Час пробил - Виктор Львович Черняк
— Где вы были в ночь на десятое июля? — подчеркнуто дружелюбно спросила Элеонора, надеясь хотя бы интонацией компенсировать откровенное недоверие, таившееся в вопросе.
Мистер Розенталь — человек, не лишенный чувства юмора. Он провел пятерней по столу, покрытому пылью — сначала пять горизонтальных полос, потом пять пересекающих их вертикальных, — получилось нечто, напоминающее тюремную решетку.
— По-моему, вам не терпится увидеть меня там, — он ткнул пальцем в полосы, — за решеткой. Послушайте, я и так не красавец. Если расчертить мою физиономию квадратами, то я рискую навсегда остаться без женской привязанности. Вам не кажется, что это жестоко по отношению к вдовцу с многолетним стажем? — Он с трудом скрыл иронию, сохраняя невозмутимость и кажущуюся серьезность.
Только сейчас Элеонора обратила внимание на то, что обладатель чудовищной внешности совсем не стар. Ему лет пятьдесят пять, не больше. Можно поэтому предположить, что он еще не утратил интерес к женским прелестям. Нельзя сказать, чтобы любитель тюльпанов смотрел на Элеонору вызывающе или преднамеренно откровенно, но точно так же нельзя было не увидеть явной мужской заинтересованности.
— Отвечаю на ваш вопрос, — продолжал Розенталь, — в девяноста девяти случаях из ста я должен был бы спать в своей кровати в ту скверную ночь. Но промысел божий уберег. У меня было небольшое дельце в Лейк-сити, милях в ста двадцати отсюда. Я немножко завозился там и освобо—
дился к девяти вечера. Ехать домой не хотелось — поздно, да и вообще, — и я заночевал там. Проверить это легче легкого. У меня даже осталась какая-то бумажка. — Он хотел было полезть в карман своего кургузого, нелепого пиджака в клетку, но передумал. — Впрочем, если понадобится, вы убедитесь в этом без моей помощи.
«Ничего. Опять ничего. Стена какая-то. Я говорила с Лиззи Шо, с садовником, с доктором Барнсом, с перезрелой соблазнительницей Розалин Лоу, неоднократно с Хартом, с самим Лоу, кое-что узнала о красавчике Лиджо. И ничего, ровным счетом ничего. Или какая-то чушь про колдунов, или обычные бытовые недоразумения, или вообще ничего. Как сейчас».
Элеонора расстроилась. Впервые за несколько дней следствия ее охватило отчаяние. Она даже радовалась этому. Так обычно и бывало. Вначале полное разочарование. Абсолютная неспособность найти в паутине событий нужную нить. Отчаяние, наверное, стимулировало мозг — у мис сис Уайтлоу было именно так. Но поскольку отчаяние еще только родилось и не успело стимулировать мозг в необходимой степени, Элеонора задала наивный и беспомощный вопрос, прозвучавший как мольба:
— Скажите, мистер Розенталь, у вас нет никаких предположений в связи с происшедшими событиями? Может, известно хоть что-то? Что могло произойти в доме вашего компаньона? — Она поправилась: — Вашего бывшего компаньона?
Сол Розенталь нагнулся, уперся локтями в колени и, постукивая костяшками сжатых кулаков, сказал:
— Уважаемая миссис Уайтлоу! Я не занимаюсь предположениями. Я — человек действия. Не знаю, что и почему произошло с моим бывшим компаньоном. Но, если интересно мое мнение, оставьте это дело. Уверен — это обычный инсульт, и вы потеряете время зря, раскрывая преступление, которого не было. Знаю, знаю — крик, выстрел! Ну и что? Дэвид — человек не без странностей. Мало ли что могло быть.
— Но я говорила с ним, и он подтвердил, что кто-то приходил к нему в ту ночь.
Сол Розенталь поднялся и, завершая беседу, тихо проговорил:
— Я же сказал: если интересно мое мнение… Значит, мое мнение вам не интересно. Я не обижен. Нормальный ход. Все мы обожаем советоваться и делать вид, что для нас
ценно чье-то мнение, но на самом-то деле для нас существует только одно мнение в мире — наше собственное.
Он проводил Элеонору до калитки, у которой висел медный колокол. Канатик, привязанный к его литому ушку, был усеян множеством узелков. Миссис Уайтлоу машинально взялась за верхний, и пальцы ее, ощупывая узел за узлом, заскользили вниз.
— Моя коллекция узлов, — удовлетворенно заметил хозяин, — вот это — беседочный, это — восьмерка, это — кошачьи лапки, это рыбацкий штык…
— А вы специалист по завязыванию узлов? — улыбнулась Элеонора.
— Совершенно верно. Если есть специалисты по распутыванию… — он выразительно посмотрел на миссис Уайтлоу, — то должны быть и специалисты по завязыванию.
Элеонора пошла к машине. Она знала, что отец Норы* Розенталь так же, как и дочь, внимательно смотрит ей вслед. Конечно, мотивы у них были, скорее всего, разные, но все равно такая общность привычек напоминала чуть лш не милую семейную слабость. Элеоноре показалось, что все в городе говорят ей колкости, норовят задеть. Отыграться захотелось именно на маленьком Розентале, она повернулась и крикнула:
— Если вы специалист по завязыванию узлов, то как же случилось, что вы собственными руками затянули петлю у себя на шее, когда погорели в деле с Дэвидом Лоу?
— Злая девочка, — весело пробасил Розенталь вслед. — Это хорошо. Хорошо хотя бы потому, что чаще всего злые девочки устраиваются в жизни гораздо лучше добрых. Желаю успеха!
Последних слов Элеонора могла уже не слышать, так как заработал мотор ее «хонды».
Вечером дома Элеонора постирала бельишко Нэнси и мелочь для себя. Она гладила на кухне, когда затрещал телефон. Джерри — неизменно добрый и внимательный — осведомился, как у них идут дела и не нужно ли чего. В конце, уже собираясь прощаться, спросил: нельзя ли заехать взять замшу для очков, которую он забыл в прошлый раз.
— Послушай, — с досадой сказала Элеонора, — чертовски обидно, что я имею дело с мужчиной, к тому же бывшим мужем, который, для того чтобы приехать по вполне понятным причинам, начинает нести околесицу' про кусок какой-то замши. Купи себе новую — я оплачу. В принципе можешь приезжать когда захочешь. Только предварительно позвони: я не всегда свободна. А так милости прошу, но не сегодня. Сегодня я устала, у меня скверное настроение.
Элеонора прекрасно понимала, что, сказав: «Я не всегда свободна», — она заставила Джерри пережить несколько неприятных мгновений. Что делать? Не всегда удается сдержать себя. И сам Джерри сделал немало, чтобы Элеонора пережила достаточно неприятного, и это были не мгновения, а недели, месяцы и даже годы.
Элеонора включила телевизор. На экране появилась златокудрая девица с густо намазанным помадой ртом. Рот беззвучно открывался, губы шевелились. Элеонора медленно повернула регулятор громкости. Девица сначала зашептала, потом заговорила громче и, наконец, перешла чуть ли не на истерический крик: «Мистер Дон Мюдок решил разбогатеть. Причем не совсем обычным способом. Он создал небольшую фирму, которая
