Станислав Рем - Переведи меня через Майдан...

— Так что, сами понимаете: нестабильный сосед не нужен никому.

— Что ж, это многое меняет. Хотя, признаться, я бы, всё-таки, рассматривал Украину как будущего члена ЕС.

— Знаете, Хольм, — Шлоссер немного наклонился вперёд. — А я бы на вашем месте…

— Вы не на моём месте. — спокойно и уверенно перебил собеседника верховный комиссар Евросоюза. — И давайте кое-что уточним. Несмотря на то, что вы и я давно знакомы, мы с вами находимся в разных весовых категориях. И то, что я дал согласие оказывать посильную помощь в данном переговорном процессе, к которому, судя по всему, вы приложили свою руку, ещё не говорит о том, что я придерживаюсь ваших позиций. А потому, ни о каком панибратстве не может быть и речи. Как говорят русские: каждый сверчок знай свой шесток. А потому, господин Шлоссер, давайте каждый будет оставаться на своих местах. Я — вести переговоры. Вы — собирать информацию, своевременно её обрабатывать и создавать самые комфортабельные условия для ведения переговоров. Ведь так были распределены наши обязанности? Насколько я помню, именно так. И, при этом, заметьте, ответственность за их срыв будет лежать полностью на вас, как на организаторе данного мероприятия. И только на вас.

Синчук показал охране удостоверение, получил ключи от кабинета и хотел, было, подняться к себе, на второй этаж. Но передумал, и направился к Князеву. Мысль о том, что капитан «крот» никак не хотела покидать и без того переполненную информацией голову подполковника. Если бы сейчас кто-нибудь спросил Станислава Григорьевича, для чего он идёт на третий этаж, к капитану, то он бы не смог дать вразумительный ответ.

Станислав Григорьевич постучал в дверь, и, не дождавшись ответа, приоткрыл её:

— Можно?

Князев в кабинете находился не один. В небольшом помещении, общей сложностью шестнадцать квадратных метров, разместилось пять столов, за которыми сидело восемь человек. В комнате стояла удушающая жара. Подполковник поморщился:

— Как вы тут работаете?

— Привыкли. — отмахнулся капитан. — Пойдём, покурим.

В коридоре Князев сунул мятую купюру в кофейный автомат, и через минуту получил пластиковый стаканчик с горячим напитком.

— Представляешь, в день пью по десять чашек этой бурды.

— Много работы? — Синчук старался не смотреть на Князева. Двойственное чувство испытывал этим утром подполковник Синчук. С одной стороны, у него имелось веское доказательство измены капитана. С другой стороны, Станислав Григорьевич не верил, что тот смог стать «кротом». Вот не верил, и всё. Чтобы на подобное пойти, нужно иметь серьёзные основания. Ненависть, жадность, неудовлетворённость. Жажду славы, хоть такой, в конце концов. Но Князев ни единым данным качеством не обладал. Безумно любил жену и двух маленьких дочек. На низкую зарплату никогда не жаловался. Перед начальством не заискивал. А потому получил в управлении прозвище «вечный капитан». Синчук ещё раз внимательно посмотрел на товарища по работе. Нет, не может капитан быть «кротом», в который раз пришёл к мысли Синчук. Разве что, толстого, низкорослого Князева могли использовать «в тёмную». Тогда встаёт вопрос: кто? Ну, что, капитан, может ты мне дашь ответ? Подумал Синчук, а вслух произнёс. — Я смотрю, тебе штат увеличили.

— Да, какое там увеличили. Сам себе их перевёл. Час назад. У нас тут такой дурдом творится. Вчера, — Князев перешёл на шёпот. — Новокшёнов напился. Прямо здесь. У себя в кабинете.

— Ну и что?

— Ничего. — капитан пожал плечами, — Конечно, всякое бывает, но с ним такое впервые.

— Со всеми нами такое бывает впервые. Потом ничего, привыкаем. А этих то зачем к себе приволок? — Станислав Григорьевич кивнул на дверь.

— Да вот по той самой причине. У меня приказ: докладывать через каждый час обо всём, что наиболее интересно. Видео, аудио… А бегать по четырём этажам, чтобы всё свести в одну купу, сам понимаешь, возраст. Говорю ему, то есть Новокшёнову вчера, мол, дайте мне помощников. Он отвечает, завтра зайдёшь. Ну, зашёл я утром. А он наорал на меня. Говорит, мол, безмозглый идиот, раз не можешь сам такие вещи решать. Вот я и решил. Взял по одному человеку с каждого отдела. Теперь только координирую их работу.

— Видать, — усмехнулся Синчук. — крепко шеф к водочке приложился, если у него с утра так голова трещит.

— Да там не только похмелье. — отмахнулся Князев. — Перед о мной он с Борисовым общался. Из оперативного отдела. Так, как мне показалось, это лейтенант его возбудил.

Князев тихонько рассмеялся собственной шутке. Синчук снова подумал о том, кто и как мог использовать капитана. Вариантов имелось несколько. Либо, информация ушла ещё из «нижних рядов». То есть, «крот» работает в одном из отделов, связанных с «прослушкой». Либо «наверху», куда Князев отдавал материалы. Хотя, как это не противно, нельзя и с него снимать подозрения.

— Слушай, Стас, — капитан поднял подслеповатые глаза на заместителя начальника управления. — Когда ты, наконец, сядешь на место Новокшёнова? Сам же понимаешь, он настолько туп, что дальше своей дачи ничего не видит.

— Вот только про дачу не надо. — Станислав Григорьевич поморщился, как от зубной боли. — Слава Богу, хоть в последние дни он о ней не вспоминает. Лучше скажи, что-нибудь любопытное было?

— Пока нет. Тишина. Все ждут сегодняшних новостей.

— Южнодонецк?

— И его тоже.

— Так. — протянул Синчук. — Кажется, я что-то пропустил.

— А что ты можешь пропустить? У тебя сейчас одна забота — Майдан. Это мы тут, как савраски, носимся. Переговоры сегодня. В час дня.

— Не понял. — Синчук отбросил окурок. — Они же назначены на понедельник?

— Проспал ты все последние события. Сделали перенос. По просьбе «папы». Наши только что встретили в Борисполе делегацию от ОБСЕ. Так что, судя по всему, «Майдан» скоро закончится.

— Дай Бог нашему теляти, волка споймати. Ладно, бывай. Я к себе. Если что — звони.

И Синчук направился к лестнице.

— А ты чего заходил то? — крикнул ему вдогонку Князев.

— Соскучился.

В кабинете подполковник заварил мелкомолотого крепкого кофе, сделал бутерброд из белого хлеба с сыром, перекусил, и только после упал в кресло, закрыл глаза. Этой ночью он спал не просто плохо, отвратительно. Даже выпитая бутылка водки не помогла. Снился «Камаз» с прицепом, и вбитая в него немецкая легковушка. Несколько раз Станислав Григорьевич просыпался, шёл на кухню, пить холодную воду из-под крана. Потом снова падал в кровать, и снова «Камаз» в ночи пытался сделать бестолковый разворот.

Теперь глаза слипались сами собой. Хотелось упасть на диван, и забыться. Звонок телефона внутренней связи прервал его слабые поползновения.

— Синчук. — подполковник с трудом узнал голос начальства. — Почему на месте? Кто дежурит на Майдане?

— Майор Смешко. По графику.

— По какому, на хрен, графику? Совсем нюх потеряли! — голос Новокшёнова сорвался. Полковник закашлялся, и несколько секунд не мог произнести ни слова.

— Вы же сами его утвердили, Артём Федорович. — вставил реплику Синчук.

— Когда? Впрочем, какая разница. Ты вот что. Возьми под свой контроль старшего лейтенанта Борисова. Пусть поработает на Майдане. А то засиделся он тут, в тепле. И построже с ним. Понял меня, Синчук?

— Так точно.

— В таком случае, прямо сейчас его туда и отправь.

Связь отключилась. Подполковник устало провёл руками по лицу: и ничего то в нашем «совке» не поменялось. Вот и Борисов попал в немилость. Дурашка. Всё стелился перед начальством. А теперь извольте сутки постоять на морозе. Впрочем, лейтенанту это только пойдёт на пользу.

Щетинин положил трубку на стол. Не смог дотянуться до аппарата.

Сердце схватило неожиданно. Как-то сразу. Сжав маленький внутренний комочек мышц в стальные тиски. Сил хватило на то, чтобы опустить руку под стол и нажать на кнопку вызова. Секретарь, несколько минут назад соединивший генерала с руководителем внешней разведки, вошёл в кабинет, и, увидев, как обессилившее тело генерала медленно начало заваливаться на бок, пулей вылетел в коридор, и со всех ног помчался за врачом.

На этот раз Проклов был немногословен. В коротком пояснении по поводу своего звонка он сообщил, что в край недоволен действиями генерала Щетинина. Из всего вышесказанного Васильевичем, Вилен Иванович сделал один вывод: судя по всему, Проклов получил хороший нагоняй. А потому, вынужден найти козла отпущения. Теперь все неудачи, связанные с Украиной, естественно, свалят на него. А на кого же ещё? Конечно, можно было сделать попытку оправдаться, а смысл? Кто поверит его доводам, что у Кучерука может меняться мнение на прямо противоположное в течении нескольких часов? Кто мог знать, что ночью Даниил Леонидович будет вызванивать комиссара Евросоюза и просить того приехать срочно, в воскресенье, сместив встречу во времени ровно на сутки? Кстати, можно было напомнить о том, что не следовало «первому» посещать Украину перед выборами, как он тогда советовал. Впрочем, всё это так, слова. Президент потому и прав, что он президент.