Виктория Платова - Змеи и лестницы
– Змеи и лестницы, – зачарованно повторяет Ми-ша. – Да.
С воображением у нее всегда было туго, – не то, что у Ящерицы, но странные токи, соединившие тела детей, приносят с собой картинку: вот они с Айди скатываются вниз по прохладным змеиным спинам, вот они взмывают вверх по лестницам. И сердце Миши всякий раз замирает, и в животе образуется сладкая пустота.
Впрочем, этот первый детский поцелуй не имеет никаких далеко идущих последствий. Он лишь крепче привязывает Мишу и Ящерицу друг к другу. Миша больше не мыслит своей жизни без Айди, и лишь одно обстоятельство расстраивает ее: Айди наотрез отказывается выбрать для себя карьеру полицейского. И остается глух к радужным перспективам, которые рисует Миша.
– Представь, мы – напарники, и всегда будем вместе.
– Мы и так всегда будем вместе, – пожимает плечами Ящерица.
– Что бы не произошло?
– Да.
Одного коротенького слова достаточно, чтобы Миша снова почувствовала себя счастливой. Но счастье заканчивается, стоит им переступить порог шестнадцатилетия. Дождливым августом, в день приезда Айди после школьных каникул. Они не виделись почти два месяца, и это самые долгие месяцы в коротенькой жизни Миши, самые невыносимые. Ситуация усугубляется тем, что Айди почти не пишет ей. То есть, поначалу он писал: каждый день, как и было условлено. О том, как проводит время у бабушки в Киле, и о бабушкином соседе Гюнтере, яхтсмене и бывшем военном моряке. Гюнтер взял Ящерицу с собой на яхту, а еще занимается с ним восточными единоборствами, – и это очень здорово, очень!
Ну что ж, Миша очень рада, очень!
В какой момент Ящерица упомянул имя Дагмар?
Письмо датировано началом июля, и Дагмар лишь мелькнула там, всплыла неподалеку от яхты, поиграла на солнце разноцветными плавниками – и исчезла. Больше никаких отсылок к Дагмар нет, но письма от Ящерицы приходят все реже. И становятся все суше, а иногда и просто повторяют друг друга: «У меня все нормально, я скучаю и жду встречи, твой Айди». Но лучше бы они повторялись, лучше уж так, чем последняя августовская импровизация:
У меня все нормально. Айди.
Наверное, письмо выглядело излишне холодным, но Миша не сразу поняла это: всему виной высокий болевой порог, к холоду она так же нечувствительна, как и к крутому кипятку. И она не привыкла паниковать заранее. Все станет на свои места, когда Айди вернется. К тому же, Ящерица обещал, что они всегда будут вместе. Так стоит ли волноваться?
Она и не волнуется: вплоть до двадцать шестого августа, дня приезда Айди. Накануне она послала ему коротенькую записку: «Встречаемся на привокзальной площади, под часами», но до сих пор ее электронный ящик пуст. Он был пуст вечером, пуст и наутро, и за два часа до прихода поезда «Киль-Франкфурт». Но как раз это объяснимо: в поезде нет интернета, а Айди, наверное, замотался, и не смог ответить вчера. А сегодня ему остается только ждать встречи с Мишей под часами.
…Они не встретились.
Несмотря на то, что Миша заняла самую выгодную позицию и добросовестно сканировала всех выходящих из здания вокзала – целых сорок минут. Айди словно сквозь землю провалился. Рациональный ум Миши тут же выдвинул несколько версий: он не приехал, потому что не должен был приехать (Миша просто спутала день); он решил задержаться в Киле еще ненадолго, но забыл сообщить об этом; они разминулись.
Последняя версия – самая правдоподобная, и проверить ее можно немедленно.
Спустя полчаса она уже звонила в знакомую до последней царапины дверь. Обычно Айди открывал сразу же или просто ждал Мишу, высунув нос на лестничную площадку. Но сейчас за дверью не было слышно ни звука. И она совсем уже собралась уходить, когда услышала (или, вернее, почувствовала) какой-то шорох.
– Айди? – негромко произнесла Миша. – Ты здесь? Ты вернулся?
Лучше бы он не вернулся. И не возвращался никогда, уплыл бы вместе с Гюнтером в кругосветное путешествие, длиной в целую жизнь. И изредка посылал сообщения: «У меня все нормально. Айди». Мише хватило бы сил, чтобы подготовиться к этому. Но к тому, что открылось ей за распахнувшейся дверью, она оказалась не готова.
Красавчик.
На пороге стоял самый настоящий красавчик, совершенно незнакомый Мише. Так, во всяком случае, ей показалось в первое мгновение.
– Здравствуйте. Мне нужен Айди. Он приехал?
– Привет, – сказал Красавчик. – Привет, Миша.
– Мы знакомы?
Губы Красавчика тронула самодовольная улыбка, и только теперь Миша обнаружила его смутное сходство с Ящерицей. Те же глаза, тот же прямой нос и искусно вырезанные ноздри (лучшее, что было в Айди). Но – ни единой болячки на верхней губе, да и сама губа украшена густым темным пушком. Наверное, Красавчик – родственник Айди, решила Миша. Троюродный брат.
– Мы знакомы? – еще раз повторила она.
– Ближе, чем ты думаешь.
Красавчик улыбнулся еще шире, демонстрируя безукоризненные, ослепительно белые зубы, и расправил плечи.
– Я так сильно изменился?
Что может означать эта фраза? Что они с Красавчиком уже виделись, более того – он проходит по разряду приятелей. Но у Миши нет приятелей, у нее нет никого, кроме Айди…
– Айди?
Вместо ответа Красавчик захохотал, запрокинув голову, и это был совершенно незнакомый Мише смех: такой же снисходительный и самодовольный, как его улыбка.
– Мне не нравится это имя, Миша. Давай забудем его.
– Это, действительно, ты?
Так преобразиться за два месяца невозможно, это противоречит законам природы. Во всяком случае, тем, что связаны с человеческими существами. Подобные вещи происходят с насекомыми, реже – с земноводными… Стоп! Возможно, в этом и кроется объяснение: все так долго считали Айди ящерицей, что он и впрямь стал ею. А теперь эра ящерицы закончилась, и Айди явил свое истинное лицо. Слишком красивое, чтобы они оставались друзьями. Ему больше подходит Агата (первая красавица класса), на худой конец – Викки (вторая красавица класса и подруга Агаты). Правда, неизвестно, как воспримут преображение никуда не исчезнувшие Аццо и Тилло; до сих пор только постоянное присутствие Миши сдерживало их, а Айди оставался узкоплечим слабаком. Но плечи нынешнего Айди вдвое шире плеч Айди прошлого. А под кожей перекатываются мускулы. Они едва видны, но и этого вполне достаточно, чтобы понять: бывший Ящерица легко может постоять за себя.
– Что… с тобой произошло?
– Ничего особенного. Я просто вырос.
Трансформация еще не завершена, и, если приглядеться повнимательнее, можно увидеть черты, которые Миша так любила в Айди, хотя и не понимала их до конца. Поиск двойных и тройных смыслов в самых обыкновенных вещах – раньше это было прерогативой Ящерицы, но и Миша кое-чему у него научилась. «Я просто вырос» относится не только к возрасту. Не только к месяцам, проведенным в Киле. Айди вырос из Миши, словно стебель волшебного бобового дерева из земли. И теперь взирает на нее с недосягаемой высоты, подвластной только самолетам и дирижаблям.
Самолеты и дирижабли. Они пришли на смену змеям и лестницам, по которым еще недавно карабкались и падали их с Айди сердца. Теперь сердцу Миши предстоит длинный путь в одиночестве.
Но что, если она излишне драматизирует?
И почему стоит, как каменный истукан? Достаточно обнять Айди или, хотя бы, ухватиться пальцами за его запястья; она проделывала это тысячу раз, – но теперь медлит. Отделывается никому не нужными фразами.
– В Киле было хорошо?
– Неплохо. Да.
– Как бабушка?
– С ней все в порядке.
– Расскажешь мне про Гюнтера и про яхту?
– Как-нибудь.
Совсем не такого ответа ждала Миша. Прошлый Айди никогда не отделывался общими фразами. Даже если они расставались на день или на два, в запасе у него оказывалась масса новостей: самых незначительных, низкорослых, как пони. И, тем не менее, все новости нужно было обсудить, и рот у Айди не закрывался. Так почему же теперь, когда он предпринял самое длинное путешествие в истории их отношений, Айди вдруг стал молчуном?
– Как ее зовут?
Улыбка исчезает с лица экс-Ящерицы:
– Дагмар. Ее зовут Дагмар.
– Чудесное имя. Мы поедем в Кельн в воскресенье? Планы не изменились?
Еще до отъезда Айди на каникулы они запланировали эту поездку. Вернее, ее запланировала Миша: им обоим полезно время от времени выбираться из франкфуртской скорлупы. До сих пор это были импровизированные пикники в ближайших пригородах, кормление лебедей и чтение переводных романов Джона Ле Карре – голова к голове, на зеленой травке. Кельн – нечто совсем другое, особенное. Первое, что они сделают, добравшись туда, – поднимутся на смотровую площадку собора. И Миша кое-что скажет Айди, а потом приподнимет рукав футболки, и…
– Не думаю, что в это воскресенье что-нибудь получится.
– У тебя дела?
– Можно сказать и так. Ко мне приедет Дагмар.
– Яхта?
– Почему яхта?
– Ты ведь сам сказал – яхта называется «Дагмар».
