Михаил Бойков - Рука майора Громова
— Обгорелое лицо, говоришь? — переспросил энкаведист. — С чего бы это оно, а? Надо поглядеть, браток. Поедем-ка в Угро…
В автомобиле Бадмаева они приехали в Уголовный розыск. Его начальник, — плечистый рыжий и веснушчатый детина средних лет из бывших уголовников, одетый в милицейский мундир, — был неприятно поражен их появлением. Полковник из НКВД мог явиться к нему только с ордером на арест; для таких предположений основания были — недавно в Уголовном розыске началась чистка.
Узнав о цели визита Гундосова и Холмина, начальник облегченно вздохнул, повеселел и, вызвав одного из своих работников, представил его им:
— Это наш агент Ковалев. Он как раз занимается интересующим вас делом.
Агент поклонился молча и как-то лениво и неохотно. Такой поклон вполне соответствовал его наружности, главными чертами которой были небрежность, лень, равнодушие и безразличие ко всему окружающему. Новый, но мятый штатский костюм сидел на нем мешковато, плечи сутулились, длинный щетинистый подбородок упирался в грудь, над ним уныло свисая нос алкоголического цвета, бледное лицо полусонно хмурилось, глаза смотрели под ноги; при этом его правый глаз был почти прикрыт веком, как будто ему слишком тяжело смотреть сразу обоими глазами. Ковалеву, как потом выяснил Холмин, было около тридцати лет, но на вид он казался старше.
— Проводи товарищей из отдела НКВД в мертвецкую. Все, что они пожелают видеть, покажи и дай необходимые объяснения, — приказал ему начальник Уголовного Розыска.
— Слушаюсь, — ответил тот и, с поклоном пропуская их вперед, бросил коротко, но вежливо:
— Прошу!
Прихрамывая на левую ногу, он повел Гундосова и Холмина, через двор, к глинобитному сараю и, открыв его дверь, предложил:
— Пожалуйте.
Холмин и Гундосов вошли и попятились назад от ударившего в нос острого и тяжелого трупного запаха.
— Закурите махорки. Отбивает запах, — посоветовал Ковалев, доставал из кармана кисет с табаком.
Закурили все трое. Затягиваясь толстой самокруткой Гундосов спросил агента:
— Кто у вас тут?
— Разные, — ответил тот. — Отравленный. Утопленник. Зарезанный. Этот обгорелый. Выясняем.
Ковалев оказался удивительно несловоохотливым и говорил очень коротко. Он как бы экономил слова, которые ему лень и жаль было тратить.
Холмин обвел глазами мертвецкую. В грязной глинобитном сарае без потолка и с облупившимися, давно нештукатуренными стенами, стояли полтора десятка деревянных, узких и длинных столов, сверху обитых оцинкованной жестью. Четыре из них были накрыты распоротыми мешками; из под серой мешковины торчали грязные босые ноги с посиневшими ногтями.
— Покажите нам того, что с обгоревшим лицом, — попросил Холмин.
Ковалев молча стянул мешок с одного трупа на столе. Гундосов приглушенно вскрикнул. Веко приподнялось на правом глазу агента и он удивленно спросил:
— Не привыкли? Разве не видели?
— Много видал. После расстрелов и вообще. Но такого видеть не приходилось, — ответил энкаведист, тяжело переводя дыхание.
При первом взгляде на лежащие перед ним человеческие останки, Холмин еле удержался от крика изумления и ужаса. Даже для него, в прошлом часто осматривавшего трупы убитых, вид этих останков был слишком жутким. Они казались такими потому, что у них не было лица: кожа и мясо на нем обгорели до костей. Лицо представляло собой сплошную черную маску с дырами на месте глаз и носа. Из под этой страшной черноты желтоватыми, пятнами выпирали кости подбородка, скул и лба. Зубы скалились в мертвой улыбке безгубого обгорелого рта. Полосы на черепе были сожжены от лба до самой макушки. До костей сгорели и скрюченные пальцы его прижатых к подбородку рук.
Одет он был в гимнастерку и брюки армейского образца, в нескольких местах заштопанные и заплатанные разноцветными, нитками различной толщины, а обут в давно нечищеные и порыжевшие хромовые сапоги.
— Напрасно мы приехали на такое глядеть. Ну и видик. После этого никакая еда долго в глотку не полезет, — хрипло выдавил из себя Гундосов.
Не в силах оторвать глаз от трупа, Холмин ничего не ответил. Промолчал и Ковалев. С полминуты потоптавшись на месте, энкаведист тронул Холмина за руку.
— Поедем, браток, обратно.
Тот ответил, не оборачиваясь:
— Мне еще нужно посмотреть. И спросить кое о чем.
— Ну, гляди, а я поехал. Машину, если хочешь, за тобой пришлю.
— Да-да, пришлите, — бросил Холмин через плечо.
Кивнув головой Ковалеву, Гундосов поспешно вышел из мертвецкой. Агент Уголовного Розыска, посмотрев ему вслед, сказав отрывисто:
— Полковник. А выдержки мало. У вас больше.
Занятый осмотром трупа, Холмин пропустил мимо ушей этот комплимент. Ковалев, вдруг протяжно с повизгиванием зевнув, сказал:
— Извиняюсь. Не выспался. Работы много.
Холмин бросил на него быстрый косой взгляд.
— Ваш намек я понимаю. Хотите от меня поскорее отделаться. Но вы достаточно спали в эту ночь.
Правое веко на глазу агента удивленно приподнялось и вид его стал менее ленивым и сонным.
— Спал? — переспросил он. — Откуда знаете?
— Но глазам вижу, — ответил Холмин.
— Ага. Спал, — подтвердил Ковалев и добавил:
— Но скучно.
— То-есть?
— Стоять. Так. Здесь.
— Я вас долго не задержу. Скажите, кто этот убитый?
— Заключенный.
— Как узнали?
— Нитки.
Холмин наклонился над трупом.
— Да, конечно. Тюремное шитье.
— И грязь, — добавил агент.
— Какая? — спросил Холмин.
— Камерная.
— Грязь на нем, положим, разная. Хотя вот здесь и здесь несомненно камерная.
— Вам знакомая. Очень.
— Почему?! — воскликнул Холмин с удивлением.
— Были в тюрьме.
— Кто вам сказал?
— Никто. По глазам вижу.
Холмин улыбнулся.
— Кажется мы понимаем друг друга без слов.
— Точно, — ухмыльнувшись подтвердил. Ковалев. — Оба агенты. По уголовным делам.
— Знаете меня?
— Догадался. Вы — Холмин. «Руку» ищете. Здесь не найдете?
— Я здесь и не ищу. Просто захотелось временно отвлечься от ее поисков. И познакомиться с этим незаурядным преступлением… Скажите, почему сожгли лицо и руки трупа?
— Ясно. Хотели скрыть.
— Что?
— Лицо. Отпечатки пальцев.
— Убитого?
— Да. И следы.
— Чьи?
— Убийцы. Это бывает. Часто.
— Вы, конечно, правы, — сказал Холмин. — Иных объяснений быть не может. А следов убийцы не нашли?
— Пока нет.
— Можете показать мне место, где был обнаружен труп? Это не займет много времени… Мы поедем туда в автомобиле.
— Пожалуйста. С удовольствием. Вы — мой коллега. Только…
— Что?
— Если начальник разрешит…
Глава 9
Пуговица
Начальник Уголовного Розыска, хотя и очень неохотно, но все же разрешил «использовать требующегося отделу НКВД работника для выполнения срочного оперативного задания» и, через четверть часа, два агента подъехали к железнодорожной насыпи в шести километрах от города.
— Дальше пешком. Через дорогу. В лес… — сказал Ковалев Холмину.
— Далеко это? — спросил подневольный детектив.
— Нет. Полсотни метров. Не больше, — ответил агент Уголовного Розыска.
Он, прихрамывая, пошел вперед, Холмин — за ним. Пройдя метров десять вдоль железной дороги, они свернули направо, пересекли рельсы и углубились в молодой и низкорослый, но густой дубовый лес, начинавшийся прямо от насыпи и отделенный от нее лишь канавой в полметра глубиной и около метра в ширину.
Никакой тропинки не было и приходилось продираться через кусты. Ковалев на ходу бросал короткие, отрывистые замечания, знакомя Холмина с обстановкой преступления: свои объяснения он начал с насыпи, указав пальнем на нее:
— Здесь человека сбросили с поезда. Вот углубление в насыпи. Здесь соскочил второй. Вот его следы. Глубокие. От прыжка. Вот борозда. Еле заметна. И кусты обломаны. Второй тащил первого. Волочил по земле…
Через несколько минут ходьбы Ковалев остановился и, раздвинув кусты, сказал:
— Там костер. Остатки его. Развел убийца. Положил труп. Ожег лицо и пальцы.
— Вы говорите труп, — перебил Холмин. — Значит, по-вашему, человек был убит в поезде?
— Да. Никаких следов борьбы на насыпи нет, — ответил Ковалев.
— Убиваемый мог и не сопротивляться, — возразил Холмин.
— Мог, — согласился Ковалев. — Но не двинулся. На насыпи. Куда упал.
— Вы судите об этом по форме впадины на насыпи?
— Не только.
— Что же еще?
— Нет других следов.
— Но ведь он мог разбиться при падении и умереть.
— Это исключается. Он был задушен. Медицинская экспертиза установила.
— А эксперты у вас хорошие?
