Эд Лейси - Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах
Я успокоился, но лишь до той секунды, как ко мне подошел полицейский и поинтересовался, что это я тут делаю. Это был пожилой патрульный с мучнисто-белым, в красных прожилках лицом. Вставные зубы ему делал какой-то дрянной протезист. Когда он говорил, двигалась только нижняя губа. Я сказал, что жду приятеля, а он заметил, что на Двадцать третьей двойная парковка запрещена, «неужели это не ясно?», Я извинился и включил зажигание, но он попросил предъявить водительские права. Даже если бы его башка была сделана из целлофана, я не смог бы более четко увидеть, в каком направлении закрутились в ней шарики: как, цветной в дорогой импортной тачке — наверняка угнал! Я показал ему права и документы на машину, в душе молясь, чтобы Томас не выглянул в окно и не заметил меня.
Полицейский разочарованно крякнул и вернул мне документы со словами:
— В следующий раз я за двойную парковку выпишу тебе штраф.
— Не сомневаюсь.
— Ах ты, грубиян, да я тебя вот сейчас прямо и штрафану!
— Да кто грубиян? Вы сказали, я ответил, — буркнул я, чуть съежившись, и весь гнев, накопившийся во мне во время беседы с миссис Джеймс, уже закипел.
Он достал свой кондуит и пробурчал:
— Вот запишу твое, имя и номер, умник. Уж будь уверен, я не забуду. — Его нижняя губа двигалась, точно у куклы-чревовещательницы.
Я заткнулся. Какой смысл заводить препирательства и заработать себе талон? Когда он закончил писать, я смиренно спросил:
— Можно ехать?
Полицейский довольно хмыкнул:
— Ну!
Я нашел свободное место для парковки на Девятой авеню и вернулся обратно, чтобы занять наблюдательный пункт на другой стороне улицы напротив кафетерия, ругая себя за то, что так по-дурацки затеял перепалку с полицейским: если он сейчас меня заметит — не миновать нового раунда словесной баталии.
Но Томас не торопясь ел в свое удовольствие, а у меня самого засосало под ложечкой. Наконец они с мисс Бернс сверили часы, он вышел и отправился к себе. Я остановился на углу, откуда мог вести наблюдение за его домом, не выдавая своего присутствия. Он вышел из подъезда ровно в семь — при галстуке под бушлатом, аккуратно причесанный. Он встретился о своей девчонкой перед кафетерием, и они отправились в ближайшую киношку.
Я позвонил Кей, но Барбара сказала, что ее нет дома, и я попросил передать, что все под контролем. Бобби не стала задавать вопросов. Я позвонил Сивилле и поинтересовался, нет ли у нее настроения сходить в китайский ресторан. Она сказала, что уже ела, и добавила, что сама приготовит мне ужин, и попросила принести пива.
Покружив вокруг дома Сивиллы в поисках места для парковки, я наконец нашел где притулиться и купил несколько бутылочек «Хай лайф». Сивилла поставила передо мной тарелку разогретого жаркого с клееподобным рисом, чесночный хлеб и салат. Она сделала себе высокую прическу с кудельками — я этого терпеть не могу, — но была в хорошем настроении и даже не вспомнила о почте. Я все думал о миссис Джеймс и, не удержавшись, рассказал всю эту историю Сивилле. На что она отозвалась:
— А чего еще ждать от нищих негров? — только она сказала не «негров», и я разъярился, а она села мне на колени и стала медленно целовать, спрашивая между поцелуями:
— Ну что приключилось с моим большим Туи?
Разумеется, это все было жутко пошло, но возымело нужный эффект. Я смотрел на миленькое личико Сивиллы, гладил ее по разным укромным местам, а сам раздумывал о своем телевизионном «деле» и недоумевал, отчего это у меня так погано на душе.
Я помыл посуду, мы попили пива и стали смотреть телевизор, потом поиграли в карты. Около восьми, сразу после новостей, когда мы уже собрались смотреть вечерний киносеанс — какую-то английскую картину, зазвонил телефон. Сивилла сняла трубку и сказала, что это меня.
В трубке раздался голос Олли:
— Уж я-то знал, где тебя искать, старикан! Слушай, тебе только что звонила дамочка — Роббенс, она сказала, чтобы я как можно быстрее тебя разыскал — мол, это очень важно. Я сказал, что знаю, где ты, а она просила передать вот что: ты встречаешься с ней в комнате Татта — прямо в самой комнате — ровно в полночь.
— В самой комнате? Олли, ты ничего не перепутал? Внутри? В комнате?
— Знаешь, я, пожалуй, перестану быть твоим личным секретарем. Я все записал на бумажку, а она даже попросила меня прочесть написанное. Голос у нее был какой-то взвинченный, и она сто раз переспросила, точно ли я могу тебя сразу найти. Я ей говорю: не волнуйтесь, мисс, я ему все передам. Ты понял, шпик? Ровно в полночь в комнате у Татта. У тебя мало времени.
— Да. Ты уверен, что мне надо зайти прямо в комнату?
Олли вздохнул.
— Я же тебе толкую: я записал на бумажку под ее диктовку, а потом снова ей повторил. И сейчас читаю. Ты трезв, старина?.
— Да. Спасибо, Олли.
Я положил трубку и набрал номер Кей. Подошла Барбара и сказала сонным голосом, что Кей нет и она не видела ее с самого утра. И потом вдруг спросила, точно окончательно проснувшись:
— Туи, а вы ее не видели вечером?
Я сказал, что нет, и бросил трубку. Когда я, повязав галстук, стал надевать башмаки, Сивилла спросила:
— В чем дело?
— Понятия не имею.
— Ты чем-то озабочен.
— Да уж больше некуда. Что-то там приключилось у этих затейников с Мэдисон-авеню — а я понять не могу, что.
Я размышлял, что если Кей понадобилось увидеться со мной не где-нибудь, а в комнате у Томаса, значит, ее секрет раскрылся и все наше дело полетело к чертям — и меня, значит, снимают с задания.
— Если бы ты работал на почте, тебе бы не пришлось посреди ночи вскакивать и бежать охотиться за…
— Только не сейчас, дорогая, — взмолился я, целуя ее на прощанье. — Может быть, я скоро вернусь.
— Э нет, не надо, не буди меня — завтра у меня трудный день. До работы мне надо еще сбегать по магазинам.
— Тогда я позвоню тебе на работу, как обычно.
Я подошел к своему «ягуару» в двадцать минут двенадцатого, но тут же решил поймать такси на Бродвее. В центре у меня не будет времени на эти мучительные игры в прятки с парковкой. Я достал записную книжку — Томас-Татт занимал комнату номер 3 в квартире 2F. Черт, если меня снимают с дела, то придется возвращать часть аванса, а у меня оставалось меньше полусотни. Хотя Кей и обещала, что работы минимум на месяц. Разумеется, по закону я имел право не возвращать ни цента, но мне хотелось оставить у Кей добрую память. Но все же если случился прокол, зачем зазывать меня к нему в комнату? Кей могла просто позвонить, сказать, что мы в пролете, и все дела. Или же вызов к нему означал, что я все еще на работе? Или…
Я выпрямился, точно ковбой в седле посреди проселка. Нет, это могло означать только одно — Томас сделал ноги. Ну конечно, Кей каким-то образом узнала, что он рванул из города, — выходит, я сам оказался в заднице… Я, мечтавший создать крупное детективное агентство, не смог справиться с простейшим заданием — посидеть на хвосте у какого-то хмыря. Но черт побери, она же сама сказала, что мне надо делать ему проверку только два раза в день — до того момента, как покажут передачу о нем. Несколько часов назад Томас повел свою девчонку в кино, и, если только этот слесарь не башковитее, чем кажется на первый взгляд, он и не думал о побеге. Но как же могла узнать Кей? Или она одновременно наняла еще кого-то, кто висел у Томаса на хвосте? А значит, и у меня тоже?
Я расплатился с таксистом и вышел на углу. Было без семи полночь. Его дом, да и весь квартал пребывали в покое: Я несколько минут постоял перед домом. Но почему все же ровно в полночь? Из подъезда вывалились два вонючих алкаша, смерили меня привычным для меня взглядом, причем, кажется, весьма мутным. Пока я поднимался на крыльцо, они пошатываясь зашагали по улице, оглядываясь на меня и что-то бормоча себе под нос.
Я стоял перед дверью квартиры 2F. Тускло освещенный обшарпанный холл вонял ароматами прогорклой пищи и человеческими испарениями. Вот уж точно: Гарлему не принадлежит монополия на клоповники. Я потрогал дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. Я оказался в коридоре — узком, душном, по обе его стороны тянулись двери комнат. На двери, ближайшей к входной, я заметил потемневшую металлическую цифру «3». Я прислушался, но не услышал ни звука, правда, из щели между дверью и полом струился чуть заметный свет. Я тихо постучал, подождал, повернул ручку — дверь отворилась.
Наверное, как только я увидел царящий в комнате кавардак, то сразу все понял. Да только поначалу не мог поверить своим глазам.
Это была очень маленькая комната, в ней стояла одна лишь кровать и металлический комод — все ящики были выдвинуты и все из них вывалено на пол. Томас, похоже, спал в кровати, накрывшись с головой. В душе у меня внезапно возникло болезненное предчувствие, что там, в кровати, лежит мертвая Кей. Закрыв дверь, я перешагнул через валяющиеся на полу штаны и бушлат Томаса и только потом заметил свежую кровь на его подушке. Рядом с кроватью на полу валялись огромные окровавленные клещи.