Виктория Платова - Ужасные невинные
нахх, нахх, нахх!..
lost a girl: в твоем долбаном поисковике ничего нет.
jukebox: ты говоришь – Нулла?
lost a girl: да.
jukebox: пишется как Nulla?
lost a girl: возможно. Да.
jukebox: ABBYY Lingvo. Посмотри там
ABBYY Lingvo, электронный словарь, поддерживающий Как минимум пять основных языков, я вовсе не уверен, что эта программа забита в компьютер Анны. Впрочем, ностальгическому jukebox виднее.
Эта программа забита.
И я нахожу то, что искал.
Nulla 1. ничего, ничто
поп ho paura di nulla – я ничего не боюсь
поп sa nulla – он ничего не знает
поп fa nulla – (это) ничего, неважно, нестрашно
2. небытие, ничто
creare dal nulla – создать из ничего
la faccenda e flnita nel nulla – дело так ничем и не кончилось
НИЧЕГО, НИЧТО
Лучшего подарка не придумаешь, – лучшего подарка, лучшего ответа. Присобаченное к нему имя Буби – ложный след, филькина грамота, утешение для дурачков, вместо Буби могло фигурировать любое другое имя, показательно лишь его окончание:
nulla – ничто.
Ничто, создавшее Тинатин. Небытие, из которого она появилась.
Но, твою мать, ничего это не меняет.
Я ничего не боюсь, это неважно, нестрашно; все произошедшее было страшным для других, не для меня, так, должно быть, думали и все остальные – Макс, Илья (я знаю лишь о двоих, но наверняка их было больше, гораздо больше), и все равно -
дело так ничем и не кончилось.
Но, твою мать, ничего это не меняет.
jukebox: ты удовлетворен?:-):-)
lost a girl: вполне.
jukebox: чем думаешь заняться?
Ты и сам знаешь, хочется ответить мне. Стоя в проточной воде, под полуденным августовским солнцем, в ожидании приятеля, застрявшего где-то из-за спущенной велосипедной шины.
lost a girl: еще не решил.
jukebox: позаботься о коте.
lost a girl: не переживай, я его не оставлю.
jukebox: тебе ведь не было страшно?
О чем идет речь? О бойне, которую я устроил в добропорядочном шведском доме? Non fa nulla. Мудак папаша, полицейский комиссар Свен, будет сильно удивлен, увидев ее последствия. Он будет сильно озадачен. Три смерти трех женщин, три совершенно разные смерти, и ни одна из женщин не была к ней готова, ни одна. Меня можно назвать изобретательным ублюдком, ушлым сучарой (это определение особенно понравилось бы Пи), отморозком с фантазией. Причиной смертей стали три совершенно разных предмета:
бамбуковый стебель;
каминная кочерга;
пистолет.
Задачка не только для полицейского комиссара, но и для шоблы его экспертов. Психологов. Специалистов по серийным убийцам. Про добровольных помощников, обладающих экстрасенсорными способностями, тоже не стоит забывать. Я проглотил и выплюнул по меньшей мере сотню фильмов, где эти говнюки выступают в главных ролях, я хорошо изучил их. Вместо нормальной жратвы они довольствуются фаст-фудом, редко бреются и редко меняют носки, пересыпают обычные производственные базары кусками из Джойса, а на вскрытиях цитируют гомеровскую Илиаду. Они – бо-ольшие доки в слывущих интеллектуальными настольных играх, они знают парочку мертвых языков, они еще в нежном возрасте доказали недоказуемую теорему Ферма, они не чужды джазовых импровизаций на фортепиано (как вариант – на саксофоне), их кофе – всегда остывший.
И всегда – в пластиковых стаканчиках.
И еще одно, самое важное. Между ними и теми, кого они ловят, существуют «relazione amorosa», как было написано на сортирной стене.
Любовные отношения, так-то.
Иначе к чему все те послания, которые им обычно оставляют серийные убийцы? Визитные карточки в виде красного круга, перечеркнутого красной же чертой, пентаграммы или расколотой надвое граммофонной пластинки Зары Леандер «Разве любовь может быть грешной?»
Li-Li-Li-Li-Liebe
Забавная песнюшка, немец, первый муж Анны Брейнсдофер-Пайпер, оценил бы ее по достоинству. Надписи губной помадой (как вариант – кровью)жертв на зеркалах и кафеле в ванной:
иди за мной
взгляни на меня
я вижу то, чего не видишь ты.
«Consequitur quodcunque petit»56.
Е = тс2
Надписи тоже можно считать визитками. Я же не оставлю ни одной, я не собираюсь вступать в релационе амароза с полицейской камарильей, а между пушкой, бамбуковым стеблем и каминной кочергой не существует никакой связи. Никакой. И мотивы преступления так и останутся непроясненными.
jukebox; тебе ведь не было страшно?
lost a girl: было забавно, а страшно не было. Да, было забавно. Ты удивлен?
jukebox: нет. Она знала, кого выбрать.
lost a girl: она?
jukebox: она. Девушка, которая танцует сальсу. Ты сам ее так назвал.
lost a girl: я так ее не называл. Это была твоя идея?
jukebox: нет.
lost a girl: я вспомнил. Это Лора. Лора – моя подруга, она умерла.
jukebox: сочувствую.
lost a girl: ей? Ей уже все равно. Мне тоже, хотя Лора была забавной.
jukebox: она первая назвала твою подругу забавной.
lost a girl: ты прекрасно осведомлен, я давно это понял, так что не напрягайся. Что будет дальше?
jukebox: откуда же мне знать?:-):-) но на твоем месте я бы поскорее убрался.
lost a girl: там, где я сейчас, – опасно оставаться?
jukebox: а как ты думаешь?:-):-) и позаботься о коте.
lost a girl: не переживай, кота я не оставлю. Я увижу ее?
jukebox: ты ведь уже видел ее :-):-):-)
lost a girl: пошел ты!
jukebox покидает чат. Возвращайся, jukebox!
Сукин сын, кто бы мог подумать, что он воспримет мою последнюю реплику так буквально. Но кем бы ни был этот сукин сын, мне не мешало бы последовать за ним. Мне не мешало бы поторопиться. Я удаляю сообщения в журнале, ссылки на те места в Интернете, которые посетил за последние пятнадцать минут, ничто не должно свидетельствовать о том, что в компьютере Анны Брейнсдофер-Пайпер, писаки, кто-то рылся.
Волосы Анны.
Я боюсь, что приключится та же жопа, которая уже приключилась: они не отпустят меня, обовьют не только щиколотки, а и колени, и торс, и шею, – но все обходится самым благоприятным для меня образом.
Волосы больше не западня, не силки. И проточной водой их не назовешь. Обыкновенные волосы обыкновенной женщины, лежащей на полу с проломленным затылком. Я стараюсь не касаться их, я переступаю через каштаново-серебристые пряди босыми пятками, еще никогда я не был так грациозен. Так аккуратен. Исполнен такого почтения. Даже сейчас, шваркнув кочергой по черепу Анны, я остаюсь при мнении, что она была самым симпатичным человеком, который встретился на моем пути за последние несколько лет.
Прощай, Анна.
Жаль, что я не могу сказать – До свидания, до завтра!
Ты обязательно попадешь на небеса, а уж там о тебе должным образом позаботятся.
…Муки ждет меня у рюкзака, в рюкзаке уложены:
книга Билли,
диск с файлами из папки «Last Temptation»,
саламандра – брелок с ключами от «Тойоты Лэнд Крузер»,
плюшевый кенгуру – брелок с ключами от Лориного «Галантца»,
флешка, которую дал мне Биг Босс,
телефонная зарядка,
бумажник настоящего Макса Ларина,
мобильник настоящего Макса Ларина
плюс:
книга Анны с дарственной надписью, которую я так и не прочел,
плюс:
брошюрка «Стокгольм, путеводитель по городу», издано в России и на русском, я нашел брошюрку на книжной полке, среди таких же, посвященных разным городам и странам, Анне вовсе не нужно было покидать свой кабинет, чтобы прослыть любительницей путешествий. При помощи брошюрки «Стокгольм, путеводитель по городу» я надеюсь определить местоположение Библиотечной улицы, прибегать к помощи кого-то из аборигенов мне не хочется. К тому же я не знаю шведского, а мой английский вовсе не так хорош, как мне хотелось бы.
Я покидаю дом Анны Брейнсдофер-Пайпер на велосипеде ее мужа.
За моей спиной болтается рюкзак, а к багажнику прикреплена корзинка с Муки. Jukebox может не волноваться, и сам Муки может не волноваться – я позабочусь о коте.
Я покидаю дом Анны и оказываюсь на пустынной улице, дом Анны – всего лишь один из множества домов на этой улице, но я знаю точно, что буду вспоминать его с теплотой. Дурные воспоминания о Лягушонке уйдут, останутся лишь хорошие – об Анне, а о нигерийке Кирстен и помнить нечего. Анна. Да, Анна, хорошие воспоминания об Анне, они будут вызывать во мне чувство беспредметной грусти, меланхолии, одиночества, всего того, что определяется словом
saudade.
***…Biblioteksgatan и есть Библиотечная улица, если я правильно понял Биг Босса. Но даже если я понял его неправильно и Biblioteksgatan переводится совсем не как Библиотечная улица, я прибыл по адресу.
Я уже видел это место.
На фотографии, стоявшей на камине Жан-Луи:
фронтон какой-то лавки – то ли бакалейной, то ли чайной, вьющиеся растения в кадках, выставленные на улицу. Лавка перекочевала сюда, в стокгольмскую реальность, прямиком с фотографии, двух мнений тут быть не может.
