Виктория Платова - Змеи и лестницы
– Чего тебе надо? Пусти!
– Никогда больше не трогайте Айди, слышишь?
– Пошла ты!
– Никогда, никогда!
– Иначе что?
– Иначе… Я убью вас. Каждого по отдельности.
Это – совсем не шутка: слишком далеко зашла Миша, чтобы шутить. Ее пальцы скользят по шее Аццо и уже готовы впиться в кадык, когда тот сдавленным голосом шепчет:
– Хорошо. Никто и пальцем не тронет этого слизняка.
– Громче! – требует Миша. – Скажи так, чтобы слышали все.
– Никто и пальцем не тронет…
– Айди.
– Никто и пальцем не тронет Айди, – Аццо деморализован.
– С сегодняшнего дня и во веки веков!
– С сегодняшнего дня и во веки веков, – послушно повторяет он.
– Все слышали? – голос Миши исполнен торжества. – Все?
Удо бормочет себе под нос что-то невнятное, Тилло все еще валяется на земле. Дело сделано, и можно отцепиться от Аццо, и пнуть его ногой напоследок, чтобы закрепить успех. Но Миша не делает этого: настоящие полицейские великодушны.
В спину ей летят сдавленные проклятья, но она не отвечает на них.
– Дура! Сумасшедшая! Еще встретимся, погоди!
– Я не против, – бросает Миша, не обернувшись.
Она не оборачивается даже тогда, когда слышит шаги за спиной. Это не Аццо и не Тилло – Айди-Ящерица, Миша знает это точно.
…Он окликнул ее через три квартала, в тот самый момент, когда Даги подумала: пора бы тебе проявиться, дружок.
– Эй! Я просто хотел сказать…
– Что?
Миша развернулась на сто восемьдесят градусов. Так резко, что Айди едва не налетел на нее. Вид у него был неважнецкий: куртка и штаны залеплены грязью, на лице – темные разводы, волосы всклокочены, под левым глазом – ярко-малиновая царапина.
– Спасибо. Вот что я хотел сказать. Ты меня спасла.
– Пустяки.
– Совсем не пустяки. Здорово ты им врезала. Спасибо. Твоя сумка. Возьми. И спасибо еще раз.
Все шло так, как и предполагала Миша: Айди забрал ее сумку, оставленную возле ристалища. А теперь он должен сказать… Должен сказать…
– Можно я провожу тебя?
Именно этой фразы она и ждала.
– Наверное, лучше мне проводить тебя. Как думаешь?
Айди улыбнулся – первый раз за все то время, что Миша знала его. Это была хорошая улыбка, очень хорошая. Наверное, она могла быть еще лучше, если бы не брекеты. Впрочем, не продержавшись и пяти секунд, улыбка сбежала с его лица, уступив место сосредоточенности и даже какому-то испугу.
– У тебя кровь на щеке.
Это известие оставило Мишу совершенно равнодушной. А Ящерица достал из кармана свежий, ослепительно белый носовой платок.
– Можно?
– Конечно, – она пожала плечами.
Платок заелозил по ее щеке.
– Тебе правда не больно? – спросил Айди.
– Не больно, – Миша пожала плечами. – А что там?
– Синяк. Большущий. Но откуда взялась кровь, я не знаю.
Только теперь она вспомнила про разбитый нос Аццо. У мельницы и лопастей было одно-единственное слабое место – кровотечения из носа. Они могли возникнуть просто так, посреди урока, и тогда Аццо покидал класс. Чтобы вернуться за три минуты до звонка или вовсе на перемене. Аццо – хитрый и жалеть его не следует. Что же касается Миши – она все сделала правильно. Наказала дрянных мальчишек и спасла невинного.
В криминальной полиции за это полагается благодарность от начальства и, возможно, ценный подарок. Что-то вроде часов с гравировкой: «Dura lex, sed lex»[8].
Покончив со щекой, платок переместился ниже, на куртку Миши.
– Ты чего?
– Ничего, – Айди смутился. – Ты испачкалась.
– Ты тоже не очень чистый.
Улыбка снова озарила лицо Ящерицы.
– Если хочешь… Мы можем пойти ко мне и почистить твою куртку. Если хочешь.
– А где ты живешь?
Еще одна уловка агента под прикрытием. Миша прекрасно знала, где живет Айди. В пяти минутах отсюда, если идти шагом и думать о суровости закона. В двух – если бежать во весь дух. На соседней улице, в самом ее конце, в двухэтажном доме с двумя входами. Первый этаж занимает похоронное бюро отца Айди. Четыре окна на втором всегда задернуты шторами. Наверное, это и есть та нора, в которую ежедневно заползает Ящерица. И из которой ежедневно выскальзывает.
А в маленькой, затянутой крепом витрине на первом этаже выставлены венки, увитые восковыми, грустными каллами.
На подходе к каллам Айди забеспокоился и даже замедлил шаг.
– Мой дом… Он немного странный.
– Это из-за мертвецов? – простодушно спросила Миша.
– Почему?
– Все знают, что ты имеешь дело с мертвецами.
– Я не имею дела с мертвецами.
– Ну, твой отец…
– Я не имею дела с мертвецами, – еще раз повторил Айди.
– Я – не против мертвецов. Я их не боюсь. Мой дедушка говорит, что бояться нужно живых.
– Таких, как Аццо и Тилло?
– Нет. Аццо и Тилло – никто. Повтори.
– Никто, – голос Ящерицы прозвучал неуверенно. – Только они об этом не знают.
– Теперь знают.
Миша так и не поняла, в чем заключалась странность дома Айди. Разве что – он был немного запущенным, забитым совершенно ненужным, на ее взгляд, хламом. И шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на комодики, шкафчики, трехногие каминные табуретки, этажерки и консоли. На полу лежали свернутые ковры, а по углам были распиханы ящики с книгами.
– Вы недавно переехали? – поинтересовалась Миша.
– Пять лет назад. А до этого жили в Киле. Ты была в Киле?
Из городов, которые успела посетить к своим двенадцати годам Миша, можно составить довольно внушительный список, но Киль там не значится. Зато значатся Рим и Римини (прошлогодняя летняя идея папы), египетский Шарм-Эль-Шейх (позапрошлогодняя зимняя идея мамы) и побережье Коста-Бланки (идея носилась в воздухе, и мама с папой подхватили ее одновременно). На Коста-Бланке было жарко, очень жарко, а в Киле, насколько может судить Миша, жара случается редко.
Ни слишком комфортный для ящериц климат.
– Мой дедушка живет в Таиланде.
– Здорово! – восхищение Айди кажется Мише несколько преувеличенным.
– Это на другом конце света. Я была там сто раз.
До сих до Таиланда не удалось доехать никому из их маленькой семьи, но полицейским под прикрытием врать не запрещается.
– На другом конце света, – зачарованно повторяет Ящерица. – Я бы хотел уехать туда. Возьмешь меня с собой… Как-нибудь?
Первый раз в жизни Миша жалеет Айди-Ящерицу, готового убежать куда угодно, лишь бы не сталкиваться ежедневно с Аццо и Тилло. Но беда в том, что свои Аццо и Тилло найдутся везде: у таких парней нюх на слабых и никчемных ящериц. Чем быстрее Айди поймет это, чем быстрее превратится из ящерицы хотя бы в саламандру, тем лучше для него.
– Не знаю, – голос Миши звучит непривычно мягко. – На край света я обычно отправляюсь с друзьями.
– Я… Я хотел бы быть твоим другом. Это возможно?
У полицейского под прикрытием тоже есть сердце. И сейчас оно ведет себя странно: замирает, как воздушный гимнаст на трапеции, а потом камнем падает вниз – и тут же взмывает вверх. Еще ни разу ни один человек не предлагал ей свою дружбу. Ни одна девчонка, что уж говорить о мальчишках! Айди, конечно, можно рассматривать лишь как половину мальчишки, но это нисколько не умаляет ценность поступившего от него предложения.
– Ну… – Миша медлит с ответом, опасаясь, что скоропалительное «да» выдаст ее с головой.
– Это из-за твоих друзей? Боишься, что я не понравлюсь им?
– Я ничего не боюсь.
– Тогда… из-за меня? Я не гожусь, да?
В этом и заключается работа полицейского под прикрытием: просчитывать все возможные варианты заранее. А тому, кто не просчитал, приходится импровизировать на ходу.
– Если хочешь знать, мои друзья живут… в Таиланде. И еще на Коста-Бланка. И ты бы, наверное, понравился им.
– А тебе? – Ящерица проявляет завидную настойчивость.
– Ты хороший.
– Значит – да?
– Да.
– Мы друзья?
– Да.
В комнате, где они стоят, пристально глядя друг на друга, ничего не изменилось. Она лишь стала светлее, и блеклые шкафы ожили, и свернутые ковры. В ней даже появился новый персонаж – старинная шарманка. До сих пор незамеченная, она смотрит на происходящее с раскрытым ртом и почему-то смущает Мишу. Айди-Ящерица тоже смущен.
– И что должны делать друзья? – шепотом спрашивает он.
Если бы Миша знала!..
– Защищать друг друга.
– А еще?
– Ничего друг от друга не скрывать.
– А еще?
– Быть вместе. Где один – там и другой.
Как хорошо, что она это сказала! Ведь рано или поздно Ящерице придется выйти к покойникам. И тогда рядом с ними появится Миша – на вполне законных основаниях!
– А еще?
– А еще друзья доверяют друг другу самые страшные тайны.
На лбу Айди выступает испарина, а губы, напротив, мгновенно пересыхают. Он облизывает их кончиком острого языка – и сходство с ящерицей становится полным.
– Это обязательно?
Миша безжалостна:
– Да.
– А если у меня нет такой тайны?
– У всех есть.
