Михель Гавен - «Роза» Исфахана
— А в Швейцарию меня теперь с вами отпустят? — голос девушки предательски задрожал.
Джин подошла к ней, обняла, прижала к себе, словно старалась впитать в себя все страхи и неуверенность Марьям. Проговорила негромко, успокаивающе:
— Конечно же, ты поедешь с нами. Этот чертов полковник скоро уберется отсюда, ему здесь больше нечего делать. Он вернется к себе в Тегеран, а мы займемся нашими больными и подготовкой к отъезду в Швейцарию. Готова? — Она заглянула Марьям в глаза.
— Да, ханум! — лицо девушки прояснилось, она снова заулыбалась. — Я хочу поскорее уехать отсюда, ханум! Я больше не хочу здесь жить.
— Немного терпения, и твое желание сбудется, — поцеловала её в лоб Джин. — Сейчас иди к доктору Маньеру, помоги ему с больными, а вечером пойдешь домой и начнешь собирать вещи. Вместе со всей своей семьей.
— Хорошо, ханум! — на лице Марьям вновь заиграл румянец, она стала похожа на себя прежнюю. — Доктор Маньер как раз просил меня простерилизовать инструменты для операции Симин Туркини, вот я этим сейчас и займусь! — Напевая какой-то местный мотивчик, Марьям помчалась по коридору к лестнице, ведущей в крыло, где располагались палаты.
«Страх развеялся, гнетущее впечатление от разговора с аль-Балами рассосалось, — с улыбкой подумала Джин, глядя ей вслед. — Да, молодым свойственно быстро забывать недавние переживания и столь же быстро переключаться на прежние заботы и интересы. Дай бог, чтобы общение с аль-Балами стало для Марьям последним испытанием на её родине».
* * *Джин вернулась в кабинет, распахнула окно: дувший с гор прохладный ветерок приятно освежил лицо. Сдернув платок, Джин посмотрела вниз: на стоявшие перед зданием миссии машины аль-Балами, на лениво прохаживающихся в ожидании своего командира солдат. Видимо, они тоже понимали, что приехали зря — птичка упорхнула. И теперь им оставалось только ждать, когда их начальник завершит все формальности.
Аль-Балами спустился к ним минут через двадцать. К Джин он больше не зашел. Возможно, какие-то вопросы у него к ней еще и были, просто он отлично понимал, что ответов на них всё равно не получит.
Полковник шел тяжело, скованно, точно какой-то груз давил ему на плечи. На мгновение Джин даже пожалела его. Но — лишь на мгновение. «Зло всегда наказывает само себя, — говорила ей в детстве бабушка, — просто не надо ему мешать. Надо оставить его в покое, и тогда оно само себя съест». Разумеется, в Тегеране аль-Балами ждала незавидная судьба. Но в конце концов это — его жизнь, он сам её выбрал и теперь сполна должен попользоваться её дарами. Пришло и для него время узнать, что за всё надо платить. Зло никогда не преподносит щедрых подарков, не спросив за них позднее втридорога. Старая истина.
Однако сейчас надо думать о другом. Джин снова взглянула на часы: стрелки приближались к часу дня. Успели Шахриар с Тарани покинуть Шираз или не успели — вот что сейчас главное. Расстояние между Исфаханом и Ширазом составляет около трехсот километров. Трасса хорошая, скоростная, одна из лучших в Иране, предназначена в основном для легкового транспорта и автобусов, грузовой транспорт следует по другой дороге. Это сделано специально, чтобы грузовики не мешали туристическим автобусам, ведь Шираз и Исфахан — очень древние города, и их обычно включают в общий туристический маршрут. По счастью, трасса не пострадала от землетрясения, так что двух с половиной часов Лахути должно было хватить, чтобы доехать до Шираза. Машина у него хорошая, представительская — новый «СААБ». Скорость до ста или ста пятидесяти километров в час для такой машины — игрушка. Следовательно, по всем расчетам, Шахриар должен был прибыть в Шираз уже в половине двенадцатого, то есть аккурат в то время, когда аль-Балами пожаловал в миссию. Еще час — на то, чтобы найти Тарани, поговорить с ним, собраться и покинуть город. Дэвид предупредил мастера, чтобы тот обошелся с гостем без долгих объяснений, значит, беглецы уже в пути. Если, конечно, не произошло каких-то непредвиденных неожиданностей. Но надо надеяться на лучшее.
Поговорив еще раз с лейтенантом аль-Каримом и отдав ему какие-то распоряжения, аль-Балами втиснул свое грузное тело в машину, солдаты заняли надлежащие им места. Одна за другой машины качали разворачиваться. Аль-Карим побежал к воротам, дабы проводить полковника с полагающимися почестями. Послышались зычные команды. Исламские стражники, стоявшие перед воротами, вскинули карабины на караул. Машины неторопливо проехали мимо них и… наконец покинули миссию. Джин облегченно вздохнула и подумала с иронией: «Вряд ли полковнику аль-Балами по душе старания подчиненных. Наверняка ведь понимает, что они провожают его к разжалованию и аресту. Ведь если бы не придумал „предупреждающий звонок“ для Шахриара, чтобы тот застрелился сам, планы „Министерства информации“ могли бы сложиться куда удачнее».
* * *— Аматула, он уехал? — в кабинет ворвался доктор Нассири. Мятым платком, утратившим былую белизну, он нервно протирал очки в черепаховой оправе, Всегда аккуратно причесанные волосы были сейчас взъерошены, как у дикобраза, и вообще весь вид доктора говорил о его крайнем возбуждении.
— Да, Сухраб, уехал, — подтвердила Джин, махнув рукой в сторону окна. — Только что обе машины выехали за ворота.
— Слава Аллаху, — доктор устало опустился в ее кресло перед компьютером. — До чего же неприятный субъект этот аль-Балами! Нет, я и раньше особой симпатии к нему не питал, но в высшей степени отвращение испытал по отношению к нему сегодня впервые! Меня до сих пор не оставляет ощущение, что он вывернул меня наизнанку и вывалял в грязной луже! Даже не знаю теперь, как и отмыться… Знаете, Аматула, о чем он всё время меня спрашивал? — доктор придвинулся к Джин вместе с креслом. — А не боитесь ли вы, мол, доктор, что станете в чужой стране изгоем, что все будут показывать на вас там пальцем, как на обезьяну, и что никакой врачебной практики никто вам там не предоставит? Там, дескать, все эмигранты бездомными да попрошайками становятся. Господин Буа-Канн, конечно же, пресекал подобные его вопросы и утверждения, но я, грешным делом, и впрямь засомневался, что поступаю правильно, А еще он спрашивал о Шахриаре, и тоже не напрямую, а всё как-то исподволь, с подковыркой, то с одной стороны зайдет, то с другой. Я просто измучился, чтобы не угодить в ловушку.
— Это они умеют, — кивнула Джин, вздохнув. — Вогнать человека в сомнение, одновременно как бы ему сочувствуя. Пугая одиночеством и осуждением общества, для них главное — породить в душе человека страх и неуверенность в собственной правоте. И вот уже цель достигнута: человек и впрямь начал сомневаться в себе и своих поступках, а значит, он уже у них в руках. Или — на крючке, как они выражаются. Такие приемы давно отработаны, не забывайте, Сухраб, в какой структуре служит аль-Балами, — напомнила она. — Но поддаваться на его провокации ни в коем случае нельзя! Иначе полностью проиграете ему и его коллегам свое будущее, свою жизнь. Попросту отдадите её им собственными руками. Одна испанская пословица гласит: «Природный, естественный страх убивает половину человеческой жизни, а природный страх, помноженный на страх искусственный, навязываемый извне, убивает человеческую жизнь полностью, целиком». Аналогичным постулатом пользуются все авторитарные режимы, придумывая тысячи способов, как напугать человека покрепче. Но их уловкам надо сопротивляться, и очень хорошо, Сухраб, что вы это поняли.
— Но как же Шахриар? — Нассири налил себе в чашку остывший кофе из кофейника, глотнул, покачал головой: — Уф-ф, даже в горле пересохло после разговора с этим противным полковником. Однако как же Шахриар? — повторил он вопрос. — Ведь теперь они всей сворой бросятся искать его по всей стране! Есть ли надежда, что ему удастся спастись?
— Думаю, теперь уже есть, — уверенно ответила Джин. — Мы всё правильно рассчитали и вели себя достаточно спокойно и сдержанно, чтобы выиграть нужное нам и особенно Шахриару время. Надеюсь, в данный момент Шахриар находится в надежном месте, и опасность ему уже не угрожает. Но сказать точнее смогу только завтра утром: к тому времени я рассчитываю получить сообщение о судьбе Лахути от весьма компетентного источника.
— До следующего утра, — сокрушенно покачал головой Нассири. — Как долго ждать! Я, наверное, сойду с ума от беспокойства за него.
— Вы добрый и отзывчивый человек, Сухраб, — признательно улыбнулась ему Джин, — но не стоит торопить события. Иногда важнее — проявить выдержку. И сейчас у нас как раз тот самый случай. Я непременно расскажу вам во всех подробностях об уходе Шахриара из страны, когда это уже не сможет причинить ему никакого вреда. А пока, дорогой коллега, возвращайтесь к семейству Агдаши и порадуйте их получением разрешения на выезд из страны. Правда, иранцы дали лишь временное разрешение, снабдив его формулировкой «на время лечения», но для нас сейчас главное — вывезти их. А уж потом мы придумаем, как сделать, чтобы мать с сыном никогда более не вернулись назад. Заодно, Сухраб, подумайте, кстати, о мерах, которые нам нужно будет предпринять, чтобы Али перенес перелет как можно легче, — попросила Джин. — Займитесь этим, и время ожидания вестей о Шахриаре пролетит незаметно.
