Час пробил - Виктор Львович Черняк
Сол Розенталь. Не глуп и весьма нехорош собой. Что бы ни делали такие люди, в чем бы они нас ни уверяли, какими бы добрыми ни хотели казаться, вряд ли они действительно добры, живется им нелегко. Тот, кто не был уродлив от рождения, никогда не сможет понять, что это значит. Розенталь перенес немало ударов судьбы: потерял любимую жену, потерял деньги, стал свидетелем крушения личной жизни единственной дочери, отношения с которой у Сола скверные. Если его жену прибрал бог, то в остальном — в неудавшейся судьбе дочери и постоянном призраке нищеты — он может винить только одного человека: Дэвида Лоу. Сол утверждает, что не способен на месть, во всяком случае на физическую расправу. Но мог ли он говорить дру-гос частному детективу? Нет, не мог. Он хитер. У него даже оказалось алиби. Он же не знал, что алиби излишне, потому что сам Лоу подтвердил, что в особняке, кроме садовника Пита и Лиззи Шо, никого не было. Но Лоу мог о ком-то и не знать — особняк велик. Вечером был еще и Марио Лиджо, но он, по свидетельству Пита, ушел задолго до ночных событий. Правда, нужно считаться с возможностью лжи со стороны Пита. Кто засвидетельствует, что свидетели нс лгут? Есть ли смысл Розенталю желать смерти Лоу? Есть. Если у очень некрасивых отцов рождаются очень красивые дочери, они, отцы, всегда, несмотря на отношения, которые сложатся с дочерьми, испытывают перед ними благоговение. Особенно, когда дочери становятся все взрослее и прекраснее, а отцы — все безобразнее и слабее. О финансовой стороне взаимоотношений Лоу и Розенталя можно только догадываться. Ясно одно: если один человек теряет все свои деньги из-за другого — это никак не способствует укреплению их симпатий… Минутку! Неожиданная мысль: не значит ли, если Сол — кстати, как и Нора! — позаботился об алиби, он что-то знал? Наверняка! Он же сам непродуманно сказал: девяносто девять из ста, что я должен был спать в собственной кровати в ту ночь. Не очень-то стоит верить событию, вероятность которого — один против девяноста девяти. Вернее, не стоит верить, что такое событие происходит случайно. Во всяком случае, трудно предположить, что Сол посыпал бы голову пеплом, узнай он о смерти Дэвида Лоу.
Лиззи III о. Даже этой серой мышке имело смысл желать смерти Лоу. Почему? Она безумно любит Марио Лиджо. Если не считать, что он аферист, а она ограниченная девчонка с наклонностями хищницы, то они без пяти минут Ромео и Джульетта. Красивые ребята. Такие, пока не открывают рта, производят весьма благоприятное впечатление. Им бы в Верону, целоваться на мосту Скалигеров, а еще лучше венчаться в церкви Сан-Дзено-Маджоре. А они, бедняги, оказались в Роктауне, к тому же влипли в скверную историю. Так почему же Лиз?и тоже небезразлична судьба Дэвида Лоу? Вероятно, Марио Лиджо сумел внушить своей Джульетте, что он — внебрачный сын Розалин Лоу. Молодец Марио, иначе как бы он смог оправдать бесконечные визиты к Розалин. Лиззи, очевидно, и поощряет Лиджо в проявлении сыновней любви. Она может рассуждать так: если Лоу погибнет, деньги достанутся внебрачному сыну, и тогда… и тогда предстоит роскошная свадьба. В Роктауне
появится еще одна богатая благополучная семья, за обеденным столом которой по праву старшинства будет восседать обожающая своих крошек миссис Розалин Лоу в белом чепце с доброй улыбкой на устах. Улыбка? На ее устах вообще штука редчайшая, тем более добрая улыбка. А такая ли Лиззи дурочка? Да-да… С явными умниками гораздо проще, чем со скрытыми.
Попробуем подвести итог. Получается, что все пятеро — Розалин Лоу, Марио и Лиззи, оба Розентали — по тем или иным причинам заинтересованы в смерти Лоу. Ну и фокус! Причем у всех алиби. Розенталь уезжал из города — проверить это проще простого. Его дочь была в гостях. Марио Лиджо, если верить показаниям Лиззи и садовника, ушел из особняка Лоу задолго до полуночи. Наконец, сама Розалин Лоу в эту проклятую ночь вызывала врача, именно в три часа ей неожиданно стало плохо. Можно поговорить с врачом, который приезжал к миссис Лоу. Но стоит ли? Вызов был. Розалин не стала бы рисковать, говоря о вызове, которого не было. Другое дело, как чувствовала себя в этот момент миссис Лоу. Нет, все же надо поговорить с врачом. Хорошо, если это не Барнс. Хотя не мог же Барнс раздвоиться и быть одновременно и у сына, и у занемогшей матери. Такое по силам только любезным Барнсу колдунам, да и то когда они выступают на своем поле, где-нибудь в Африке.
Выводы? Скорее, алиби подлинные. Удивительно другое, что они есть у всех. Почему? Почему такое обилие алиби? Хоть бы у кого-нибудь дрожали руки и выступал пот при беседах с детективом, или что-нибудь в этом роде. Ничего подобного! Что означают алиби, которые есть у всех? Одноединственное — они знали, что ожидает Дэвида Лоу в ночь с девятого на десятое.
Элеонора поднялась. Подошла к телефону. Открыла справочник. Набрала номер:
— Простите, мисс! Не могли бы вы соединить меня с пунктом неотложной медицинской помощи Роктауна. При больнице? Все равно давайте. Подожду. Если можно, скорее! Спасибо.
Она сжимает и разжимает мягкий оранжевый шнур телефонного аппарата. В трубке трещит, Элеонора отшвыривает шнур.
— Нет, нет! Мне не плохо. Хотела бы узнать, кто дежурил в ночь с девятого на десятое июля. Доктор Хоуп? Дежурит и сейчас? Пожалуйста, попросите его.
Элеонора снова теребит шнур, она нервничает, даже йога разнылась.
— Простите, доктор. Говорит некто Уайтлоу. Я веду расследование дела мистера Лоу… Наслышаны? Доктор Хоуп, скажите, пожалуйста, вы были у миссис Лоу в ту ночь? Угу, угу. Ей действительно было так плохо?.. Что значит «так»? Ну, понимаете… Ничего подобного? Бредни стареющей симулянтки? Спасибо… И
