Михаил Бойков - Рука майора Громова
— Я имею, — послышался из зала чей-то явно активистский голос.
— Вонмем, товарищи, вонмем, — пронзительно пискнул Шелудяк.
— Предлагаю избрать в президиум, — продолжал некто с голосом активиста, — особого, начальника отдела товарища Бадмаева, его уполномоченного по чистке, товарища Гундосова, секретаря партбюро, товарища Кислицкого, заместителя товарища Шелудяка и нашего нового агента товарища, Холмина, Думаю, что возражений не будет?
Насмешливо подмигнув Холмину, Дуся толкнула его локтем в бок.
— Шура! Вы лезете в начальство.
Он развел руками.
— И рад бы, Дуся, не лезть, да заставляют…
Собрание проводилось по всем правилам советской демократии. Президиум уселся в кресла, а все остальные приготовились скучать на стульях. Гундосов, избранный председателем, предоставил слово для доклада Бадмаеву.
Из этого доклада, выяснилось, что собрание траурное и посвящается памяти убитого прошедшей ночью коменданта. О нем Бадмаев говорил коротко, охарактеризовав его, как светлую личность, выдержанного чекиста и верного сына ленинско-сталинской партии. Значительно подробнее остановился он на преступных действиях «руки майора Громова», призывая всех присутствующих к борьбе с него. Когда начальник отдела кончил доклад, председатель обратился к собранию:
— Может, у кого есть вопросы, братиш… то-есть, товарищи?
Вопросов не оказалось ни у кого, кроме Дуси-буфетчицы. Она, видимо из озорства, задала докладчику вопрос, совершенно неуместный на подобном собрании:
— За что товарищ комендант получил ордена?
В зале послышались смешки. Бадмаев свирепо уперся в девушку своими узенькими глазками и, запнувшись, прогудел в ответ:
— За… выполнение особых правительственных заданий.
Смешки в зале раздались громче. Всем было известно, что никаких особых заданий, за исключением расстрелов, комендант никогда но выполнял.
— Товарищ докладчик! Какие правительственные задания выполнил наш комендант? — не унималась Дуся.
Бледный цвет физиономии Бадмаева сразу сменился бурачным. Он широко раскрыл рот и зал замер в ожидании потока ругательств, готовых извергнуться из начальственной глотки. Но Шелудяк опередил их. Вытянув физиономию в сторону Дуси, он пропищал сладеньким фальцетом:
— Товарищ Дуся! Оный вопрос мы обсудим с вами в-индивидуальном порядке. А покудова замнем для ясности.
Щекотливый вопрос был «замят» и начались «прения» по докладу. Первым выступил уполномоченный Ежова. В своей речи он упирал на то, что в борьбе против «руки майора Громова» необходимо ежедневно «свистать всех наверх» и вообще действовать по-флотски. Выступивший вслед за ним длинный субъект — секретарь партийного бюро Кислицкий — долго и уныло талдычил о повышении классовой бдительности, самоотверженной чекистской работы и политической учебе. Шелудяк визгливо ругал врагов народа, в том числе и «руку», и грозил им тягчайшими карами, а трое активистов из зала давали, «стахановские обязательства по-развертыванию соцсоревнования». Собрание было по-советски бестолковым и никому из его участников ненужным.
Сидя за столом президиума, Холмин еле удерживался от зевоты. Вдруг он, над самым своим ухом, услышал, шепот наклонявшегося к нему сбоку Гундосова:
— Ты, браток, тоже должен чего-нибудь такое сказануть.
Холмин ответил ему также шепотом:
— Да мне и говорить-то нечего. Без меня сказали достаточно. Мне, как иногда выражаются на собраниях, остается только присоединиться к мнению предыдущих товарищей ораторов.
— Нет, браток, выступить нужно, — повелительно произнес энкаведист и, не дожидаясь согласия Холмина, крикнул в зал:
— Слово имеет наш спецагент, товарищ Холмин!
Шелудяк тихо и насмешливо взвизгнул:
— Вонмем, об чем нам трепанется сей уголовощный вьюноша.
Холмин был принужден встать из-за стола и подойти к деревянному сооружению с пышным названием. Он не любил выступать на собраниях и свою вынужденную речь начал весьма неохотно:
— До меня здесь говорили много, но никаких конкретных предложений по расследованию дела, так называемой «руки майора Громова» я, к сожалению, не слышал. Между тем, для некоторых из вас и для меня это сейчас очень важно. Начальник отдела НКВД приказал мне, — во что бы то ни стало, найти преступную «руку», поставив при этом весьма жесткие условия. Я прошу вас всех помочь мне. Не только факты о «руке», но даже ваши подозрения и предположения могут быть ценны и, возможно, ускорят расследование дела. Давайте вместе, сообща искать преступника или преступников. Ведь опасность грозит каждому из вас…
— И вам, Дуся, тоже. Так что, не очень смейтесь, — мотнул подбородком Бадмаев на девушку, слушавшую Холмина улыбаясь и с видимым удовольствием.
— Мне? — громко удивилась буфетчица. — А я причем тут? Я майора Громова не убивала.
Зал хором ахнул. Начальник отдела многоэтажно выругался и, ударив кулаком по столу, яростно загудел:
— Дуська! Если ты еще раз пикнешь, если вздохнешь даже, знаешь куда я тебя отправлю? На конвейер!
— Ой, мама! — вскрикнула перепуганная девушка.
Это у нее получилось так комично, что зал грохнул хохотом. Всеобщий смех окончательно вывел из себя Бадмаева. Колотя кулаками по столу, он гудел что-то неразборчивое. Шелудяк панически тонко взвизгивал. Секретарь партийного бюро Кислицкий, отчаянно размахивая длинными руками, тщетно взывал:
— К порядку, товарищи! К порядку!..
Начавшийся скандал прекратил Гундосов.
Он крикнул зычно и властно, заглушив шум и смех в зале:
— Ша, братва! Полундра! Заткните глотки! Слушай мою команду!
Зал сразу утих. Гундосов продолжал:
— Есть предложение прекратить прения. Кто против? Никого? Принято единогласно, братишечки. Резолюцию выработаем после. Собрание считаю закрытым. Все — на свою вахту!
Энкаведисты стали расходиться по своим кабинетам. Холмин поспешно подошел к Дусе.
— Что вы наделали, Дуся? Ведь вам за это попадет. Разве так можно?
Она беззаботно махнула рукой.
— Не попадет. За меня Дондеже заступится. Все это ерунда. А вот другая штука мне не нравится.
— Какая штука?
— Что и вы меня тоже ругаете.
Холмин попытался заговорить с нею нравоучительно-строгим тоном:
— Дуся! Вас нужно не ругать, а просто… постегать розгой. Как шалунов дошкольного возраста. Если б я был вашим мужем…
Она прервала его с улыбкой:
— А вы попробуйте.
— Что? Постегать вас розгой? — спросил он.
— Нет. Стать моим мужем.
— С вами… Дуся, невозможно разговаривать серьезно.
Девушка полуобиженно, полушутливо надула губы.
— Ну и не надо. Не разговаривайте. Вот с вами кое-кто другой сейчас разговаривать будет. К нам направляется и с вас глаз не спускает.
— Кто? — спросил Холмин.
Дуся кивнула головой в сторону.
— Палач один, вроде Дондеже. Сегодня утром из служебной командировки вернулся, Следователь по громовскому делу, капитан Якубович. Он самый майора под пулю и подвел.
Холмин посмотрел по направлению ее кивка. К ним действительно шел незнакомый ему энкаведист, внешность которого представляла собой сплошной испуг. Его рыжая, стриженая ежиком голова была втянута в сутулые, часто вздрагивающие плечи, худое, испитое лицо — бледно и встревожено, глаза беспокойно бегали по сторонам, руки и колени тряслись.
— Так, я не буду вам мешать. А вы с ним недолго болтайте. Жду вас обедать. Пока, — сказала девушка, уходя.
— Всего хорошего, Дуся, — крикнул ей вслед Холмив.
Энкаведист подошел к нему и тихо произнес дрожащим голосом:
— Товарищ агент. У меня к вам дело. Очень серьезное. Нужно поговорить наедине.
— Пожалуйста. Отойдем в сторону и поговорим, — предложил Холмин.
Отрицательно замотав головой, энкаведист снизил голос до шепота:
— Здесь много народу. Подслушать могут. Нельзя здесь.
— А где же?
— В моем кабинете. Второй этаж, слева от лестницы первая дверь. Там у меня один подследственник сидит, но я его отпущу в камеру. Приходите, скажем, через полчаса, когда все разойдутся на обед.
— Хорошо. Но в чем дело, все таки?
— Складывается очень опасная ситуация. В общем, я знаю, кто — «рука майора Громова». Я сразу догадался.
— Что?!. — вскрякнул пораженный Холмин.
— Тише, товарищ агент. И никому ничего не говорите. Особенно им, — тревожно зашептал капитан Якубович, глазами показывая на стол президиума.
Там, возле него, стояли, разговаривая, четверо; Гундосов, Бадмаев, Кислицкий и Шелудяк. Их глаза были устремлены на Холмина и его собеседника. Под взглядом кого-то из них, Якубович, вдруг лихорадочно задрожав, поспешно отошел от Холмина.
Глава 15
«Это не человек…»
