Тайник вора - Александр Жигалин
Официант, шаркнув ногой, растворился, словно и не было.
Через несколько минут на белоснежной скатерти сверкали ножи и вилки, отражаясь своим сиянием в тонком хрустале рюмок и бокалов.
С этими ребятами, Матерый был в своей тарелке, с ними он чувствовал себя по-настоящему свободным и раскованным. Сладостное упоение свободой и действие «огненной воды» постепенно уносили его куда-то вдаль.
Глядя на соратников, он искренне радовался, что опять с ними, что он такой же, как они, а главное, что не надо выходить на вечернюю поверку, не грузить душу еще одним днём, прожитым в неволе.
Не осознавал до конца, что нет больше колючей проволоки и не разбудят лай овчарок и крики часовых. Где-то далеко в другой жизни осталось ночное скрипение панцирных шконок, вздохи и стоны зэков, особенно, стучащий по крыше барака холодный осенний дождь.
– Расставляя на столе тарелки с закусками, официант что- то тихо шепнул на ухо Кнуту. Улыбка слетела с лица парня. Нахмурившись, тот подал знак Серому и Дрозду.
Матерый перехватил взгляды.
– Что, братки, проблемы назревают или незваные гости пожаловали?
Ответом были понурые головы и отведенные в сторону глаза.
– Кто же вас так достал? Неужели чеченцы?
– Послушай, Матерый! Мы им на хвост не наступали, жили по соседству, как все люди, а они, уроды, по беспределу…
Чувствовалось, что Кнута задело за живое.
– Сначала мелких коммерсантов дрочить начали, теперь к серьезным людям подбираются. Разборки почти каждый день. Мы им предъяву шьем, они дурака включают и в отказ. Мол, не знали и не ведали, что вы здесь крышу кроете. Сознательно провоцируют, пидоры, хотят в войну втянуть. Мы хоть сейчас, да, вот только Палыч чего-то жопой крутит. Не время, говорит.
– Ладно, хватит скулить. Я в курсе. – Николай взял со стола бутылку коньяка. – Давайте выпьем за нас, за дружбу, за то, что мы опять вместе. Что касается проблем…..Разберемся, но только завтра. Сегодня у нас праздник.
Кнут выпив залпом, потянулся за бутылкой.
Матерый перехватил его руку.
– Не гони. Может, еще работа будет.
– Здорово, Матерый!
Николай развернувшись, поднял голову.
– Басмач! Ты еще живой?
Черные с редкой проседью волосы чеченца, борода, растущая от ушей, предавали внешности вид эдакого злодея – убийцы.
– Как видишь. А ты, значит, освобождение празднуешь?
– Да вот, отдыхаю. Свободный человек, что птица в небе.
– Птица? Нет, Матёрый. Ты волк одиночка, и место твоё не за столом, в ресторане, а….
– Кому волк, кому птица.– не дал договорить Николай, выдвигая ногой стул. – Присаживайся. Освобождение обмоем, о делах поворкуем
– В другой раз.
– По другому сказать, выпить со мной тебе в падлу? Ну-ну. Забыл, сучара, как я тебя лечил? Крутой, смотрю, стал. – Матерый сознательно шел на конфликт.
– Слушай, Матерый. За такой базар можно и предъяву схлопотать.
Николай поднявшись, глянул на Басмача так, что тот опустив глаза, отступил.
– Ты зачем сюда пришел? Предъявы раздавать?
– Зря ты так. – Глаза Басмача налились кровью. – Тебя долго не было, а за это время много воды утекло. И потом, на зоне свои законы, здесь свои.
– Интересно, интересно. Лично я знаю один закон – воровской, за нарушение которого следует кара, причем жестокая.
– Не ты ли карать собрался.
– А хоть бы и я.
– Ну, это мы еще посмотрим. – Басмач повернулся и зашагал прочь.
– Стой! – остановил его Матерый. – Вернись!
От неожиданного окрика чеченец остановился, затем, подумав, вернулся к столу.
– Чего еще?
– Я тебя не отпускал, – с издевкой бросил Николай. – До кучи, передай своим, что Матёрый вернулся. Что означает, каждое ваше выступление по вашим законам будет караться по законам справедливости.
– Много на себя берёшь, Матерый. – Басмач бросил разъяренный взгляд на сидящих за столом парней.
– Так! Вечер перестаёт быть приятным, – вздохнул Кнут.
– Зато будет интересным и полным неожиданностей, – в тон ответил Матерый. – Ствол или перо найдется?
– Чего – чего, а этого добра у нас навалом, – улыбнулся Дрозд.
– Прекрасно! Ты, Кнут, незаметно выйдешь через кухню, оттуда на улицу. Сунь за водосточную трубу волыну, выбери место потемнее. Понял?
– Как не понять.
– Тогда действуй. Ты, Дрозд, с ребятами встанете у входа. Как только Басмач выйдет, постарайтесь отвлечь всю его свиту. Закусятся, берите на мушку.
– Сделаем все в лучшем виде.
Поднявшись, матёрый улыбнулся.
– Отдыхайте в полный рост, но будьте на чеку.
– Ну что там? – Бауэру ни терпелось узнать, о чём шел разговор с Басмачом.
– Ты про что?
– О чём с Басмачом базар был?
– О тебе.
– Обо мне?
– О тебе дорогой, о тебе.
– Вся чеченская мафия просила тебе привет передать. О здоровье твоём пекутся.
– Кончай паясничать. Говори, чего у вас там произошло?
– Всё в порядке. Старое вспомнили. О будущем поговорили.
– Смотри, Николай! Без меня никаких действий. Слышишь, никаких!
– Яволь, мой фюрер!
Матерый встал.
– Предлагаю тост за прекрасных дам, за их очарование и красоту.
В этот момент, неожиданно для всех, особенно для танцующих в зале смолкла музыка.
Через несколько секунд конферансье объявил, что по просьбе гостей из далекой Республики Ичкерии для освободившегося из мест заключения Николая Волкова, исполняется его любимая мелодия. И тут же мелодия танца горцев острыми кинжалами разрубила повисшую в зале тишину. Как по команде двое таких же бородатых, как Басмач, чеченцев выйдя на середину зала, с воинствующими выкриками пошли по кругу, что больше было похоже на ритуальный военный обряд, чем на народный танец.
Ресторан, пораженный нахальством, молча принимал предоставленный ему десерт, ничего не вызывающий, кроме отвращения.
Для Матёрого все происходящее прозвучало словно набат. Подобно пружине сжавшись, он был готов кинуться в бой.
Палыч, глянув в Николаю глаза, оценил обстановку.
– Спокойно, не сейчас и не здесь.
– Я спокоен как никогда. – Матерый поднялся из-за стола. – Отдыхайте. За меня не волнуйтесь. Я скоро.
С этими словами он взял со стола большое и красивое яблоко. Взвесив на ладони, словно то была граната, улыбнулся, после чего, подняв бокал с шампанским, сосредоточенно, не торопясь, выпил содержимое всё до последней капли.
Чеченцы, увлеченные танцем собратьев, не сразу заметили подошедшего к столу Матёрого.
Молча, не спрашивая разрешения, Николай сел на свободное место и, не произнося ни слова, налил себе вина. Пригубив, вылил вино на стол. Ярко-красное, словно кровь на белом снегу, разлитое по скатерти вино – для горцев то был вызов, объявление войны.
– Как вы эту дрянь пьёте? Оно же прокисшее. – Николай старался подобрать самые обидные слова, чтобы заставить чеченцев выйти из себя.
Сжавшиеся в кулак пальцы
