Евгений Коршунов - Операция «Хамелеон»
— Так вот ты, оказывается... какой! — задумчиво произнес он.
— Какой? — откликнулся Петр.
Роберт встал, подошел и сел на кровать в ногах у Петра.
— Питер, — медленно начал он, — ответь мне на один вопрос...
Он на мгновение задержал дыхание, как перед прыжком в воду, и решился:
— Ты разведчик?
От неожиданности Петр даже вскочил:
— Ты... пьян?
Австралиец усмехнулся:
— Конечно, если бы это и было так, ты ни за что бы не сказал мне этого!
— Это уж точно!
Петр начинал потихоньку закипать.
— Да, ты не разведчик, — уже тверже сказал Роберт. — Я служил в контрразведке... во Вьетнаме. Я видел настоящих разведчиков. Одни из них молчали, другие говорили слишком много, когда мы с ними... работали. Но ни один разведчик в мире, даже самый-самый бездарный, не делал бы столько глупостей, сколько делаешь ты.
— Иди и выспись! Или напейся! Только оставь меня в покое, ученик Шерлока Холмса!
Но Роберт упрямо мотнул головой:
— Джин меня уже не берет. Нервы.
Он протянул руку и взял с туалетного столика пачку фотокопий письма доктора Смита, свернул их в трубку.
— Это не для тебя, Питер! Оставь это мне. С тебя хватит!
Петр прищурился, на скулах его выступили желваки:
— Это бумаги Элинор, она ждет их!
— И она их получит.
Австралиец спокойно сунул бумаги в карман.
Петр усмехнулся и покачал головой:
— Так вот кто ты такой, Роберт Рекорд!
Но австралиец сделал вид, будто не слышал его слов.
— Так-то будет лучше, — мягко сказал он.
В дверь резко постучали. Она распахнулась и в комнату вошел высокий голенастый европеец в форме гвианийской полиции: серо-голубая рубаха со множеством блестящих медных пуговиц, широкие шорты из грубой жесткой материи, отглаженные так, что складки их торчали, как острия ножей. Под мышкой он держал деревянный жезл.
Петр сразу же узнал его. Это он уводил сегодня малама Данбату там, в университете. Только тогда он был в штатском.
— Мистер Николаев?
— Я.
Офицер козырнул, окинул его взглядом с головы до ног, потом перевел водянистые глаза на Роберта.
— Я хотел бы поговорить с мистером Николаевым наедине, — сказал он сухо.
Роберт, не глядя на Петра, вышел.
— Разрешите представиться. Комиссар Прайс. Советник иммиграционного управления Гвиании.
«Спокойно, — сказал сам себе Петр. — Держись! Главное не поддаться на провокацию».
— У нас есть основания считать, — сухо продолжал Прайс, — что при въезде в страну вами были нарушены визовые правила.
— Ерунда! — усмехнулся Петр.
Он вытащил из нагрудного кармана паспорт и протянул его Прайсу. Тот взял документ и, не глядя, сунул в карман.
— А сейчас я предлагаю вам проехать со мною в главное полицейское управление.
— Это что же? Арест?
Петр изо всех сил старался быть спокойным.
— Арест? — улыбка искривила сухие, бесцветные губы Прайса. — Нет, мы задержим вас... всего на несколько часов.
— Я требую информировать об этом советское посольство и не буду отвечать на вопросы, если при этом не будет присутствовать наш консул.
— Это ваше право, — учтиво кивнул Прайс. — А сейчас прошу! Вещи ваши будут вам доставлены чуть позже.
И он приоткрыл дверь, пропуская Петра вперед.
Лишь только они вышли из подъезда отеля, как Петра ослепили вспышки блицев. С десяток фотокорреспондентов снимали их, пока они шли к машине Прайса — полицейскому «джипу».
Прайс сам сел за руль, включил сирену, и машина с воем рванула с места.
Они ехали по темным улицам города, и редкие прохожие при звуке сирены испуганно жались к глухим глиняным стенам домов-крепостей.
От Прайса сильно пахло спиртным, но машину он вел уверенно. Петр даже залюбовался его точными, четкими движениями.
«Что значит — привык, — подумал Петр. — А машина-то похожа на наш «газик»... Интересно, смог бы я ее вести?»
Прайс выключил сирену, они выехали на загородное шоссе.
— Куда мы едем? — встревожился Петр.
Англичанин чуть повернул к нему свое лошадиное лицо.
— Если бы я хотел вас похитить, это бы было сделано не в присутствии журналистов у подъезда отеля.
Он усмехнулся:
— Считайте, что вы лишь переезжаете из одного отеля в другой, загородный...
«А он выпил, и ему хочется поболтать, — отметил про себя Петр. — Что же, давайте попробуем. Может быть, что-нибудь прояснится».
— Вы давно в Гвиании? — спросил он миролюбиво.
Англичанин от неожиданности даже обернулся:
— Наверное, столько лет, сколько вы прожили на свете.
— И нравится?
— Глупый вопрос! — отрезал Прайс.
Он притормозил и свернул с дороги на чуть заметную колею, уводящую в саванну. Машина въехала в узкий коридор, проложенный между стенами желтой, в рост человека, травы и понеслась по нему, поднимая клубы горьковатой пыли.
В горле у Петра запершило, он закашлялся.
— Выпейте виски, — предложил Прайс. — Там, в ящичке около сиденья бутылка.
Петр нашарил ящичек, достал бутылку и отвинтил пробку. «Стаканчиков, конечно, здесь не полагается», — сообразил он. И, поднеся горлышко бутылки к губам, невольно улыбнулся: и все-таки даже в этом приключении была своя прелесть! Ночная саванна, старый колонизатор, виски прямо из горлышка.
Но сейчас же он обругал себя за легкомыслие: тоже нашел романтику! Наши завтра будут стучаться во все двери, чтобы узнать, что с ним случилось, и выручить, а он...
Не говоря ни слова, Прайс протянул руку и взял у него бутылку. Он даже не притормозил, поднося ее ко рту. Его кадык ходил в такт бульканью.
Выпив, англичанин вернул бутылку Петру: она была уже почти пуста. «Ого», — подумал Петр, завинтил пробку и положил бутылку на место.
Горизонт впереди светился слабым розоватым светом. Тонкая полоска красного быстро расширялась, наползала на черноту неба.
— Что это? — спросил Петр англичанина.
— Проскочим! — уверенно ответил тот, и «джип» увеличил скорость. Сухие и толстые стебли травы шуршали, царапая бока машины. Они нависали над крышей, бились в ветровое стекло.
— Но что же это? — опять спросил Петр, не желая верить смутной догадке.
— Огонь. Племена пустили пал по саванне. Они делают это каждый год перед началом посевов. Красивое зрелище!
Голос Прайса был равнодушен.
— Но ведь огонь идет на нас! — вырвалось у Петра.
— Боитесь?
Теперь в голосе Прайса была ирония:
— И не идет, а мчится. Как экспресс!
Он вдохнул всей грудью.
— Когда горит саванна, и запах гари-то какой-то особый!
— Вы говорите об этом, как поэт! — стараясь не выдать волнения, заметил Петр.
Голос Прайса опять стал сух и бесцветен:
— Просто я проскакивал сквозь пал раза три. Главное, чтоб только не подвела машина.
Он усмехнулся:
— Вам повезло, будет что вспомнить.
Небо было уже багровым почти наполовину. Сквозь опущенные стекла врывался горячий ветер, пахнущий дымом и гарью. Желтое море сухой травы шло волнами и сверкало в длинных белых столбах света, бегущих перед фарами «джипа».
Прайс жал на акселератор, и «джип» несся вперед. Пожар и машина сближались.
— Через десять минут встретимся, — сквозь зубы процедил англичанин. Он отрезвел, и теперь лицо его было каменным от напряжения.
— Дьявол! — неожиданно вырвалось у него. Он резко крутанул баранку руля, но было поздно: «джип» врезался в темную массу, вывалившуюся вдруг на дорогу из зарослей. Что-то охнуло, взревело, с шумом кинулось в сторону.
«Джип» подбросило, накренило, потом машина опять встала на все четыре колеса... и мотор заглох.
Петра швырнуло вперед, на ветровое стекло. Он успел выставить впереди себя руки и больно ударился ладонями о щиток приборов. И сейчас же обернулся к Прайсу. Англичанин мешком осел на сиденье, подбородок его упирался в грудь, в которую пришелся удар рулем...
— Эй!
Петр потряс его плечо:
— Очнитесь!
Прайс тихо застонал и повалился на бок, на Петра...
«Бежать! Оставить Прайса здесь, в горящей саванне, и бежать?»
От этой мысли Петра бросило в жар, все тело вдруг ослабло. Да, это была реальная возможность вырваться из лап похитителя. Но он сразу же овладел собою. Бежать — это значило признать себя в чем-то виновным. В чем — Петр уже догадывался. Слишком накалялась атмосфера с приближением забастовки, чтобы на нем сейчас не попытались отыграться те, кто хотел бы расправиться с левыми.
Петр глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Надо было что-то делать. Он осторожно вытащил англичанина из-за руля, положил на сиденье, затем вылез из машины, обошел ее и занял место водителя...
Пал приближался. Небо светлело с каждой минутой. Из красноватого оно становилось оранжевым, потом желтым... Справа и слева от машины гудела земля: невидимые стада неслись мимо в бешеном галопе. Трава впереди была примята — видимо, «джип» врезался в стадо диких быков или каких-нибудь других крупных животных и налетел на одного из них.
