять бдительность или ошибиться в расчетах и тогда обязательно нарвешься на автоматную очередь. «Но немца надо брать живьем! Такая наша работа, – думал Шелестов и снова перебегал от угла к углу, от забора к забору, спасаясь от очередей «шмайсера». – Черт, когда у него патроны закончатся? А ведь ему некуда уже бежать?»
Шелестов понял, что немцу надо сворачивать снова к поселку или выбегать на открытое
