Михаил Бойков - Рука майора Громова

Капитан Шелудяк, потянувшись к нему своей физиономией, ехидно подмигнул и пропищал:

— Рановато на дыбы встаете. Вы бы нам, допрежь того, пояснили всю подноготную без трепни.

— Мне объяснить больше нечего.

— А может, вы сами его того-с? — кивнул на труп Шелудяк.

— Что? — не понял Холмин.

— Ликвиднули-с.

— Да вы, капитан, в своем уме?! — воскликнул Холмин и провел глазами по лицам энкаведистов. Все их взгляды были устремлены на него, но ни в одном из них — он не прочел ни доверия, ни сочувствия, ни одобрения.

«Как дикие звери, готовые напасть, — подумал Холмин. — Надо защищаться.»

Подавив закипевшую в нем злость, он заговорил спокойно, но резко:

— Хотите обвинить меня в убийстве? Пожалуйста. Хотите посадить в тюрьму? Не возражаю. Там мне будет спокойнее. Но кто займется поисками «руки майора Громова»? Вы сами? Попробуйте. Вряд-ли что-нибудь из этого получится. Не с вашими способностями искать подобные «руки». Прежде, чем обвинять меня в убийстве, вы бы спросили о нем вот этого, измученного вами подследственника. Он подтвердит мои слова.

— Мы спросим. Нам не долго, — с усмешкой произнес Гундосов и, подойдя к сидящему в полузабытьи человеку на стуле, грубо встряхнул его.

— Ну ты, сухопутная контра! Кто убил следователя Якубовича? Отвечай! Кто его убил?

— Не знаю… не знаю, — страдальчески застонал подследственный.

— Как, не знаешь? При тебе это произошло. Кто убийца?

— Не знаю. Только…

Что только? Что? — тряс его Гундосов.

— Только это… не человек, простонал подследственный, в изнеможении опуская голову на грудь. Гундосов выругался, тяжело и злобно сопя отошел к столу и сел в кресло. Наступило короткое молчание: энкаведисты напряженно ждали, что будет дальше.

Молчаливо посопев несколько минут, Гундосов ударил обеими кулаками по столу и неистово заорал:

— Молчите, братишечкп?! Языки у вас в… животы влезли? А я за вас всех говорить должен? Ах, вы, морские коровы, дырявые шлюпки, якорная ржавчина! Развели тут призраков на мою голову и думаете, что я в них поверю? Пускай старые бабы, вместе с вами, верят, а мне не к лицу. Я — моряк с «Авроры». Чтоб никаких призраков у меня больше не было! Отставить привидения!.. И что я обо всем этом скажу Николаю Иванычу Ежову? И что он со мной за это сделает?

Энкаведисты прятались за спины друг друга. Полковник Гундосов бушевал, колотя по столу кулаками:

— Вредители! Саботажники! Призракистьг! Привиденцы!

Из всех присутствующих только один Холмин решился прервать начальственное словоизвержение. Дождавшись, когда Гундосов начал выдыхаться, он спокойно посоветовал ему:

— Пора бы, товарищ полковник, от криков перейти к делу.

От такой наглости Гундосов опешил и, сразу успокоившись, спросил довольно миролюбиво:

— К какому делу, браток? Что мы тут можем сделать?

— Вызвать собаку-ищейку, затем врача, чтобы он констатировал смерть капитана Якубовича и, наконец, отправить записку «руки» в дактилоскопический сектор, — ответил Холмин.

— А что нам все это даст? «Руку майора Громова» найдем, что ли?

— Может быть, что-нибудь и найдем.

— Ладно. Эй, попович! Рапорядись-ка там! — приказал Гундосов Шелудяку, а затем задал Холмину насмешливый вопрос:

— Ну, а ты, браток, тоже в приведения веришь?

Холмин пожал плечами.

— У меня об этом особое мнение.

— Какое, интересуюсь?

— Я его выскажу потом.

— Скоро?

— Когда соберу достаточно фактов о призраках и… прочем…

Записка, осторожно снятая с груди трупа, — была отправлена в дактилоскопический сектор отдела НКВД. Вызванный врач констатировал смерть Якубовича и подписал протокол об этом.

Собака-ищейка вела себя здесь так же, как и у трупа убитого коменданта. Вбежав в комнату, она обнюхала мертвеца, повела носом по полу и, вдруг, раз за разом, стала чихать, захлебываясь и повизгивая. Холмин заинтересовался той частью пола, которую нюхала собака, после чего на нее напал чих. Внимательно рассматривая пол, он обнаружил там множество крупинок белого и темно-зеленого цвета. В большинстве они были мелкими, как морской песок, но попадались среди них и крупнее, доходившие до величины пшеничного зерна. Холмин понюхал их, попробовал на зуб и воскликнул обрадованно:

— Теперь я понимаю!

— Чего понимаешь, браток? — недоуменно спросил у него Гундосов..

— Почему собака чихает.

— Почему? — потянулся к нему подбородком Бадмаев.

Холмин указал пальцем на рассыпанные по полу крупинки.

— Знаете вы, что это такое?

— Некоторое засорение пола. Сиречь малый сор! — запищал Шелудяк.

— Такой сор курят. — сказал Холмин. — Это табак. Махорка, Она была и в комендантской камере, возле трупа коменданта, но я не заметил ее тогда: не смог рассмотреть при электрическом свете, а рассмотрел при солнечном… Теперь скажите мне: курил ли махорку капитан Якубович?

— Ну, вот еще, — загудел Бадмаев. — Он всегда дымил только дорогими папиросами. У него на это хватало заработков.

— Значит эта махорка принадлежит убийце! — торжествующе воскликнул Холмин. — У него не было времени на курение здесь. Следовательно, он использовал махорку, — в которой много табачной пыли, — для скрытия следов: обсыпал ею свои ноги. Подобным способом пользуются беглецы из концлагерей, чтобы собак-ищеек сбить со следа…

Глава 16

Отпечатки пальцев

Стук в дверь был осторожный и боязливый. Стучали, по-видимому, костяшкой согнутого пальца, опасаясь вызвать гнев и неудовольствие потревоженного начальства.

Однако, начальство выразило неудовольствие и этим стуком. Бадмаев, сидевший в своем кабинете вместе с Гундосовым, Кислицким, Шелудяком и Холминым, занятыми обсуждением убийства следователя Якубовича, свирепо загудел в сторону двери:

— Н-ну, кто там еще?

Дверь слегка приоткрылась и в щель ее просунулась совершенно лысая голова с круглым и очень морщинистым липом. Растянув морщины в приятную улыбку, она произнесла нараспев:

— Можно-о?

— Что это за сухопутная крыса? — спросил Гундосов у Бадмаева.

— Из нашего дактилоскопического сектора. Заместитель капитана Шелудяка. Спец по отпечаткам пальцев, — ответил тот и кивнул обладателю морщинистого лица и приятной улыбки.

— Войдите. Что у вас?

Специалист по дактилоскопии не вошел, а мягко-проскользнул в дверь; он низко поклонился и, сделав свою улыбку еще приятнее, почтительно сказал Бадмаеву:

— Разрешите доложить, товарищ начальник. На записке, которую вы изволили передать нам для исследования, обнаружены отпечатки пальцев.

— Наконец-то! — вырвалось у Холмина.

— Чьи отпечатки, браток? — спросил Гундосов.

Дактилоскоп развел руками и его улыбка отразила высшую степень сожаления.

— Мне очень жаль, товарищ полковник, — сказал он с поклоном в сторону Гундосова, — но на ваш вопрос ответить в данный момент невозможно.

— А когда сможешь дать ответ?

— Это будет зависеть от дальнейших приказаний по нашему сектору. В нем имеется более пятисот отпечатков пальцев работников отдела НКВД, тысячи отпечатков заключенных и десятки тысяч — прочих граждан. Для проверки по картотеке вышеуказанной первой категории понадобится несколько часов, второй категории — несколько дней и третьей — значительно больше. Но ручаться за успех я воздерживаюсь…

— Почему сие? — недовольно и начальственно взвизгнул Шелудяк.

— Все население района пока еще не пропущено через наш сектор, — с сожалением покачала лысая голова.

Начальник отдела решительно сказал:

— Давайте будем проверять?

— С кого прикажете начать, товарищ начальник?

Подбородок Бадмаева потянулся к Холмину.

— Какие у вас предложения?

— По-моему следует начать проверку с работников отдела, — сказал Холмин.

— Вы слыхали? Действуйте! — приказал Бадмаев заместителю заведующего дактилоскопическим сектором.

— Слушаюсь, — поклонился тот и выскользнул за дверь.

— Какая склизкая каракатица, — с отвращением сплюнул в угол Гундосов.

— Зато спец незаменимый, хотя и происходит из бывших, — пропищал Шелудяк.

— Из каких бывших? — спросил полковник.

— Прежде в царской полиции обретался. Потому ныне и трясется за свою шкуру во как.

— Значит вроде тебя, дьячкового капитана?

Шелудяк умоляюще сложил руки на груди.

— Почто обижаете всуе, товарищ полковник? Я служителям культа не уподоблялся. А за отцовскую несознательность и его антисоветские деяния по сию пору стражду.

— Ладно, дьячок. Я пошутил, — усмехнулся уполномоченный Ежова.

— Может, товарищи, мы продолжим обсуждение? А то мне на заседание партбюро скоро итти нужно, — сказал молчавший до этого Кислицкий.