Чужие грехи - Валерий Георгиевич Шарапов
«Ветра нет, кусты трясутся, – вспомнилась пошлая присказка. – Что там делают? – Пионеры малину собирают».
Молодой человек принял отсутствующий вид и, похоже, не смутился, в отличие от своей подруги.
– Вы что-то хотели? – спросила девушка, запоздало нахмурившись.
– Здравствуйте, я из милиции, – Алексей показал удостоверение. – Уголовный розыск. Все в порядке, мне нужно поговорить с Антониной Петровной по срочному делу.
– Ой, а она уехала…
– Я пойду, Марина Олеговна, – сделав рабочее лицо, сообщил вожатый с голубыми глазами. – Не забывайте, что сегодня в три часа общее собрание сотрудников лагеря.
– Да, конечно, Константин Михайлович, я помню.
Молодой человек удалился, аккуратно прикрыв дверь. Девушка разочарованно вздохнула, поправила сбившийся галстук.
– Нет ее, товарищ, говорю же вам. Убыла с водителем в город после утренней линейки, меня оставила временно выполнять ее обязанности и отвечать на телефонные звонки. Меня зовут Марина… Марина Савельева. Вы можете ее подождать. Антонина Петровна сказала, что вернется к полднику. Извините, товарищ, так вышло, ее вызвали в городской отдел народного образования…
Веселенькое дельце… Алексей расстроился. Возвращаться обратно в город и снова тащиться сюда по битой дороге? Перенести встречу на завтра? Нет уж, он настроился получить данные уже сегодня – во что бы то ни стало! Время неумолимо приближалось к обеду, осталось не так уж долго, почему не провести полдня на свежем воздухе?
– Вы приехали из города? – участливо осведомилась вожатая. – Понимаю, вы совершили долгий путь… оставайтесь. Я распоряжусь в столовой, вас покормят. Не волнуйтесь, я старшая вожатая, – сказала Марина, заметив сомнение в лице собеседника, – меня послушаются. Не заметите, как пролетит время. В красном уголке есть подшивка «Комсомольской правды» за текущий год. Можете сходить к реке. Только… – девушка замялась, – старайтесь быть подальше от детей, хорошо? У нас с этим строго – посторонних в лагерь стараемся не пускать. Никто ведь не знает, что вы из милиции…
Это был чудовищно длинный день! Капитан слонялся без дела по задворкам лагеря, поел в углу пищеблока за столом для сотрудников – при этом не знал, куда деться от любопытных взглядов. Полистал газеты, сходил к реке, воспользовавшись служебным выходом, расположился на пригорке в стороне от лагеря, наблюдая, как под ногами течет вода. Обстановка расслабляла, томила только неизвестность. Хотелось надеяться, что подчиненные в городе не сидят сложа руки. К полднику директриса не приехала. Алексей скрипел зубами, ждал.
Из кабинета Ряженцевой позвонил в город. Сообщил, что задерживается по вынужденным обстоятельствам. Пусть не нервничают и не строят догадок. Островой бодро доложил, что работа движется, но детали не раскрыл. Кто бы сомневался. Напоследок Алексей даже вздремнул в своей машине, стоящей у ворот. Из машины и заметил, как на территорию въехала вишневая «Нива». Часы показывали начало восьмого вечера.
«Нарисовалось ваше престарелое королевское величество», – неприязненно подумал Разин, закрыл машину и отправился в лагерь.
За столом сидела и перебирала бумаги молодая еще женщина. Возможно, ей было сорок, но сохранилась она прекрасно. Впрочем, день выдался сложным, работница устала, терла глаза. На шум подняла голову.
– О господи, это вы из милиции? – У нее и голос был такой же приятный, как внешность. – Марина сказала, что вы были здесь, но давно вас не видела, решила, что вы уехали… Прошу простить, товарищ, дела в городе задержали до самого вечера, это просто ужас какой-то – столько заказов, согласований, постоянно приходится кого-то упрашивать, убеждать… А на следующей неделе прибудет группа детей из Средней Азии, мы должны их достойно встретить, разместить, показать все наше сибирское гостеприимство. Не понимаю, разве в Средней Азии нет своих пионерских лагерей? Но ничего, встретим, не ударим в грязь лицом…
«И отвали, моя черешня», – мысленно закончил Алексей.
– Сочувствую, Антонина Петровна. Все в порядке, не извиняйтесь, вы же не знали, что я приеду. Вы еще молоды для человека, который много лет заведует этим лагерем.
– Пока еще сносно выгляжу? – Антонина Петровна засмеялась. – Спасибо за комплимент. Я начала здесь работать с лета 70-го – назначили в горкоме комсомола, решили проверить, справлюсь ли. Тогда мне было тридцать, сейчас тридцать девять. Сказали, что справилась, нареканий не поступало… Может, чаю… Алексей Егорович, если не ошибаюсь? Я привезла с собой тортик. К сожалению, вафельный, но хоть такой…
Лишь бы не вафельное полотенце…
– Можно просто – Алексей. Не смею отказаться, Антонина Петровна, вафельный тортик – это прекрасно.
– Тогда уж и меня зовите просто – Антониной, – в женских глазах мелькнуло что-то заинтересованное. – Сейчас поставлю чайник, вы, наверное, голодный…
Спешить уже было некуда, день прошел. Аппетит на свежем воздухе разыгрался зверский. Про обед уже забылось. Но он прибыл не за этим. Быстро перекусив, разложил на столе фотографии погибших девушек. Фото были прижизненные, с паспортов, выданных в 25 лет. Имелись фото и посмертные, но пока он решил их придержать.
– Посмотрите внимательно, Антонина. Вы могли знать этих девушек. В 72-м году они были несколько моложе.
Женщина присмотрелась. Что-то изменилось в ее лице: оно потемнело, обозначилась досадная складка на лбу. Возникло ощущение, что он не зря сюда приехал.
– Конечно же… – прошептала директриса, – Катя, Евгения, Даша… Разве такое забудешь? А что с ними случилось, почему вы спрашиваете?
– К сожалению, эти девушки мертвы, Антонина…
– Господи правый… – ее глаза расширились, женщина зажала рот рукой, снова посмотрела на фотографии.
– В вашем лагере летом 72-го года, семь лет назад, предположительно, что-то случилось, и эти девушки имели отношение к данному событию, – констатировал Алексей. – Не торопитесь, Антонина, вспомните. Я вижу, вам есть что рассказать.
– Какой-то дикий вопиющий случай, – директриса передернула плечами, – тут и вспоминать нечего, до сих пор все помню. Семь лет прошло, а никак не забывается. Меня на бюро горкома вызывали, песочили, но мер не приняли, ведь меня в тот день даже в лагере не было – у отца случился инфаркт, с мамой просидели весь день в больнице… Единственное, что я не помню – фамилии девушек…
– Прошу вас, Антонина, расскажите, это очень важно.
Память у Антонины Петровны работала как часы. Она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, потом начала, волнуясь.
Дело было примерно так. Как у Пушкина: три девицы под окном… Или как у Сергея Михалкова: «Дело было вечером, делать было нечего». Конец июня, заканчивалась первая смена. Проходила она спокойно, без эксцессов. Костры, линейки, развлекательные мероприятия, встречи с интересными людьми. Прогрелась Бердянка, дети купались в местном «лягушатнике». Отдыхающие – в основном четвертый, пятый класс, то есть еще мелкие. Пожаловаться на вожатых Антонина не могла – девушки старались, работали грамотно, хотя коллектив был разношерстным, из разных вузов. Но
