Михаил Бойков - Рука майора Громова
Глава 15
«Это не человек…»
Торопливо вбежав в буфет, Холмин поискал: глазами Дусю. Она, хотя и была очень занята, вместе с двумя подавальщицами разнося еду и напитки переполнившим буфетную комнату энкаведистам, но сейчас же подошла к нему.
— Шура! Как только место за столиком освободится, сейчас же занимайте его… А когда обедающие немного схлынут, я к вам присоединюсь. И мы вместе пировать будем.
Холмин развел руками.
— К сожалению, Дуся, не могу! У меня только полчаса времени. Предстоит неотложное дело.
— Опять? — недовольно нахмурила брови буфетчица.
Он умоляюще сложил руки на груди.
— Дусенька! Не могу. Мне бы за прилавком перекусить на скорую руку. Пожалейте голодающего.
Девушка улыбнулась.
— Ладно. Что с вами поделаешь. Закусить я вам сейчас подам. Но вы хоть к ужину-то не забудьте придти.
— Приду, приду…
Наскоро закусив и выпив стакан вина, Холмин отправился к следователю Якубовичу, хотя до назначенного времени встречи с ним и оставалось еще около пяти минут. Холмину хотелось поскорее узнать у энкаведиста подробности того, о чем последний боязливо ему сообщил.
В отделе НКВД было безлюдно. Только на площадке лестницы второго этажа, за поворотом которой начинался коридор, стоял одинокий часовой с винтовкой. Поднявшись по лестнице во второй этаж, Холмин завернул за угол коридора и постучал в дверь, указанную ему Якубовичем. На его стук никто не ответил. Он постучал сильнее, Но за обитой толстым войлоком дверью было тихо; ни один звук не доносился оттуда. Тогда Холмин, нажав на ручку двери, толкнул ее… Она оказалась незапертой и распахнулась от толчка.
Холмин шагнул в кабинет следователя и ошеломленный замер на пороге. Его глазам представилось неожиданное и жуткое зрелище… На «подследственном стуле» у двери сидел потерявший сознание человек с окровавленным лицом. Руки у него были заложены за спину и прикованы к стулу наручниками.
Через решетчатое окно на пол косо падали лучи заходящего солнца, образуя светлые прямоугольники. Под этими прямоугольниками лежала на полу человеческая фигура, раскинув руки в стороны. Ноги человека были согнуты в коленях, загораживая его лицо от взгляда Холмина, остановившегося на пороге. Лежащий был одет в мундир энкаведиста. Взволнованный этим зрелищем и предчувствием непоправимого, Холмин подбежал к нему, напряженно всматриваясь в его лицо.
Предчувствие не обмануло Холмина. Перед ним лежал мертвый следователь Якубович, с которым он разговаривал всего лишь-полчаса тому назад. Энкаведист был убит, видимо, совсем недавно, может быть, за несколько минут до того, как Холмин вошел к его кабинет. На лицо трупа, ярко освещенное одним из солнечных квадратов, медленно наползала желтизна смерти, а его запрокинутую назад голову окружал кровавый венчик, с каждой секундой растекавшийся все шире. Холмин дотронулся до руки мертвого — она была еще теплая.
Капитана Якубовича убили точно так же, как до него коменданта отдела НКВД, выстрелом в затылок. К груди убитого, английской булавкой сквозь сукно мундира, была пришпилена уже знакомая Холмину записка: тот же мужской энергичный почерк и те же слова о «руке майора Громова», которые он читал в трех предыдущих записках. Она отличалась от них только бумагой. Те были написаны на серых полулистках из школьной тетради, а эта — на плотном белом квадрате. По качеству бумаги этого листка и по тому, что одна сторона его была слегка косая и волокнисто-зубчатая, можно было предположить, что он вырван из какого-то служебного блокнота.
На лице убитого застыло выражение не ужаса, как у коменданта или Карнаухова, а торжествующего злорадства и ярости. Рот его был раскрыт предсмертным криком.
Наскоро осмотрев труп, Холмин выбежал в коридор и крикнул:
— Эй, кто нибудь! Скорее сюда!
Из-за угла лестничной площадки высунулся часовой и спросил:
— Что там такое?
— Идите сюда! — крикнул Холмин.
— Не имею нравов сойтить с поста! — ответил часовой.
Холмин подошел к нему.
— Сколько времени вы стоите здесь на посту?
— Да, пожалуй, с полчаса. Заступил на дежурство сразу посля собрания.
— Кого за эти полчаса видели в коридоре?
— Окромя вас, товарищ агент, никого. Потому, как все работники отдела, сразу посля собрания, пошедши обедать.
— А выстрел вы слышали?
— Слыхал.
— И что же? Не обратили внимания?
— Чего на них внимание обращать? У нас, товарищ агент, стрельба не в диковину. Бывает, что и днем в комендантской подрасстрельных ликвидируют.
— Выстрел был не в комендантской.
— A где же?
— В кабинете следователя Якубовича. Он убит…
Винтовка в руке часового дрогнула, лицо его побелело и он боязливо спросил:
— Опять «рука майора Громова»?
— Кажется, — ответил Холмин. — Надо кого-нибудь из комендатуры позвать.
— Не могу я пост покинуть, хотя мне и страшно тут теперь, — плачущим голосом сказал часовой. — Зовите сами, товарищ агент.
Холмин поспешно спустился по лестнице и, вбежав в комендатуру, крикнул дежурному:
— Капитан Якубович только что убит в своем кабинете!
— Не может быть, — не поверил дежурный.
— Идите и посмотрите сами.
— А ну, пошли!..
Войдя в кабинет Якубовича, дежурный осмотрел труп и сказал, покачивая головой:
— Действительно. И этого, значит, «рука» прикончила. Что же дальше будет, товарищ агент?
— Не знаю, — ответил Холмин, пожав плечами, — а пока следует вызвать кого-нибудь из начальства.
— Это я в момент. Сейчас сяду за телефон, — сказал энкаведист.
Он ушел. Холмин остался в кабинете и занялся приведением в чувство потерявшего сознание подследственного. Он тряс его, хлопал по щекам, обмахивал ему лицо первой попавшейся под руку папкой со следственным «делом». Все эти усилия были тщетны; неподвижное тело не шевелилось. Тогда Холмин выплеснул ему в лицо стакан воды из графина, ставшего на следовательском столе. Человек вздрогнул и застонал, не раскрывая глаз.
— Вы меня слышите? — спросил Холмин.
— Да, — прошептал подследственник.
— Откройте глаза! — приказал Холмин.
Подследственный повиновался. Его веки дрогнули и в лицо Холмина уперлись глаза, полные страха.
— Слушайте меня внимательно и отвечайте на мои вопросы, — продолжал Холмин. — Что здесь произошло? — обвел он кабинет рукой.
— Ужас… это такой… ужас… Кошмар, — прерывисто зашептал человек. Его глаза испуганно глянули вправо и влево и остановились на трупе Якубовича.
— Он убит? — спросил подследственный шепотом.
— Да, — подтвердил Холмин. Кто его убил?
— Не знаю… не знаю. — простонал подследственный.
— Но ведь вы же были здесь. Вы видели. Расскажите мне все, что вы видели. Спокойно и не торопясь.
Сдавленным голосом, прерываемым стонами я долгими паузами, подследственный начал рассказывать:
— Следователь Якубович допрашивал меня и бил по лицу. Закончив допрос, хотел отправить в камеру. Но, в это время, пришел некто в шинели… — У него было жуткое лицо… мертвое лицо. И весь затылок — в крови. Он был мертвым больше, чем теперь вот этот… труп. Но он ходил… Я очень испугался, а Якубович нисколько. Он вскочил из-за стола, и, расстегивая кобуру нагана, кинулся к тому, кто был в шинели. И крикнул ему: — «Ты меня не проведешь! Я тебя знаю!» Тогда лицо того — в шинели — сделалось таким страшным, что я закрыл глаза. Потом я услышал выстрел и потерял сознание.
— Раньше вы никогда, не видели лица того, кто был в шинели? — спросил Холмин.
Подследственный не успел ответить. В кабинет быстро, вошли встревоженные Гундосов и Бадмаев в сопровождении секретаря последнего. Начальник отдела, с посеревшим расстроенным лицом, подойдя к трупу, молча уставился на него неподвижным взглядом. Гундосов, мельком взглянув на убитого, обратился к Холмину:
— Ты уже тут, браток? Быстро. Прямо по-флотски. Ну-ка, расскажи, как тут из живого человека труп сотворили.
Холмин коротко рассказал о том, как он обнаружил труп и что ему сообщил подследственный. Во время его рассказа комната, наполнилась людьми. Пришли Шелудяк, Кислицкий, новый комендант и еще десятка полтора энкаведистов. Слушая Холмина, они плотным кольцом окружили труп; лица некоторых из них были бледны и испуганы.
Когда Холмин закончил свой рассказ, Гундосов, покачав головой, выразил сомнение в правдивости его слов:
— Ты, браток, наговорил нам таких разных разностей, которые ни в какое ухо не лезут. На басни подвыпившего боцмана похоже. Не верится мне.
— Можете не верить, но я говорю то, что видел и слышал. — обиженно возразил Холмин.
Капитан Шелудяк, потянувшись к нему своей физиономией, ехидно подмигнул и пропищал:
