Воля народа [litres] - Шарль Левински
Но, возможно, такие агентства уже давно существуют.
Его мозговые клетки снова функционируют, заметил он. Он бы с удовольствием в качестве тестирования решил какой-нибудь кроссворд, но в доме Труди водилась только бесплатная рекламная газета, а кроссворды из неё можно было решить сходу на коленке, там всегда повторяется одно и то же: французское название прихожей из трёх букв и шведское название финского озера. Сложное задание можно было бы найти в интернете, но его компьютер всё ещё стоял в Швамендингене. Когда вернётся Труди, он спросит, можно ли ему воспользоваться её компьютером.
Оратор из молодой партийной поросли закончил свою проповедь, и телевизионная картинка показала зал. За длинными столами зияли большие пробелы, особенно передние места были в основном свободными. По-настоящему важные люди, такова была традиция, примут участие в собрании только завтра, в заключительный день, когда состоится голосование. Такой порядок тоже давно затвердел в ритуал; делегаты преобладающим большинством голосов утверждали одно за другим все предложения партийного руководства, причём первым предложением вот уже три года было одно и то же: отказ от выборов президента партии. Эта должность была закреплена за Волей, хотя он и не мог выполнять свои функции. Пока врачи поддерживали его жизнь аппаратами, любой другой претендент рассматривался бы как узурпатор, а его посягательство на этот пост – как кощунство.
И это та же священная воля – журналистский инстинкт Вайлемана не допускал другого вывода, – которая была ответственна за смерть Моросани и чья публичная репутация и по сей день защищалась всеми средствами вплоть до убийства и нанесения смертельного удара, если понадобится.
Партийный съезд, как и каждый год, под аплодисменты направлял для него приветственное послание с пожеланием выздоровления, хотя все знали, что это послание до него не дойдёт, а упомянутое выздоровление никогда не наступит. Если верить слухам, растительное существование Воли длилось лишь потому, что никто не хотел взять на себя ответственность за отключение аппаратуры. В завершение делегаты споют национальный гимн, все его куплеты; кто не знал его наизусть, того брали на неодобрительную заметку. Вообще всякая отличительность или неотличимость играли в торжественной мессе центральную роль, уже по одному тому, какое место отводилось делегату, можно было считывать, какой у него был внутрипартийный статус и может ли он претендовать на важный пост. Вайлеман решил завтра попытаться найти в зале Маркуса; как один из руководителей Управления правопорядка он должен был за этот год продвинуться на несколько столов вперёд.
Он только принялся за вторую булочку, как в его голове возникла мысль, ещё не готовая мысль, но её зачатки, конец нити, за который надо очень осторожно тянуть, чтобы не порвать и снова не потерять эту идею.
Завтра будет торжественная месса, с этого начались его рассуждения. Все важные люди конфедеративных демократов будут на стадионе Халлен. И Маркус тоже.
А это значило… Это означало…
В день партийного съезда КД, это знал всякий, кто хоть немного ориентировался, во всех швейцарских высоких кабинетах становилось пусто и сиротливо, и для всех мелких сошек наступало время обстоятельной кофе-паузы. В Управлении правопорядка будет то же самое, и секретарша Маркуса, мышеподобная фройляйн Шварценбах будет бить баклуши или размахивать алебардой в своей компьютерной игре, а фройляйн Шварценбах определённо не была самой яркой звездой на интеллектуальном небосклоне. Он ещё тогда удивлялся, как так Маркус, который любил производить на людей впечатление всем, что касалось внешности, удовлетворился такой нерепрезентативной сотрудницей и не подыскал себе чего-то помоложе и поприличнее. Но, может, её слабые стороны его как раз устраивали, потому что давали ему возможность тем ослепительнее сиять в своём превосходстве. Когда он был ещё мальчиком…
Не отклоняться.
Фройляйн Шварценбах.
Если кто-то и имеет полное представление о личной жизни Маркуса, то она. Секретарши всегда знают про своего шефа больше, чем те догадываются. Она наверняка сможет ему сказать, откуда Маркус и Элиза знают друг друга. Это будет непросто – подступиться к теме незаметно, но если он, бывалый журналист, не сумеет вытянуть у неё из носа всех червей… Почему, собственно, так говорят – «вытянуть из носа всех червей»? Как пришли к такому обороту речи?
Не терять нить.
То было рискованно, конечно, но кто не отваживается, тот не побеждает, и если когда-то его план и имел реальный шанс, то лишь завтра. Короткий визит в Управление правопорядка – и оттуда сразу же назад, в своё убежище. Лучше всего было бы показать мышке-секретарше фото Элизы, тот документальный снимок на паспорт, который он взял из ночного столика Дерендингера, и посмотреть, как она на него среагирует. Незаметно, разумеется, ему нельзя действовать как сыщику, это сразу породило бы недоверие. Придумать какой-нибудь предлог. И для Труди придумать какую-то отговорку; иначе она в своём материнском попечительстве не выпустит его из дома одного. Может, сказать ей…
В замочной скважине двери повернулся ключ.
– Я принесла нам на полдник шоколадные пирожные с кремом, – сказала Труди. – Я знаю, такое теперь даже говорить нельзя, но ведь мы же как-никак в Швейцарии.
– Очень элегантно, твоя новая причёска, – сказал Вайлеман, хотя при всём желании не смог бы обнаружить никакой разницы с тем, что было.
– Всё ради тебя, – сказала Труди.
38
Пятница, 31 июля. День торжественного заседания.
Вайлеман всё ещё нетвёрдо стоял на ногах, но вместе с тем чувствовал себя полным энергии, чего с ним уже давно не было – возможно, причина была в выбросе адреналина из-за приключения, которое он запланировал. Как средневековый рыцарь, который планирует вылазку из осаждённого города, подумал он, и сам поневоле рассмеялся этому сравнению; когда он посмотрелся в зеркало Труди в ванной – модель Сторъёрм, – выглядел он никак не рыцарем – в старомодной полосатой пижаме, унаследованной от одного из её покойных мужей.
Бриться ему не понадобилось, чудо-крем и впрямь исправно функционировал, но волосы он расчёсывал с особой тщательностью, ведь он хотел произвести благоприятное впечатление. Рубашка, к счастью, снова была его собственная, Труди её постирала и отгладила. Но всё остальное непринуждённое старьё, которое он надел тогда для поездки в экскурсионном автобусе,
