Код Адольфа Гитлера. Апрель - Владимир Иванович Науменко
И вдруг Мюллер отчётливо вспомнил вчерашний день. Он не мог ошибиться. Конечно же, это было так! У зенитного училища он видел Гиммлера, спускавшегося к машине с его ступенек. В таком случае закономерно любопытство, – почему он был там, а не в бункере? Мюллеру вчера не докладывали, что Гиммлер навещал фюрера, а тот в эти последние дни стал крайне подозрительным. Такое игнорирование фюрера ему может дорого обойтись. «Так что, старина Генрих, тебе опасаться Гиммлера не следует. Ты – хитрый игрок и свои козыри раскрываешь в самый последний и в нужный для тебя момент». От таких мыслей придя в весёлое расположение духа, Мюллер бесхитростно сообразил, что для храбрости ему следует принять стопку коньяка. Выпив до дна и оставив рюмку в шкафу, что стоял под настенными часами, он, сунув в карман брюк снятый с предохранителя пистолет, опять потянулся к кнопке:
– Ждите! Я сейчас буду!
Замкнув дверь кабинета на ключ, который нашёл покой в кармане мундира, Мюллер неторопливыми шагами, без проверок минуя посты охраны внутри здания, прошёл к площадке, где в сопровождении двух гестаповцев непринуждённо прогуливался Клаус. Усталое лицо «двойника» говорило Мюллеру о ночных бдениях, о той странной бессоннице, что наступает у человека тогда, когда его голова забита всякими переживаниями, а сам он мучительно долго ищет выход из создавшегося тупика и не находит его, потому что сделать это ему никто не позволит. Сейчас он покорно кивал головой, демонстративно соглашаясь с каждым словом Стрелитца. Несколько раз вдохнув полной грудью, Клаус внезапно покачнулся, как издали было видно хладнокровно наблюдавшему эту сцену Мюллеру, от свежего воздуха у того закружилась голова.
– Осторожнее, – успел предупредить Стрелитц, а Зигфрид вовремя подхватил под мышки оседавшего было на землю Клауса. Мюллер даже искренне посочувствовал ему, но время его не ждало, поэтому он счёл нужным спуститься вниз и оказаться у них на виду.
– Вы свободны, Стрелитц! – распорядился Мюллер. – Я так полагаю, Зигфрид будет не против, если он составит нам дружеское общение.
Стрелитц покинул прогулочную площадку, всем своим видом показывая, что в нём ещё осталась военная косточка, и улыбчивый Мюллер, покровительственно взяв за руку Клауса, своим вопросом поспешил развеять угрюмую сосредоточенность на его лице:
– Как настроение, Клаус?
– Удивительное, герр Мюллер! – ответил Клаус. – Почувствовать себя «фюрером» в рейхе дано не каждому. Я очень рад, что у меня всё вышло хорошо. Вот и сегодня. Вы правильно сделали, что разрешили мне подышать свежим воздухом, от него надоедливые мысли о бунте развеиваются как бы сами собой.
– Вот и славно, Клаус! – не дожидаясь, пока Клаус снова откроет рот, сказал Мюллер. – Вчера перед вами стояла сложная задача, я было засомневался, что вы справитесь с ней, но своей игрой вы блестяще опровергли мой скепсис. Вчера вы превзошли самого себя, Клаус. Браво! Обитатели бункера признали вас фюрером, даже генерал, и тот был вынужден поддаться на вашу актёрскую уловку, а он, скажу вам по секрету, человек бывалый, таких людей, как Вейдлинг, сложно обвести вокруг пальца. Вот видите, Клаус! Стоит сильно захотеть, и всё у вас получается, даже чуточку больше. Будь мирные времена, вам бы стоило попытать своё счастье на сцене, но эта война нашла вам другое применение. Вы – талант, Клаус! Фюрер доволен вами. Вы произвели на него нужное мне впечатление. Сыграть самого фюрера! С убийственной прямотой скопировать самого Адольфа Гитлера? Да, еврею Чаплину до вас далеко, на своей памяти я и не припоминаю человека, кто мог бы стать вашим достойным соперником. Вы уникальны, и в этом для нас вся ваша ценность! Если дело так пойдёт и дальше, то скорая свобода вам будет обеспечена. Во всяком случае, дорогой Клаус, так учит меня опыт. Жизнь – это безумие, Клаус, где бал справляют ложь, несправедливость, а оглупевший от невзгод человек всё силится найти в ней намёк на правду, а она всегда странна, более странна, чем вымысел. Правда не нуждается в правдоподобии, но без него нет вымысла. То, во что все верят, и есть правда, но у каждого она своя, это то, что каждый из немцев обязан рассказать гестапо.
Клаус, остановившись, глубоко задумался, обуреваемый противоречивыми мыслями, а потом произнёс:
– Это ужасно, герр Мюллер, но мудро!
Зигфрид было криво улыбнулся такой фразе, но промолчал, ожидая, что же на это скажет шеф.
– Это ужасно, но мудро! – повторил Мюллер. – Я должен отдать тебе справедливость, Клаус, но в тебе, оказывается, живёт творческая натура, даже меня это твоё изречение заставляет задуматься над жизнью, искать выход из пропастей на пути к спасению, в которых мы оказались. Ты постарайся записывать то, что приходит к тебе в голову. Люблю, когда люди так мыслят, хотя в основной своей массе они не думают, а живут, как животные. Ну, что же! Я сказал всё, что считал нужным тебе сказать. Мне пора идти. Мне, господа, ни к чему сидеть сложа руки. Развивай свои идеи Зигфриду, он парень любознательный, и на всё про всё я отвожу вам только полчаса! Прощай, Клаус, до завтра! Хайль Гитлер!
С этими словами Мюллер оставил Клауса и направился к выходу.
– Остановите машину! – приказал Риббентроп. Шофёр выполнил приказ, и рейхсминистр поспешил покинуть салон.
