Свобода выбора фатальна - Александр Николаевич Бубенников
Брагин мысленно поблагодарил за изобретательское устройство своего мозга, как-никак у него вовремя приходят в мозг нужные слова и понятия, всё моментально ставится на место и позволяет овладеть любой ситуацией, любыми самыми негативными обстоятельствами. К тому же естественное общение на иностранном языке «безо всякого языкового барьера». Будучи в Германии, Брагин заставил себя думать сначала на английском языке, потом – как-никак он в Германии – мыслить на немецком. Ведь в школе изучал этот язык. И на немецком языке заговорил, и на английском, само собой, свободно врубаясь в разговоры, в те же телеканалы.
Интересно, оказывается и человеческое общение с иноземными соплеменниками, и случайная информация, которая мгновенно и естественно выхватывается из мозга – легко и автоматически, как сuckold» – и он уже думал о своих чисто математических и программных алгоритмах и приложениях численного моделирования, оптимизации сложных систем с противоречивыми параметрами. Раньше для оптимизации и идентификации параметров он использовал асимптотические методы с азами теории плавного возмущения. Переход от технологического к физическому в многомерном рассмотрении должен быть естественным, как в «шоковом» отклике на сuckold… С автоматизацией он уже расправился в своём программно-алгоритмическом комплексе, а в естественность должна быть включена «шоковая» оптимизационная программа с прорывными численными методами оптимизации частоты сетки точность-сложность дифференциальных уравнений в частных производных. Вот об этом когда-то пытала Брагина юница Лера в Дивноморске, Брагин вспомнил о ней внутренне смягчился: как было, оказывается близко решение естественной оптимизации и дикого сокращения затрат памяти и машинного времени – как отклик на шокирующий «сuckolding». Он и дал совет юнице использовать симбиоз асимптотики и шокового возмущения в алгоритмах оптимизации.
Глава 28
А летчики продолжали чудить в небе Фриско, теперь уже кувыркаясь и делая какие-то замысловатые воздушные па на больших высотах. Баловням праздника, баловням американской мечты легко удавались пируэты, петли, скоростные ритмичные перевороты «на спину», «на бок», «на живот». Они своей яростною скоростью, легкостью маневра, бесстрашным всесилием наверху как бы насмехались надо всем, что приковано к земле, ко всему нелетающему, ходящему, ползающему. Для них, вероятно, все внизу были маргиналами, раз не способны взлететь, раз не в состоянии вырваться из оков земного тяготения, раз обречены на земные тяготы и заботы без надежды сорваться в небо, удивить и почудить в воздухе под солнечными утренними лучами. Ведь многое в этой жизни ходящих, прогибающихся, ползающих на брюхе под солнцем – тщета… Летчики подчеркивали с позиций настоящих небесных маневров, высоты и скорости земную тщету, ограниченность, затхлую предопределенность всех нас внизу, независимо от принадлежности к имущим или маргинальным кланам. Для них мы все едины – и вон тот миллионер, подъехавший к пирсу на лимузине с роскошной пышногрудой блондинкой в бриллиантах, и вон тот беззубый бродяга с обнаженными желтыми грязными протезами вместо ног, протянувший за подаянием толпе стакан из-под кока-колы. Летчики ближе к небу, к космосу, а перед небом, космосом всё едино, что год, что десять, что сто, что тысяча – всё одно мгновение с разными земными жизнями, судьбами богатеев и маргиналов…
Брагин, убыстряя шаг, шел по пешеходной дорожке вровень с трусящими бегунами вдоль побережья к чудесному висячему мосту «Золотые ворота», над которым только что пронеслась очередная тройка синих истребителей. Истребители были дьявольски хороши в фантасмагории шоу, но Брагин в который раз задавал себе, и мысленно тем бравым американским летчикам вопрос: «Слабо иль не слабо промчаться под этим мостом пятеркой «пузом вверх» на сверхзвуковой скорости на ваших синих птицах, как сделал это когда-то несколько раз в тридцатых годах на допотопном по нынешним меркам, испытываемом самолете ваш летучий русский собрат Валерий Чкалов?»
С точки зрения здравого смысла – это абсолютно безумный, даже глупый, хулиганский поступок… Но его запомнили, потому что он был и удался, потому что был продемонстрирован класс аса… Неужели еще никто из американских летчиков не пролетел под этим мостом «Голден гейт», тем более пузом вверх, в составе трио, пятерки? Или все же слишком законопослушны и напуганы штрафными санкциями летчики-свободолюбцы? А если нет, не летали вверх пузом под мостом, если вы не свободны в поступках, и не слишком всесильны в своем мастерстве и космической удаче, не когда-нибудь абстрактно, а прямо сейчас, в сей же миг, то такие ли мы все внизу маргиналы, желающие лицезреть чудо, а не банальные пролеты в строю? И такие ли вы всемогущие перед таинством следующего мига вечности?..
Он прошел туда и обратно по сказочному висячему мост «Голден гейт». Из любопытствующих пешеходов ему на удивление никто не встретился. На высоте моста царил пронизывающий ветер океанского залива… Но не ветер был причиной отсутствия пешеходов над заливом. Американцы явно отдавали предпочтение передвижениям на автомобилях пешим прогулкам по мосту – потому и толстяков и страдающих от ожирения пруд пруди… Встречные потоки машин в оба конца моста были плотными и стремительными. Америка в этот ветреный день по-прежнему мчалась «делать деньги». И эту Америку, делающую деньги, не интересовали ни безденежные маргиналы, ни летчики, презирающие с высоты своих полетов земные ценности опасной и великой страны «желтого дьявола».
Возвращаясь под вечер назад с моста в сторону пирсов, Брагин решил зайти в один из музыкальных клубов. Уж больно призывно из его распахнутых окон на втором этаже несся старый добрый рок-н-ролл середины-конца пятидесятых. Но пока он устраивался за отдельным столиком в уголке полупустого зальчика, пока ждал официантку, трое белых музыкантов группы, сыграв под финиш парочку коротеньких старых хитов, под хиленькие аплодисменты, неожиданно стали быстро собираться и чехлить свои инструменты. «Вот досада, –
