Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Сверху раздался глухой нарастающий рокот. Потом по небу пронеслась тень в ярких точках огней. Бирк-Ларсен проводил пассажирский авиалайнер глазами. Тот заходил на посадку.
— Эй, тут же рядом аэропорт. Какой дурак станет держать здесь собак?
— Я хотел показать тебе кое-что. Мы быстро. И сразу обратно.
— Пернилле…
Фургон опять тряхнуло. В свете фар Бирк-Ларсен увидел, что под колесами щебенка, а вдоль обочин каналы. Подсвеченный бледным сиянием луны за облаками, перед ними вырастал лес. Какое-то смутное воспоминание пробивалось к Бирк-Ларсену через пивное опьянение.
Вагн Скербек помешал ему поймать ускользающий образ из прошлого:
— А помнишь, как мы с тобой ездили на ночную рыбалку?
— К черту рыбалку, Вагн. Где эта проклятая собака, наконец?
Они оказались среди деревьев. Голая серебристая кора, тонкие стволы, тянущиеся кверху, как руки мертвых из-под земли.
— Мы всегда так мерзли. И ни рыбешки ни разу не поймали.
Фургон двигался почти со скоростью пешехода, но все ехал и ехал, выкарабкиваясь из одной колдобины и тут же попадая в другую. Бирк-Ларсен чувствовал, что впадает в какую-то тягучую пьяную прострацию.
— Ты сказал, что, если мы не привезем Пернилле обещанных угрей, она решит, будто мы не рыбачили, а сидели в баре. Видел бы ты свое лицо, когда я принес рыбу. Но ты никогда не спрашивал, откуда она взялась.
— Вагн…
— А я стащил ее из чьей-то ловушки.
— Ну и что?
Скербек кивнул:
— Вот-вот. Ну и что. Главное, что все улажено. А как — знать не обязательно, и тогда ты можешь спокойно спать по ночам. Какая тебе разница?
Он нашел место, которое искал, остановил машину, поставил ее на ручной тормоз.
Вокруг — светлые стволы в слабом лунном свете, глубокие канавы по обеим сторонам дороги и ни единого признака жизни.
Скербек выскочил, пошел к задним дверям фургона, открыл их. Бирк-Ларсен вздохнул, отхлебнул еще пива. Решил, что и ладно, все равно нужно отлить. Он выбрался наружу, пошатываясь, обошел фургон.
Вагн Скербек переоделся и стоял перед ним в полном охотничьем обмундировании: высокие черные сапоги, длинный плащ защитного цвета, через плечо ружье. Из фургона он вытаскивал вторую пару сапог.
— Тебе они понадобятся, Тайс.
— Что это?
— Надевай, живо!
Потом он дотянулся до обрезка бруса в кузове, взял его в обе руки.
— Поедем домой, — со вздохом произнес Бирк-Ларсен. — Пернилле…
Он даже не увидел, как взлетел тяжелый брус. Удар пришелся в висок, и Бирк-Ларсен всем весом упал на дверь фургона, а оттуда осел тяжелым кулем на землю. Глаза заливала кровь.
Скербек подтолкнул его дулом ружья:
— Не прикидывайся, вставай.
Сам он вынул большой электрический фонарь из фургона, включил свет, потом закрыл дверцы.
— Ладно, к черту сапоги, — решил он. — Давай, пошел.
И толкнул Бирк-Ларсена вглубь леса.
Через десять минут Лунд остановила машину возле моста, где было найдено тело Нанны, и пошла к лесу по длинной прямой тропе. Пернилле спешила за ней следом. Где-то за их спинами вспыхивали синие огни, слышны были голоса людей, переговаривающихся по рации. Низко пролетел вертолет, пронзая лучом света мрак Пинсесковена.
У нее был только один слабенький фонарик, да тусклый свет луны просачивался сквозь тонкие облака. Опять зазвонил мобильный.
— Я подключил пару машин и кинологов из аэропорта, — услышала она голос Брикса. — Они нашли фургон. Он пуст.
Она вспомнила лес, в котором велись поиски три недели назад: лабиринт из троп и дорог, перерезанный во всех направлениях каналами, с расползающимися пятнами топких болот. Часть дорог завалена деревьями, другие стали непроезжими после недавнего ливня.
— Собаки… — начала Лунд.
— Собаки взяли след, — сказал он. — Идем за ними.
— Сколько у вас людей?
— Пять патрулей. Где вы?
— В лесу. Думаю, впереди вас. Нужно спешить.
Она слышала лай, различала свет фонарей. Присмотревшись внимательнее, она сориентировалась и вытащила карту — одну из тех, что раскладывает повсюду администрация заповедника. Вспомнила, как ухмылялся Ян Майер, держа под мышкой дохлую лису с проволокой и бойскаутским платком вокруг шеи.
Лунд двинулась вперед, Пернилле шла за ней.
Тайс Бирк-Ларсен ковылял первым. За ним шагал Вагн Скербек с ружьем в руке.
— Живей, — велел он, когда Бирк-Ларсен привалился к серебристому стволу.
Деревья становились толще, росли чаще. Под ногами был папоротник и прелая листва.
Лай собак в отдалении, голоса людей…
Бирк-Ларсен оступился, перешагивая яму с водой, свалился на мокрую землю, забарахтался в грязи.
— Вагн…
Скербек посмотрел на испуганного, окровавленного человека у него под ногами.
— Что ты делаешь, Вагн? Что…
Вместо ответа Скербек выстрелил, направив ружье на поросший лишайником пень в шаге от лица беспомощного Бирк-Ларсена.
Собаки лаяли громче, голоса приближались с каждой секундой.
— Вставай. Иди, — сказал он. — И не останавливайся. Уже недалеко. Недолго.
Лунд услышала выстрел. Пернилле слабо и тонко вскрикнула.
Потом тишина. Больше не стреляли.
Голос Брикса в гарнитуре Лунд:
— Что происходит?
— Я не знаю.
— Вы недалеко?
— Я не знаю. Я…
Вой самолетных двигателей заглушил ее слова. Заглушил ее мысли.
На краю канавы, поросшей зеленой ряской, Бирк-Ларсен споткнулся, упал лицом вперед. Руки Скербека подняли его. Он побрел дальше, продираясь через мертвый бурелом, увязая в топком дне. Выбрался на другой край, задыхаясь, в крови.
Лес стал почти непроходимым. И потом вдруг отступил, оставив после себя редкие деревья.
Лучи фонарей совсем рядом. Заливались лаем собаки, рвущиеся идти по следу, слышны были окрики кинологов, переговоры по рации.
Они вышли на поляну, поросшую высокой травой. Скербек в зеленом плаще оглядел круг посреди голых стволов, сказал:
— Все. Здесь.
Между деревьями замелькали огни. Скербек отвернулся от них, посмотрел на человека рядом с собой. Из левого виска потрясенного происходящим Бирк-Ларсена шла кровь, превращая глаз, нос и щетинистую щеку в жуткую маску.
— Тайс, скоро тебе много чего наговорят.
Бирк-Ларсен стоял сгорбленный и немой.
— Я хочу, чтобы ты услышал это от меня.
С фонарем в левой руке и ружьем в правой, Вагн Скербек снова прислушался, покачал головой, неожиданно засмеялся:
— Иногда такое случается, ни за что не подумаешь, что это возможно. А потом вдруг раз — и вот оно, и ты ничего не можешь поделать, не можешь остановить…
Большой человек с окровавленным лицом молча смотрел на него.
— В тот вечер Леон звонил тебе, чтобы сказать о Нанне. Он подвозил ее к дому на Сторе-Конгенсгаде. Я уже знал: она что-то замышляет. Видел их на вокзале. Она собиралась уехать с тем грязным иностранцем. — Скербек взмахнул ружьем. — Уехать с этим тупым индийским выкормышем. Ты понимаешь?
Бирк-Ларсен выдавил что-то нечленораздельное.
— Я знал, что бы ты сказал на это. Но тебя не было. Поэтому я поехал и разыскал ее. — Он заговорил громче: — Я разумный человек! Ты знаешь это! Я поехал туда, чтобы отговорить ее, объяснить, что это неправильно. Но это же Нанна. Она не слушала. В ней твоя кровь. Она бросилась на меня, кричала, царапалась…
Бирк-Ларсен стоял неподвижно, как дерево.
— Ты сам знаешь, какая она была. Твоя кровь. А я? — Скербек направил луч фонаря на себя. — Я думал о тебе, о Пернилле, о мальчиках. О том, о чем бы и ты думал. И чувствовал то же, что и ты, если бы узнал, как она поступает с тобой.
Маска начинала спадать с него. Глаза заблестели от слез, голос стал прерываться.
— Мы все любили ее. Но ей было все равно. Она не думала ни о тебе, ни обо мне. Ты ведь знаешь, что это так. Ты знаешь, Тайс.
Кровь начинала спекаться в корку на окаменевшем лице Бирк-Ларсена.
— Тайс…
Голоса совсем близко. Лучи фонарей рыскали между серебряными стволами за их спинами.
— Иногда просто не можешь предсказать, что произойдет. Не догадываешься ни о чем, не понимаешь, откуда вдруг… А это уже случилось.
Ружье покачнулось в его руке, нацелилось стволом в грудь Тайсу.
— Ты и сам это знаешь. И с тобой это было.
Он смотрел в сторону, борясь с чувствами.
— Никаких объяснений, никаких оправданий… Ты просто… — Вагн Скербек провел рукой по глазам, словно вытирая что-то. — Ты просто должен все уладить. И стараешься как можешь.
Он поднес ружье к плечу, убедился, что оно заряжено.
— Ты понимаешь, о чем я?
Ружье опустилось вниз.
— Мы приехали сюда. На это самое место. Она боялась. Я знал, что ты никогда не поймешь.
Молодые глаза, молодое лицо, ни серебряной цепочки на шее, ни алого комбинезона.
