Двойное сердце агента - Андрей Болонов
Это я, призывающий к правде и бунту,
Не желающий больше служить,
Рву ваши черные путы,
Сотканные из лжи!
Это я, законом закованный,
Кричу человеческий манифест,
И пусть мне ворон выклевывает
На мраморе тела крест…[4]
Вместе с толпой в слова поэта завороженно вслушивался, сжимая в руке журнал «Огонек», невысокого роста кучерявый интеллигент в очках и яркой замшевой куртке. Внезапно раздались трели милицейских свистков, и на площади появились десятки молодых людей с повязками дружинников на рукавах.
Голос поэта прервался, толпа мгновенно стала разбегаться. Человеческая волна подхватила интеллигента с журналом и потащила к входу в метро. Какая-то девушка махнула ему рукой и позвала:
– Ваня! Либерман! Давай быстрей с нами! Опять в отделение заберут!
– Да мне тут… встретиться надо… – крикнул ей в ответ уносимый людским потоком Либерман, одной рукой пытаясь уцепиться за колонну зала Чайковского, а другой размахивая над головой зажатым в кулаке «Огоньком».
– Иван Иванович? – раздался негромкий голос у него за спиной.
Либерман обернулся. Перед ним стоял человек в сером плаще и клетчатой кепке, лицо которого скрывали высоко поднятый воротник и черные очки. В руках он держал обувную коробку, плотно перетянутую крест-накрест бечевкой.
– Да, это я, – кивнул Либерман и для убедительности показал журнал «Огонек». – А вы? Мы с вами раньше не встречались?
– Нет, – буркнул под нос человек и закашлялся. – Вы когда в Волжанск?
– Сегодня, ночным поездом.
– Вот, – сказал незнакомец, протягивая Либерману обувную коробку, – здесь то, что необходимо.
– Спасибо.
– А теперь, – бросил человек, оглядываясь на приближающихся дружинников, – быстро идите в метро. Здесь небезопасно.
Сказав это, человек в клетчатой кепке исчез за колонной. Либерман, засунув коробку под куртку, в некоторой растерянности покрутил головой и суетливо побежал к входу в метрополитен.
* * *
Ночной поезд Москва – Волжанск стучал колесами по стыкам рельсов, рассекая темноту ярким лучом прожектора.
К вошедшему в вагон-ресторан Олейникову бросился нагловатого вида официант и замахал руками:
– Мы закрываемся!
– Так только ж отъехали? – удивился Олейников.
– Ужин до двадцати трех часов, – тоном, не терпящим возражений, заявил официант.
Олейников поманил официанта пальцем и, наклонившись к нему, прошептал:
– Моя благодарность не будет иметь границ в пределах разумного.
– Так бы и сказали, – расплылся в улыбке официант. – Что желаете?
– Хорошо бы пивка… – мечтательно произнес Олейников.
– Пиво кончилось, – неуверенно развел руками официант.
В руке Олейникова хрустнула денежная купюра.
– А если так? – подмигнул он официанту.
– А если так… то аж запузыри́тся! – официант, причмокнув губами, спрятал деньги в широкий карман фартука и исчез.
Олейников неторопливо пошел по вагону, рассматривая немногочисленных посетителей ресторана. За ближайшим столиком ворковала молодая парочка – комсомолец и комсомолка, чуть дальше уплетал двойную порцию котлет по-киевски толстяк с сальными глазками, похожий на провинциального завскладом, через проход от него пожилой узбек в полосатом халате-чапане оживленно спорил о чем-то с лохматым грузином, а справа от них уплетал макароны мужчина крепкого телосложения, которого в уме Олейников назвал «спортсменом». В самом конце вагона-ресторана Олейников обратил внимание на переброшенную через спинку сиденья яркую замшевую куртку. Ее владелец сидел к Олейникову спиной и увлеченно читал какую-то книгу, делая пометки в тетради. Перед ним на столике одиноко стоял уже почти пустой стакан с чаем, и увлеченный конспектированием посетитель рассеянно помешивал в нем ложечкой.
Олейников заглянул через плечо и прочитал название книги:
«УСТРОЙСТВО РАКЕТНЫХ ДВИГАТЕЛЕЙ»
На лице Олейникова мелькнуло любопытство. Он оперся на спинку сиденья, и его рука как бы невзначай коснулась замшевой куртки читателя. Олейников пощупал замшу. Характерная выделка, ворс, толщина… «Любопытно», – подумал Олейников и присел за соседний столик.
Подбежал официант с подносом, на котором пенилось в кружке пиво для Олейникова и искрились пара бокалов с красным вином, заказанные лохматым грузином. Улыбнувшись Олейникову, официант поставил перед ним кружку и повернулся к зачитавшемуся посетителю.
– Товарищ! Мы закрываемся, – раздраженно бросил ему официант. – А читать надо в библиотеке.
Либерман, а это был он, поднял голову и посмотрел на официанта.
– А?.. Что?.. – спросил он, с трудом возвращаясь к реальности. – Да… Сколько я вам должен за чай?
– Рубль, – презрительно фыркнул официант.
Либерман полез в карман куртки. В отражении оконного стекла Олейникову удалось разглядеть, что помимо бумажника, из которого Либерман извлек мятый рубль, в его кармане находилась еще толстенная пачка денег, перевязанная бечевкой.
Брезгливо бросив рубль в фартук, официант сделал шаг, чтобы идти дальше, но тут Олейников, неожиданно и незаметно для всех, выставил ногу в проход, и зацепившийся за нее официант рухнул вместе с подносом прямо на Либермана.
– Аккуратней! – вскричал Либерман, хватая свою замшевую куртку, по которой растекалось темно-красное пятно от пролитого вина.
– А нечего куртки развешивать где ни попадя! – буркнул, вставая, официант.
– Теперь вся замша скукожится… – вздохнул Либерман, отряхивая куртку.
– Замша чудесно отстирывается хозяйственным мылом, – заявил официант, собрал с пола осколки и удалился на кухню, недовольно ворча под нос.
Олейников подошел к Либерману, взял его куртку и понюхал пятно.
– Киндзмараули! – с видом знатока произнес он. – Надо солью посыпать…
– Солью?
– Натрий хлором! – уточнил Олейников, беря со стола солонку и обильно посыпая куртку солью. – Хорошая куртка. Импортная?
– На рынке купил… – замявшись, сообщил Либерман.
– И материал классный, – цокнул языком Олейников, ощупывая замшу. – Это где ж такие рынки?
– Да у нас, в Волжанске, – неохотно ответил Либерман. – Спасибо. Давайте, я дальше сам!
И Либерман, вырвав куртку из рук Олейникова, прихватил лежавшую на сиденье обувную коробку и быстро пошел к выходу из вагона-ресторана.
– Ну как хотите… – бросил ему вслед Олейников, сел на свое место и потянулся за кружкой с пивом.
Неожиданно чувство тревоги шевельнулось в его груди, спиной он ощутил чей-то пристальный взгляд. Олейников резко обернулся, и его глаза встретились с холодным колючим взглядом сидевшего за дальним столиком «спортсмена». Тот ухмыльнулся и опустил глаза в тарелку с макаронами…
* * *
Через пару часов, когда уже весь поезд спал, в пустом купе шестого вагона на нижней полке под номером 11 лежал Олейников. Позевывая под мерный перестук колес, он размышлял, с чего начать поиск «дырок» в душах человеческих. В его голове звучали слова директора «Дабл ЭФ» Тоффроя: «…побуждающими моментами к согласию на вербовку… являются: политические или религиозные убеждения, стремление к власти, преувеличенное мнение о своих способностях, месть, материальные затруднения, страх, жадность, житейские слабости и пороки…»
Олейников открыл блокнот, нарисовал карандашом два пересекающихся круга, написав в одном слово «может», а в другом – «хочет». Заштриховал пересечение кругов, затем выписал в столбик слова:
