Чужие грехи - Валерий Георгиевич Шарапов
Алексей ушел по светофору на примыкающую дорогу, остановился у мастерских местного гаражного хозяйства. Ехать дальше на «хромой» машине было невозможно. Станций техобслуживания в СССР практически не было, ремонтировались где придется, зачастую по блату. Достать нормальные запчасти было невозможно. Пришлось воспользоваться служебным положением, намекнуть, что могут последовать серьезные неприятности. Или в местном хозяйстве не осуществляется тайный ремонт за колоссальные деньги?
Небритый мастер с запахом перегара задумчиво почесал скулу, сообщил, что машину можно починить за четыре часа, и стоить это будет три рубля.
– Час, – выставил Алексей свое условие. – После чего звоню в ваш поселковый ОВД.
В поселковом ОВД всех купили, но связываться с городскими ментами никто не хотел.
Через час машина резво бежала, осваивая особенности местного асфальта. Ремонт оказался кстати – асфальтовое покрытие вскоре сошло на нет, дальше тянулась бетонка с волдырями. Несколько раз попадались автобусы с детьми – выше первой передачи на этой дороге водители не включали.
Населенные пункты кончились, потянулась живописная местность – поля, березовые околки. Синел густой черничный бор. В разрывах между деревьями блестела Бердянка – бойкая река с пологими берегами. В этом районе располагалось не меньше десятка пионерских лагерей. Мелькали ограды, разноцветные корпуса, прикрывшиеся хвойными деревьями. Тянулись живописные пологие холмы, заросшие пушистой травой. Дорога петляла, от нее ответвлялись проезды к детским учреждениям. В какой-то момент Алексей понял, что заблудился. Прижался к обочине, подошел к «Жигулям», у которых разглядывали карту молодые мужчина с женщиной.
– Мы тоже заблудились, – сообщила худенькая особа с игривой челкой. – Ищем лагерь «Буденновец», в котором отдыхает наш малолетний оболтус. Какой вам нужен? «Орленок-4»? Вы точно его проехали. «Орленок-2» и «Орленок-3» мы проскочили десять минут назад, они вон за теми холмами.
Алексей поблагодарил, развернулся на пустой дороге. Два часа он уже потерял, а день не резиновый.
Дул освежающий ветерок, в безоблачном небе, словно истребители-перехватчики, метались стрижи. Он пересек поле, въехал в сосновый бор и через несколько минут увидел ворота с заветной надписью. За соснами поблескивала излучина реки. Глухо протрубил горн.
Алексей невольно задумался: куда же, черт возьми, уходит детство?
Из ворот вырвалась стайка ребятни, пересекла дорогу и помчалась к реке. Визжали самые горластые, трепетали по ветру майки и штаны. За детьми неслась вожатая в пионерском галстуке, отчаянно кричала:
– В реку не лезть, купаться еще рано! Всем собраться на берегу! Богданов, не подзуживай ребят, а то будешь у меня до конца смены картошку чистить!
Вожатым в пионерских лагерях можно было посочувствовать. Конвоирам на зонах куда легче – с их подопечными хотя бы можно договориться.
Лавина схлынула, крики переместились к реке. Вода еще не прогрелась, но когда советских детей останавливали трудности? За воротами в зелени акаций и рябин тянулись аккуратные свежеокрашенные корпуса. На флагштоке развевался флажок. Спортивная площадка, плац, как в воинской части. На стендах – какие-то рисунки, «боевые листки». Из динамика, подвешенного к сосне, звучал неизменный «Орленок» в исполнении детского хора. Его сменила популярная «Из чего же, из чего же сделаны наши мальчишки…» Где-то за бараками стучал барабан. С эстрады, завуалированной вереницей елей, доносились взрывы детского хохота. Утренние линейки давно закончились, лагерь приступил к будничной жизни.
В свое время капитан милиции прошел через все это. Рожденный в послевоенном 46-м году, в семь лет он стал октябренком («дружным ребенком»), жутко гордился, выпячивал грудь со значком. Через три года на груди заалел пионерский галстук. Каждый вечер мама его стирала и гладила огромным чугунным утюгом. Снова гордился, чувствовал себя частичкой чего-то важного и ответственного. Еще пять лет долой – комсомол, новая ответственность, новая гордость. Пребывал уже в сознательном возрасте, оставлял место сомнениям, неуверенности – и все равно гордился, осознавал свою причастность. Нынче молодежные движения стали чем-то формальным, потерялась былая романтика, но внешне все осталось, как прежде…
Он свернул перед корпусами на примыкающую аллею. Проплыла столовая, за ней подсобные строения, приземистый административный корпус со свежеокрашенным крыльцом. Навстречу вышел юноша лет восемнадцати – с красным галстуком на шее и в потертых заграничных джинсах (видимо, из братской Чехословакии – все так говорят).
– Минуточку, товарищ, – окликнул он Разина. – Посторонним сюда нельзя. Вы родитель? Просим прощения, но родительский день будет только в субботу…
– Нет, не родитель, – Алексей предъявил удостоверение. Вожатый сделал круглые глаза, недоверчиво моргнул.
– А, понятно… Вы по поводу того происшествия на пищеблоке? Но все разъяснилось, повариха случайно опрокинула масло, и оно разлилось по горячей плите. Возгорание ликвидировали, не было никакой паники, дети даже не узнали, поскольку был тихий час. Антонина Петровна сделала поварихе строгий выговор. Все хорошо, товарищ, с противопожарной безопасностью в лагере полный порядок.
– Я по другому делу, молодой человек. Сколько лет работает этот лагерь?
– Даже не знаю, – озадачился вожатый. – Но больше десяти, это точно… А вам зачем?
– Служебная необходимость, не задавайте ненужных вопросов. Я ищу человека, который помнит, что здесь происходило семь лет назад. Это важно. К кому мне обратиться?
Вожатый задумался.
– Так к Антонине Петровне и обратитесь. Это наша директор – Антонина Петровна Ряженцева. Зимой она работает в гороно, а летом заведует пионерским лагерем. Насколько знаю, каждый год, но не могу сказать, как давно. Но она считается бессменным руководителем…
– Благодарю, молодой человек, она здесь?
– Не знаю, – юноша развел руками. – Спросите в административном корпусе. Вроде утром куда-то выезжала с водителем…
– Кто еще мне может помочь?
– Затрудняюсь, товарищ… – юноша облизнул пухлые губы. – Прежняя повариха Вера Павловна была в возрасте, возможно, она могла бы вам помочь, но теперь она на пенсии. Завхоза Сергеича тоже уволили – с возрастом он все чаще стал прикладываться к бутылке, пугал своим видом детей…
Алексей поблагодарил и отправился дальше. За спиной раздался взрыв хохота – в районе эстрады происходило что-то веселое. Вздрогнул лес, испуганные птицы спорхнули с веток. Алексей поежился и взбежал на крыльцо.
«Апартаменты» директора находились в глубине коридора. Одна из дверей была распахнута. Весело щебетали девчонки в коротких юбках, красных галстуках и пилотках – они сидели за столом, обложившись цветными карандашами, и увлеченно что-то рисовали на листе ватмана – видимо, стенгазету. Настолько увлеклись, что даже не заметили постороннего.
Последняя дверь в конце коридора была прикрыта. Алексей постучал, толкнул ее от себя. Видно, поспешил. Ойкнула белокурая девушка, сидящая за директорским столом, поспешно отступил от нее юноша с голубыми глазами соблазнителя. Оба носили красные галстуки, но явно вышли из пионерского возраста. Девушка поправила сбившуюся прическу. У нее было миловидное лицо и
