Код Адольфа Гитлера. Апрель - Владимир Иванович Науменко
– Господа! Фюрер! – войдя в зал первым, привычно молвил Борман.
Все встали, нацистским салютом приветствуя Гитлера. Он прошёл к креслу, уселся в него, а затем произнёс:
– Начинайте, Кребс!
– Мой фюрер! – обратился Кребс. – В основном сегодня на совещании будет докладывать он, так как карта военных операций ограничивалась Берлином и Потсдамом. – Русские охватили Берлин с севера, форсировали реку Хавель. Они также овладели Бергфельде и Штольпе и вышли на восточный берег Хавеля в районе Геннингсдорфа.
– И что из этого следует, Кребс? – поинтересовался фюрер, его взгляд обратился к карте.
– Мой фюрер! – памятуя о вчерашней истерике фюрера, взволнованно произнёс Кребс – Из этого следует, что русские получили шанс для окружения крепости Берлин.
– Конкретно?
– Русские прорвали оборонительный обвод. Они, мой фюрер, глубоко вклинились в расположение города. Идут тяжёлые бои на городском обводе в районе Вейсензее. В лесисто-болотистом районе юго-восточнее Берлина русские окружили нашу группировку. Как вам известно, мой фюрер, наступление армии Штейнера началось сегодня утром, но успеха не имело. Наступающая ударная группировка под нажимом с востока отступила и оставила плацдарм на южном берегу канала в районе Ораниенбурга. Русские разбили 3-ю морскую дивизию, которая в спешке была переброшена с другого участка фронта. К середине дня Штейнер просил меня передать ему из подчинения 9-й армии Буссе дивизию СС «Нордланд» и 25-ю танково-гренадёрскую дивизию.
Гитлер молча рассматривал карту, слушал доклад Кребса, не перебивая его. Маленький худой Геббельс, как замечалось всеми, выглядел на совещании бледным и осунувшимся. Не стоило гадать. На лицо были все признаки скорого падения Берлина, но обманывавший всю нацию пропагандист сам отказывался признаваться себе в этом. В основном он хранил молчание, вопросы задавал редко, но весьма внимательно слушал объяснения Кребса по карте. Он предчувствовал свою обречённость, своё политическое банкротство. В его глазах затаилась невыносимая боль за предстоящий крах нацистской Германии, крах самого Берлина, там давно уже отсутствовал блеск фанатичного пропагандиста. Придумать какое-либо оправдание военным поражениям вермахта он был не в силах.
– Бои идут в Карлсхорсте, в части района Копеник, противник с ходу форсирует Шпрее, – говорил Кребс. – Ожесточённые бои идут в районе тюрьмы Моабит, через Трептов парк русские вышли к берлинской электростанции. Нависла угроза обесточивания целого города. Сегодня они начали штурм Силезского вокзала, но с нашей стороны встретили упорное сопротивление. Большое депо, железнодорожные мастерские, множество пакгаузов, складов, электроподстанция, даже водокачку мы заблаговременно подготовили как долговременные укрепления. Многие подходы к вокзалу заминированы.
– Даже полк Гитлерюгенда участвует в обороне мостов через Хавель на западе Берлина перед Шпандау, – улучив момент молчания докладчика, от себя добавил рейхсфюрер молодежи Аксман.
Поднявшись из кресла, Гитлер, изобразив на лице разочарование, нервно потёр руки. Все напряглись. Сейчас он должен был сказать своё слово, и он это сделал: Я считал, что если я останусь, все солдаты проникнутся верой в победу и двинутся спасать город. Штейнер пока не справляется с поставленной задачей. Армия генерала Венка идёт к Берлину. Венк, господа, – это спасение, это наш последний шанс. Придёт Венк – и русские будут отброшены за Одер. Запомните, Кребс, война для солдата заканчивается только его смертью! – резко отрезал Гитлер. – Мы еще докажем им, что умеем сражаться. Сдача русским в плен для немецкого солдата, всё равно что работать сталинской лошадью в лагерях Сибири, где их ждёт позор и неминуемая гибель.
– Вы правы, мой фюрер! – стал говорить Геббельс. – Колонны немцев двинутся в направлении сибирской тундры.
Однако мрачная шутка Геббельса не была оценена по достоинству даже фюрером.
– Четыре с половиной миллиона берлинцев! – с этим восклицанием Гитлер обратился к Аксману. – Да! Русские взвалили на себя непомерный груз! Прокормит ли берлинцев Сталин, если город ему покорится? Я думаю, Сталин не станет этого делать. Нам, немцам, остаётся лишь сражаться. Я приказываю 12-й армии Венка, действующей сейчас западнее и юго-западнее Берлина против войск союзников, повернуть фронт на восток и перейти в наступление против советских войск в общем направлении на Берлин, где ей и предстоит соединиться с 9-й армией Буссе. Как видите, господа, сил у нас хватит, чтобы не сдать Берлин русским. Я также приказываю, вы слышите меня, Кейтель и Кребс, 41-му танковому и 39-му армейскому корпусу 12-й армии наступать на Берлин из района Фербеллин, Ратенов через Науэн. Фегеляйн сегодня поедет туда формировать батальон. СС покажет еще себя на поле битвы. 20-й армейский и 48-й танковый корпус 12-й армии Венка должны наступать с юго-запада на Берлин через Бельциг, Потсдам. Для руководства действиями 12-й армии я поручаю Кейтелю завтра вылететь в ее район.
– Так точно, мой фюрер! – по-армейски отчеканил Кейтель.
– 9-й армии, мой фюрер, – произнёс Кребс, – приказано перейти в наступление на Берлин с юго-востока из района Вендиш-Бухгольц, где она должна соединиться с 12-й армией. По правому флангу русских, мой фюрер, что обходят Берлин с севера, таким образом, армейская группа Штейнера нанесёт ощутимый удар. Думаю, Штейнер реабилитирует себя в ваших глазах. Для выполнения этой задачи я приказал усилить его группировку 4-й полицейской моторизованной дивизией СС, 7-й танковой дивизией и частями 25-й моторизованной дивизии. Северный берег канала Гогенцоллерн – а это участок Одерберг, Берневе – должен прочно обороняться 1-й и 2-й пехотной бригадой «Герман Геринг». Здесь также будут задействованы пехотные бригады «Крезин» и «Ширмер».
– Славно, славно! – вставая с кресла и направляясь к выходу, произносит Гитлер. И обнадежил совещание: – Куда бы ни сунулся враг, везде он получит достойный отпор, окажется в пустыне. Верьте! И скоро ход сражения может перемениться в нашу пользу.
Совещание продолжилось до 17 часов 30 минут. То, что Шпеер увидел там, потрясло и ошеломило его. Сомнений у него не было. Любимый архитектор фюрера трезво оценил все сцены этого совещания, так как не был убеждён,
