Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Бюлов застыл с открытым ртом. Брикс уже доставал телефон.

— Дежурного, — сказал он.

На посту частного крыла больницы находилась одна-единственная медсестра.

— Вы член семьи или друг? — спросила она, когда он сообщил, что желает видеть Поуля Бремера.

— Ни то ни другое.

— Тогда ничем не могу помочь, извините.

— Скажите ему, что пришел Хартманн. Он хотел меня видеть.

— Ему нужен покой.

Хартманн молча поставил локти на стойку поста.

Она зашла в одну из палат. Через некоторое время оттуда вышло четыре человека, среди которых Хартманн узнал жену и сестру Бремера. Обе плакали. Они быстро прошли по коридору мимо него и свернули в комнату ожидания.

Вернулась медсестра:

— Я прошу вас не волновать его. Если он почувствует себя плохо, вы должны сразу вызвать нас, у кровати есть кнопка. Мы только что перевели его в эту палату, и еще не вся аппаратура подключена.

— Конечно, — покивал Хартманн. — Как он вообще?

Она не сказала на это ни слова, молча отвела его в палату и ушла.

Над кроватью висела лампа. Бремер лежал на белой больничной простыне, в белой пижаме. В ноздрях прозрачные трубки носового катетера с кислородом, очков нет, подбородок не брит. В таком виде он казался моложе. Эта маленькая пустая комната будто сняла с него все заботы внешнего мира, сняла то бремя, которое лежало на Поуле Бремере каждый миг его рабочего дня.

Мэр Копенгагена поднял на него глаза, прищурился и издал слабый смешок.

— Во вторник я бы с легкостью победил тебя, Троэльс, — сказал он едва слышно. — Ты сам это знаешь.

Хартманн стоял рядом с капельницей, сунув руки в карманы.

— Может, еще победите.

— Нда…

— Послушайте, Поуль, может, вам лучше сейчас говорить с докторами. Или с семьей. Но не со мной.

— Ты мой наследник, — сказал Бремер, хмурясь. — Так что потрудись выслушать.

Возле кровати стоял табурет. Хартманн подтянул его поближе к изголовью и сел.

— Ради бога, Троэльс, не делай такого скорбного лица. Меня тошнит от твоего вида. — Снова слабый смех. — Если бы я был на твоем месте, тридцать лет назад, я бы подкрутил что надо на этой чертовой капельнице и отправил меня в ад. А корону бы забрал себе.

— Не верю ни одному слову, — сказал Хартманн и неожиданно для себя понял, что улыбается.

— Верно, — согласился Бремер. — Тогда я любил пламенные речи и угрозы, я был таким, как ты сейчас. Тоже идеалист и душа нараспашку. Потом ты получаешь то, к чему так стремился. И понимаешь… — Лицо Бремера исказила гримаса отвращения. — Понимаешь, что у тебя в руках кусок дерьма и что ты не в силах ничего изменить.

— Вам надо отдыхать.

— Отдыхать? — Его голос стал чуть громче. — Как можно отдыхать? Как можно вообще что-то делать… что-то менять… если у тебя нет власти?

— Поуль…

Глаза старика затуманились, он дышал часто и сипло. Его пальцы сжали руку Хартманна. Это было слабое и дрожащее прикосновение тяжело больного человека.

Запищал и замигал монитор над кроватью.

— Ты думаешь, ты не такой, как я, — прохрипел Бремер. — Может, ты и правда другой. Теперь все не так, как было. Я многого уже не понимаю. — Он закашлялся, поморщился от боли.

— Поуль? Что вы хотели мне сказать?

Бремер повел глазами, пытаясь сфокусировать взгляд:

— Я знаю, кто тебя защищал.

Быстрыми шагами в палату вошла медсестра, взглянула на монитор и сказала:

— Я вынуждена просить вас выйти.

Хартманн поднялся, но слабая рука Бремера все еще цеплялась за него.

— Я думал, это Риэ, но это была не она.

Старик хватал ртом воздух в очередном приступе боли. Медсестра пощупала его лоб, снова всмотрелась в монитор.

— Я послал кое-что тебе в штаб. Решай сам…

Сестра вызвала реаниматологов. В коридоре раздался топот бегущих людей.

— Вы должны уйти, — сказала она твердо, указывая на дверь.

Однако Бремер по-прежнему держал Хартманна за руку, по-прежнему на него был направлен властный взгляд серых глаз.

— Сделай правильный выбор, Троэльс. Тебе придется жить с этим, никому другому.

Вдруг по его щекам потекли слезы, черты исказил ужас.

— Думаешь, ты капитан этого корабля, — шептал Поуль Бремер сквозь боль и смертный страх. — Но на самом деле… это он правит нами всеми. — Тонкий дрожащий голос, разжимающиеся бессильно пальцы. — Троэльс…

Вокруг него забегали люди в белом, оттолкнули Хартманна, чтобы не мешал. Монитор сходил с ума. Врачи и сестры озабоченно переговаривались.

Серые глаза залил бесконечный страх, потом они сомкнулись, и Хартманна вывели из палаты.

Как во сне он вышел в больничный коридор. Из задумчивости его вывели крики — кто-то устраивал скандал.

— Но он мой старый друг! Он просил…

Троэльс Хартманн дошел до поста. Дальше Эрика Салина не пропустили. Лысый репортер тут же набросился на него:

— Хартманн! Что сказал Бремер? А? Ну же, Троэльс…

Он смотрел на человека в черном пальто, пропахшего табаком и тревогой.

— Бремер рассказал вам о том доказательстве? Он бы не стал вас звать просто так. У него оно было. Он сам мне сказал.

Хартманн остановился:

— Что вам надо?

— Бремер говорил мне, что у него что-то есть, — повторил Салин. — Итак? — Салин понимал, что проиграл, и продолжал только от отчаяния. — Что это?

Он не знает, догадался Троэльс Хартманн. Не знает, как и я.

— Доброй ночи, Эрик, — сказал он.

Брикс поехал прямо в квартиру Бирк-Ларсенов, поговорил с Лоттой, посмотрел на щенка.

— Мы пробовали дозвониться, — сказала она. — Но Тайс оставил телефон здесь, а Вагн не отвечает.

— Что сказала Сара Лунд?

— Она просто пришла и забрала мою сестру.

— Куда они поехали?

— Искать Тайса и Вагна.

— Где? — спросил Брикс.

Она смотрела на полицейских, обыскивающих гараж, на слепящие проблесковые маячки за окном.

— Лунд же тоже из полиции, почему вы меня об этом спрашиваете?

Из рации в открытой машине донесся знакомый голос:

— Они в красном фургоне с логотипом «Перевозки Бирк-Ларсена» на борту. Регистрационный номер у-э-девять-три-шесть-восемь-два.

— Лунд, — ответил ей голос дежурного, — у вас нет полномочий. Вас ждут в управлении.

— Вы можете просто объявить розыск?

Брикс пошел к машине.

— В последний раз фургон видели на Вестерброгаде, он двигался на восток, — говорила Лунд.

— Срочно приезжайте! — рявкнул дежурный.

Он взял микрофон.

— Это Брикс, — сказал он. — Я займусь этим сам.

Хартманн вернулся в ратушу и прошел к себе в кабинет. Разбитое окно было заклеено пленкой. На его столе стоял рождественский букет — остролист и пуансеттии, а сверху конверт с его именем.

Внутри была одна фотография. Он силился вспомнить, что на ней снято. Судя по всему, это было летом, на каком-то школьном мероприятии в парке. Он, улыбающийся, стоял в окружении старшеклассников. Рядом с ним была юная светловолосая девушка, она держала его под локоть и смеялась, как будто он только что пошутил.

Кровь в жилах Хартманна застыла.

Нанна Бирк-Ларсен.

В глубине кабинета послышался шорох. На диване сидел Мортен Вебер с пальто и шарфом в руках.

Он поднялся, подошел к столу, взглянул:

— Я уже собирался уходить, когда принесли это. Я думал, что нашел и уничтожил все копии. Оказывается, Бремер раздобыл где-то еще одну. Должно быть, он очень хорошо искал. Даже Эрику Салину не удалось раскопать ничего, как я понимаю.

Вебер сел напротив Хартманна.

— Это было в прошлом июле. Благотворительный забег во Фредериксхольмской гимназии, помнишь?

Хартманн не мог отвести глаз от снимка.

— Рука об руку. Глаза в глаза. Она не похожа на школьницу, ты согласен? — Вебер встал, зашел Хартманну со спины, забрал у него фотографию. — К счастью, этот кадр не попал в печать. Нанна завоевала третье место, ты вручал ей награду. Этот снимок уничтожил бы нас. И Бремер отдает нам его просто так. Видать, Бог все-таки есть. — Он отдал фотографию Хартманну, а сам вернулся на диван. — Мне сообщили, он только что перенес второй приступ. Это уже серьезно. Если Бремер не в состоянии удержать пост, он твой. Нужно подумать, как нам это обыграть…

Троэльс Хартманн смотрел на красивую девушку со светлыми волосами. Потом перевел взгляд на рождественский букет, подумал о старике, которому приходится бороться за каждый вдох.

— Что ты со мной сделал? Что?

Вебер удивленно вскинул голову, спросил:

— Ты действительно хочешь знать?

— Да.

— Учись смотреть на вещи глазами других людей, хотя бы иногда. Ты был в квартире. Мертвецки пьяный. Когда я нашел тебя в коттедже, ты был в жутком состоянии… — Он осуждающе покачал головой. — Ты пытался покончить с собой! Я помнил ту девушку и сразу подумал об этой фотографии, как только полиция назвала ее имя. Ты же знаешь, я храню все.