Ричард Касл - Невыносимая жара
— Отлично, — продолжала Никки. — Миссис Старр умудрилась-таки сказать нам правду насчет того, что она обманывала и мужа, и Барри Гейбла с Доктором Бойтоксом. Но это касается только ее местонахождения. Чтобы покончить с этим вопросом, нужно проверить исходящие звонки с ее телефона и телефона доктора — нет ли там номеров Мирика ил и Поченко.
— Верно, — хором произнесли Тараканы, и все рассмеялись.
— Вот видишь? Не могу на тебя сердиться, — сказал Каньеро.
В тот вечер, когда темнота пыталась пробиться сквозь влажный, тяжелый воздух у дверей участка на Западной 82-й, Никки вышла на улицу с коробкой из сувенирного магазина, в которой лежала ее репродукция Джона Сарджента. Рук стоял на тротуаре.
— Я вызвал такси. Давай я тебя подвезу, не хочешь?
— Спасибо, я сама доберусь. И еще раз спасибо за подарок, не стоило беспокоиться. — Она пошла в сторону Коламбус-авеню, чтобы сесть на метро у планетатария. — Как видишь, я забираю его домой. До завтра. Она дошла до угла; Рук следовал за ней.
— Если ты идешь пешком для того, чтобы показать мне, какая ты крутая, дай мне хотя бы понести коробку.
— Спокойной ночи, мистер Рук.
— Погоди.
Она остановилась, не скрывая недовольства.
— Ты не забыла о том, что Поченко еще на свободе? Тебе нужна защита.
— А тебе? Кто тебя защитит? Не я.
— О Боже, коп пользуется грамматикой в качестве оружия. Я беспомощен.
— Послушай, если ты сомневаешься в том, что я могу за себя постоять, я тебе это с радостью продемонстрирую. У тебя есть медицинская страховка?
— Ну хорошо-хорошо, а что, если это просто предлог, чтобы посмотреть твою квартиру? Что ты на это скажешь?
Никки взглянула на светофор, затем на Рука и улыбнулась.
— Завтра я принесу фотографии.
И перешла улицу, оставив его на углу. Полчаса спустя Никки вышла из поезда метро маршрута R, поднялась по лестнице и оказалась на тротуаре Восточной 32-й. Огни в домах стали гаснуть — подстанции Манхэттена наконец признали свое поражение, и город погружался во тьму. Сначала на улицах наступили странная тишина — остановились сотни кондиционеров. Как будто город задержал дыхание. Смутный свет фар виднелся со стороны Южной Парк-авеню. Но уличные фонари и светофоры погасли, и вскоре над Нью-Йорком загудели сердитые автомобильные сигналы — это водители ссорились из-за места и права проехать первым.
Свернув на свою улицу, Никки снова почувствовала боль в руках и плечах. Она поставила коробку на тротуар и, осторожно прислонив ее к соседской железной решетке, открыла сумочку. Здесь, вдали от главных улиц, было совершенно темно. Хит нашла маленьким фонарик и направила тонкий луч на землю, чтобы не споткнуться о неровный асфальт и не наступить в собачье дерьмо.
Зловещая тишина начинала наполняться голосами. Они плыли во тьме откуда-то сверху, из распахнутых окон, и Никки снова и снова слышала повторявшиеся на разные лады слова «авария», «фонарик» и «батарейки». Совсем рядом раздался чей-то кашель, Никни вздрогнула и направила фонарик на старика, гулявшего с собачкой.
— Вы меня ослепите этой чертовой штукой, — бросил он, проходя мимо, и она отвела луч в сторону.
— Будьте осторожнее, — посоветовала она, но ответа не получила.
Зажав между пальцами фонарик, Никки обеими руками взяла коробку и двинулась к своему дому; лучик освещал несколько футов перед ней. Оставалось миновать еще два подъезда, когда она услышала за спиной шаги и остановилась. Прислушалась. Прислушалась изо всех сил. Но больше ничего не услышала.
Какой-то идиот на крыше здания на противоположной стороне заорал: «Э-э-эй!» — и швырнул вниз горящую бумагу; бумага описала оранжевую дугу и догорела, не успев достичь тротуара. Это послужило Хит еще одним напоминанием о том, что пора убираться с улицы.
Дойдя до крыльца, Хит снова поставила на землю коробку и наклонилась, чтобы достать ключи. За спиной послышались торопливые шаги, и чья-то рука коснулась ее плеча. Она резко развернулась и нанесла размашистый удар ногой. Рук крикнул «Эй!», но было уже поздно, и ей ничего не оставалось, кроме как опереться о стену и надеяться, что, упав, он не разбил себе голову
— Рук? — окликнула она.
— Я тут.
Никки посветила фонарем в ту сторону, откуда донесся голос; Рук, сидя на кадке с деревом, украшавшей тротуар, прислонился спиной к стволу и держался за челюсть.
Она наклонилась к нему.
— С тобой все в порядке? Какого черта ты здесь делаешь?
— Я тебя не видел, поэтому наткнулся на тебя в темноте.
— Зачем ты шел за мной?
— Просто хотел убедиться в том, что…
— …ты, как обычно, не послушал меня.
— Детектив, вы сообразительны, как всегда. — Он ухватился одной рукой за дерево, второй уперся в тротуар. — Тебе лучше отвернуться. Что-то руки-ноги не работают. Не обращай внимания на мои стоны.
Но Хит не отвернулась, а продела руку ему под локоть, чтобы помочь встать.
— Я тебе ничего не сломала? — спросила она и посветила фонариком Руку в лицо.
Челюсть, по которой пришелся удар, покраснела и распухла. — Сделай вот так. — Никки направила луч на себя и несколько раз открыла и закрыла рот. Затем снова посветила на журналиста, и тот повиновался. — Больно?
— Ты могла бы поступить гуманно и просто пристрелить меня. У тебя пистолет с собой?
— С тобой все в порядке. Тебе повезло — я едва задела твою челюсть.
— Это тебе повезло — когда я пришел в участок, то подписал отказ от судебных исков в случае чего.
Никки улыбнулась, потому что в темноте он не видел ее лица.
— Тогда, думаю, повезло нам обоим.
Видимо, по ее голосу Рук понял, что она улыбается, потому что он придвинулся к ней совсем близко. Они стояли так некоторое время, не прикасаясь друг к другу, но чувствуя близость в темноте жаркой летней ночи. Никки хотела было отстраниться, но затем слегка подалась вперед, и грудь ее коснулась его предплечья. В этот момент на них упал ослепительный луч света.
— Детектив Хит? — послышался голос патрульного полицейского из машины.
Никки шагнула в сторону и прикрыла глаза.
— Я здесь.
— Все в порядке?
— Все нормально. Этот человек… — она посмотрела Рука, который явно был недоволен паузой, возникшей, пока она пыталась подобрать для него определение — со мной.
Никки прекрасно понимала, в чем дело. Луч фонаря переместился, и она представила себе совещание в кабинете капитана Монтроза после ее ухода, представила звонок патрульным.
Конечно, они подтрунивали друг над другом и играли в игру «Слишком крутой, чтобы покоиться», но полицейские в участке были одной семьей, и если тебе угрожали, можно было поставить свой жетон на то, что тебя обязательно поддержат. Этот жест обрадовал бы ее еще сильнее, если бы в момент появления полиции она не стояла в темноте вплотную к Джеймсону Руку.
— Спасибо вам, но вы знаете, это совершенно не обязательно. Правда.
— Никаких проблем, мы будем здесь всю ночь. Хотите, мы проводим вас до квартиры?
— Нет, — ответила Никки чуть более раздраженно, чем ей хотелось. И продолжала уже мягче: -
Спасибо. У меня есть… — Она взглянула на улыбнувшегося Руки и сказала: — Фонарик.
Улыбка погасла. Рук прошептал:
— Отлично. Скажу Джеймсу Тейлору,[78] что я придумал название для его новой песни: «У тебя есть фонарик».
— О, не надо быть таким… а ты что, знаком с Джеймсом Тейлором?
— Хит?
— Что?
— У тебя на кухне нет льда?
Никки подумала несколько мгновений, пока он потирал ушибленную челюсть.
— Давай поднимемся и посмотрим.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Дом Никки отнюдь не походил на «Гилфорд». Он не только был значительно скромнее по размерам, здесь к тому же не было швейцара. Рук взялся за медную ручку и придержал дверь, пока Никки заходила в тесный вестибюль. Ключи ее звякнули о стеклянную внутреннюю дверь; открыв замок, Никки помахала полицейским в патрульной машине, которая все еще стояла напротив крыльцы.
— Мы уже внутри! — крикнула она. — Спасибо.
Копы еще какое-то время не выключали прожектор, благодаря чему в вестибюле можно было хоть что-то разглядеть.
— Осторожно, стул. — Никки на секунду осветила его фонариком. — Иди за мной.
В мерцании фонаря блеснули ряды металлических почтовых ящиков. Хит описала лучом дугу, и хотя свет был совсем слабым, они смогли оглядеться в узком длинном коридоре, тянувшемся вдоль всего здания. Впереди слева, находился единственный лифт, справа от него столик с несколькими доставленными недавно посылками и газетами, а еще правее — коридор, ведущей к лестнице.
— Подержи-ка. — Она вручила журналисту коробку и направилась к лифту.
— Не думаю, что он работает, если, конечно, он у тебя не на паровой тяге, — заметил Рук.
