Тайник вора - Александр Жигалин
– Понял, понял. Ты прямо как отец родной на путь истинный наставляешь. – Матерый улыбнулся.
– Зря ты, ухмыляешься. Дело серьёзное и опасное. – Дохлый встал и протянул руку. – Ты мне теперь как брат, и я верю в тебя, поэтому должен заботиться и оберегать тебя как единственного здесь близкого мне и человека.
Матерый смотрел вслед Сергею и чувствовал, что перешагнув сквозь невидимый, но очень важный барьер, он оказался на пороге нового этапа своей жизни. Ответственность перед памятью чужих ему людей делала из него нового человека, человека с открытой душой, большим и по-настоящему добрым сердцем.
Проводив взглядом удаляющуюся фигуру Дохлого, Николай развернулся и зашагал в противоположную сторону. Но, не пройдя и пяти шагов, он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.
Непроизвольно обернувшись, он вдруг увидел, как метрах в десяти от него серая тень испуганной крысой метнулась за угол барака. С этого места, где только что прятался неизвестный Матерому человек, очень хорошо проглядывалась стопка бетонных плит, где он – Матёрый встречался с Дохлым. Неприятное ощущение острой волной прошило тело.
Еще раз взглянув в сторону уходящего Сергея, Николай увидел, как к нему с разных сторон торопливо приближаются двое зэков.
– Суки, все-таки выследили. – Матёрого охватило желание встать несокрушимой преградой перед теми, кто хотел причинить Дохлому боль. Но, вспомнив наказ не вмешиваться ни во что, ни при каких обстоятельствах, он зашагал прочь.
Вечером за ним пришли.
– Смотрящий вызывает, – доложили шестерки. – Пригласите, говорит, Матерого ко мне для серьезного базара.
Николай знал: если смотрящий вызывал к себе, жди беды. Он понимал, зачем тому понадобилась встреча, и внутренне был настроен на открытый и резкий разговор.
Хрящ слыл вором старой формации, придерживающимся тех законов, по которым жило его поколение. Он не воспринимал всерьез «апельсинов» и молодых беспредельщиков, которые, нарастив мышцы, считали себя всемогущими. Поэтому стоило только появиться на зоне кому-нибудь из скороспелых нынешних, да еще без серьезных рекомендаций, как тут же срабатывал «паспортный контроль» и зарвавшегося зэка брали в разработку. Отслеживали каждый его шаг, все передвижения по территории, отношения с другими заключенными, и если случался какой-то пусть незначительный, но прокол, его тут же приглашали «на чай» к Хрящу, а это уже было более чем серьезно.
К Матерому смотрящий относился ровно. Он не покровительствовал Николаю, но особо и не встревал в те разборки, в которых волей-неволей, но приходилось участвовать Матерому. Хрящ делал вид, что ему, как смотрящему зоны не стоит встревать в столь незначительные для его уровня мелочи, давая тем самым зэкам возможность разобраться во всем самостоятельно.
Николая устраивало такое неопределенное отношение к нему, и он не злоупотребляя им, стараясь прислушиваться к мнению Хряща в том или ином вопросе.
В этот раз он так же решил не испытывать судьбу, лезть на рожон не было смысла. Ссориться со смотрящим – дело заведомо гиблое, и даже несмотря на авторитет Матерого, Хрящ мог спокойно повернуть дело так, что Николаю пришлось бы несладко. Приказ Хряща в зоне был законом для всех, и не подчиниться ему означало подписать самому себе приговор. Матерый понимал это и знал, что, сделай он хотя бы один неосторожный шаг, может попасть под удар.
О том, что поведал ему Дохлый, надо забыть, забыть напрочь до освобождения. При всём при том его мучило желание что-то сделать, что могло бы, пусть не на много, но облегчить жизнь Дохлому в лагере.
Задача была не из легких. При всём задуманном ему самому необходимо было остаться в стороне, чтобы, не дай бог, у смотрящего не возникло подозрений. А так как Хрящ был далеко не дурак, к тому же прекрасно разбирался в людях, Матерому нужно было держать ухо востро, следить за каждым словом и думать, думать, и ещё раз, думать.
Глава 5
Х
рящ
– Ну, проходи, присаживайся.
Произнеся смотрящий указал Матёрому на табурет.
Хрящ был уже в годах. Пройдя все этапы сложной жизни вора, он удостоился короны еще во времена властвования Брежнева. Несмотря на некоторую злость и даже жестокость характера, он слыл вором толковым и справедливым, никогда понапрасну не наказывая провинившегося, если оставались хоть какие-то сомнения в его виновности. Единственное, что для него было незыблемым, так это решение воровского схода. Получая с воли малявы с тем или иным решением сходняка, он ни на секунду не задумывался над его правильностью, стараясь точно выполнить все предписания.
Так произошло и с Дохлым. Получив информацию о деле и задание вытряхнуть из зэка всё, Хрящ первое, что сделал, приказал установить круглосуточное наблюдение. И только потом, стараясь вникнуть в суть откровенно мутного дела, он сделал вывод, Дохлый, потерявший во время ограбления подельников, вправе распоряжаться деньгами так, как ему заблагорассудится. Это была его добыча, добыча вора, и никто, даже законные, не имел права раскрывать на неё пасть. Единственное, что должен был сделать Дохлый, так это отстегнуть на общак долю, для оказания материальной помощи братьям по несчастью.
Кроме того, он знал Валета. Не раз чалился с ним на одной зоне и был в курсе всех его похождений. Хрящ относился к этому бесстрашному и хитрому вору с огромным уважением. Он понимал, что окажись Валет на месте Дохлого, никому и никогда не пришло бы в голову посягнуть на то, что тот добыл своими руками. То было против воровских правил, против закона, по которому жил он, Хрящ, который чтил и уважал Валет и который ни на йоту не нарушил Дохлый.
Но, несмотря на все свои рассуждения, он, как смотрящий зоны, не мог пойти против решения воров. Он был обязан выполнить всё в точности, от буквы до буквы, так, как было прописано в маляве, и в двухнедельный срок доложить о результатах на волю.
Сегодня утром, когда шестерки принесли весть о том, что прошло больше часа, как Дохлый с Матерым уединились в дальнем углу зоны, Хрящ искренне удивился этому известию, но
