Станислав Рем - Переведи меня через Майдан...

Луговой прокашлялся.

— Так перенесите работу на завтра. На утро. На ночь.

— Невозможно. Произошла утечка информации. Кто-то прекрасно знает о том, что должно было произойти. И помешал этому. Теперь «торговец» может стать свидетелем. Меня предупредили, если будет продолжение «спектакля», то «товар» об о всём узнает. И говорили люди серьёзные. Им скачивают информацию прямо из штаба.

Петренко успел услышать только начало матерщины, и телефон прекратил работу. Богдан Васильевич постоял некоторое время, с недоумением поглядывая по сторонам. Потом ещё раз набрал номер. Но в телефоне стояли короткие гудки, которые с третьей попытки превратились во фразу: Ваш абонент временно недоступен.

Артём Фёдорович отключил мобильник, и принялся искать таблетки. Голова раскалывалась немилосердно. В правом кармане спасительного средства не оказалось. В левом тоже. Пришлось подняться, и прошествовать к шкафу с верхней одеждой. Во внутреннем кармане пальто они, наконец, нашлись. Новокшёнов выдавил сразу три пилюли, и бросил их в рот.

Всё, отрешённо зудело в мозгу, пропали мои «бабки». Все мечты, все надежды, псу под хвост! И всё из-за того, что «торговец», падла, не захотел выполнить контракта.

Начальник областного управления СБУ упал в кресло и судорожно сжал руки. Полгода работы к чертям собачьим! И именно в тот момент, когда до заветной черты оставалось каких-то пару шагов. Кривая улыбка промелькнула на лице полковника: раскатал губу, товарищ «Шон». А не тут то было. Хотя, может, ещё не всё потеряно? Может, ещё имеется возможность найти «торговца» и заставить его выполнить задание?

Артём Федорович резко наклонился над столом, поднял трубку внутреннего, служебного телефона:

— Борисов? Бери своего напарника, и мухой на дом того мужика, что получил посылку. Если он дома, привезти ко мне. Если нет, выяснить, куда выехал. Всё понял?

Даниил Леонидович принимал лидера оппозиции в холле, в обстановке, далеко не соответствующей их совместному статусу. Козаченко сразу отметил данный факт, но промолчал. Сегодня было не до обид.

— Даниил Леонидович, необходима ваша помощь.

— Насколько я помню, Андрей Николаевич, я сегодня уже оказал некоторую услугу вашему движению. Или вам этого показалось мало?

Злится «папа», — понял Козаченко, — ничего, перегорит.

— Я бы хотел, чтобы встреча на высшем уровне состоялась не в понедельник, а завтра. В первую половину дня.

— То есть, — президент тронул мочку уха. Вот он, тот миг, когда из нашего мальчика можно будет крутить верёвки. — Вы хотите начать переговорный процесс до начала съезда в Южнодонецке. Я правильно понял? Можете не отвечать. Андрей Николаевич, а что вам бояться? — Кучерук улыбнулся. Легко. Расслабленно. — За вами стоит такая тяжёлая артиллерия, которая даже не постеснялась поставить мне, президенту, ультиматум. А что им какой-то Яценко, со своим нежеланием смириться с вашим Майданом? Пусть себе собираются в Южнодонецке. Выносят решения. Их же всё равно никто не примет во внимание.

Козаченко промолчал. Он прекрасно понимал, куда клонит Кучерук. Президент хотел уйти в сторону от происходящих процессов. Мол, разбирайтесь сами. Деритесь. Рвите друг другу чубы. Вставайте стенка на стенку. Но и ответственность за последствия тоже будете нести самостоятельно. А вот последнего Андрей Николаевич как раз и не жаждал. Съезд премьера мог сломать многое. Если не всё.

За последние десять лет имелось множество примеров, когда после «бархатных революций» единство страны, пережившей данный феномен, не выдерживало, и государство разваливалось на несколько мелких, самостоятельных держав. Достаточно вспомнить Югославию и Чехословакию. Шлоссер ещё тогда, в Вене, намекал на то, что недопустимо, чтобы Украина разделилась на две территории. По одной простой причине: Шлоссера и его компаньонов интересовала именно «премьерская» земля, со всеми вытекающими из неё последствиями. Съезд в Южнодонецке мог не просто дать трещину в развале страны. Принятые на нём решения могли толкнуть Шлоссера на контакт с Яценко. И тогда он, Козаченко, становился бы проигравшей фигурой. А с проигравшей стороны за всё и воздаётся.

— Тем не менее, было бы желательно, чтобы наши переговоры начались раньше. — упрямо высказался Андрей Николаевич.

Кучерук плотнее запахнул на груди халат, в котором он вышел к гостю. Даниил Леонидович сделал паузу. Потом ответил:

— Нужно подумать. Сам понимаешь, ночью заставлять людей лететь к нам, только потому, что пан Козаченко хочет перенести встречу с понедельника, на выходной день… Необходимы аргументы. Причём, весомые аргументы.

— И какие аргументы вы хотите от меня услышать?

— Ну, хотя бы, в каком свете вы видите моё дальнейшее будущее. Личное, и семьи. Я вот внимательно смотрю наше телевидение, и такое о себе слышу, что мороз по коже. Ведь до чего ваши товарищи по борьбе договорились: Кучерук — преступник номер один в Украине. За такими словами, Андрей Николаевич, всегда должно следовать действие. Неужели, вы хотите меня посадить?

— Ну, что вы, Даниил Леонидович. — Козаченко вымученно улыбнулся. — Ни в коем случае. Просто, эмоции иногда перехлёстывают через край.

— Да ты не оправдывайся, Андрюша, — неожиданно перешёл на «ты» глава государства. — Я всё равно твоим словам не верю. Я знаю их цену, копеечную. А потому, Андрей, предупреждаю: только дело зайдёт дальше слов, берегись. Сам должен понимать, какой материал у меня имеется против тебя. И напрасно ты Администрацию блокировал. Там ничего нет. Пусть твои ребята перестанут втихаря, по ночам лазить по кабинетам. Ничего не найдут. А, вот если, твои недоумки решат, что они сломали «папу», то и в Европе, и в твоей любимой Америке появятся очень интересные фотографии, и ещё более любопытные записи разговоров. — Кучерук ткнул указательным пальцем в грудь гостя. — А также подлинники документов, по которым сидеть тебе лет двадцать. Ты знаешь, о чём я говорю.

Козаченко сглотнул набежавшую слюну. Он давно ждал подобного разговора. И был готов к нему.

— Я понял. И даже добавлю. У вас против Яценко подобного материала нет. А он вам не простит того, что произошло сегодня утром.

— Верно. — согласно кивнул головой президент. — Хотя, договориться можно с кем угодно.

— Но не с ним. — Козаченко упрямо смотрел на президента.

Вот ведь, шельма. — подумал Даниил Леонидович. — И, что самое интересное, прав. В нынешней ситуации нет никакого смысла договариваться с «быком». Он слишком злопамятен, а потому при нём спокойной жизни мне не видать. Яценко действительно действует более осмотрительно, чем все его предшественники. Сказывается жизненный опыт. «Быку» постоянно приходится оглядываться на звучное и ёмкое слово «рецидив». А потому, заметать следы своей финансовой деятельности он может, как никто другой в его команде. И, кто его знает, может «бык» действительно захочет ему, Кучеруку, переломить хребет.

— Я подумаю, Андрей, над твоим предложением. Перезвони. Через час. Если решу его в твою пользу, то утром жду тебя в Верховной Раде. Прикажи, чтобы подъездные пути к ней разблокировали. Будем круглый стол проводить там. Либо в Мариинском дворце. А сейчас ступай, мне нужно подумать.

В двадцать один час, сорок восемь минут по киевскому времени, лейтенант Борисов доложил полковнику Новокшёнову о том, что объект, который они проследили от продавца хот догами, до самой квартиры, действительно проживает, вместе с матерью, по адресу: проспект Паладина, 162, квартира 70. Является гражданином Украины. Работает наладчиком на авиазаводе «Антонова», и во вторник, 22-го числа, уехал в командировку в город Харьков, где и находится, по сей день. Никакой посылки в доме подозреваемого группой Борисова обнаружено не было.

В двадцать три, двадцать восемь Борисов сообщил Новокшёнову о том, что, через директора «Троицкого» рынка, он вышел на продавца хот — догов, работающего у центрального входа, в десяти метрах от метро. Продавец сообщил, что хорошо помнил ту посылку, но передал он её не мужчине, а девчонке, лет четырнадцати. Естественно, никто за девчонкой наблюдения не устанавливал.

А ещё через час Новокшёнов, до безобразия пьяный, упал на диван, и забылся тяжёлым, хмельным сном.

Геннадий Сергеевич не помнил, как добрался домой. Журналист пришёл в себя только после того, как ввалился в прихожую, и упал на пол, сильно ударившись головой о дверной косяк. Именно боль привела его в чувство.

Молчуненко стянул с ног туфли, с трудом присел на пуф, специально стоящий для этих целей в коридоре, и, вытянув ноги, приложил руку к голове. Крови, кажется, не было. Господи, как он надрался. Геннадий Сергеевич провёл по сухим губам языком, и понял, что если сейчас не найдёт в себе силы, не поднимется, и не дойдёт до раковины, то в скором времени умрёт от жажды. Но понять, одно дело, а вот выполнить…