Чарльз Вильямс - Глубокое синее море (др. пер.)
Непогода, наконец, добралась и до них, а грозовой эпицентр все приближался и приближался. Воздух в каюте, несмотря на вентиляторы, был спертым. Вентиляторы лишь гоняли по каюте насыщенный влагой жаркий воздух, но принести свежесть были уже не в состоянии. Дверь была открыта, но зато были опущены жалюзи. Со стороны рубки послышался звон склянок. Они пробили три раза. Значит, уже одиннадцать.
А ЕСЛИ БЫ РЕЖИССЕР ПРИДУМАЛ ЕЩЕ БОЛЕЕ ЭФФЕКТНЫЙ ТРЮК, ТО ЕГО МОЖНО БЫЛО БЫ НАЗВАТЬ ГЕНИЕМ.
Еще парочка подобных замечаний, и еще один парусиновый мешок, но уже с содержимым, соскользнет с козел в воду. Линд исполнял на судне обязанности врача, а поскольку игру воображения ему было не занимать, то Линду не надо было ломать голову над причиной смерти.
ЕГО НАШЛИ МЕРТВЫМ У СЕБЯ В КАЮТЕ. ОТКАЗАЛО СЕРДЦЕ. Или: УЛЕГСЯ ПЬЯНЫМ СПАТЬ С ГОРЯЩЕЙ СИГАРЕТОЙ, ПОДЖЕГ ПОСТЕЛЬ И ЗАДОХНУЛСЯ В ДЫМУ. Или: УПАЛ И ПРОЛОМИЛ СЕБЕ ЧЕРЕП. УМЕР СПУСТЯ ДВА ДНЯ, ТАК И НЕ ПРИХОДЯ В СОЗНАНИЕ.
Все эти фразы вполне могли сгодиться для корабельного журнала, а в трупе между тем была бы такая доза морфия, которая смогла бы убить и динозавра. Разумеется, каждый случай смерти проверяется соответствующими странами, но эта проверка оставалась бы теорией, потому что, благодаря обстоятельствам, труп будет покоиться на глубине несколько тысяч футов, на дне Тихого океана.
Вполне возможно, что ты еще ошибаешься, сказал Годдер себе самому. Ты же ничего не знаешь, ты только предполагаешь и гадаешь. Ты знаешь, с какой целью это могло быть сделано и каким образом, но ни одного доказательства у тебя нет.
Сверкала молния, гремел гром, появился даже ветер, который принес прохладу.
Может быть, временный порядок получения радиограмм сыграл с ним злую шутку, разбудив в нем недоверие? Когда миссис Леннокс задала вопрос относительно холостых патронов, он сразу попался в ловушку. И для него часто фактом было бы то обстоятельство, которое бы считал возможным.
Разумеется, Майеру было выгодно, чтобы его считали умершим. Можно ли было придумать что-то более убедительное, чем то, что было сделано? Ведь вся сцена была проиграна перед пятью свидетелями, которые вдобавок присутствовали и в те минуты, когда труп опустили за борт.
Но что в таком случае нужно думать о Красиски или как его величать? Если вся сцена действительно была разыграна, то должен быть подготовлен и побег — и в этом не было никакого сомнения. Независимо от того, каким бы высоким ни было вознаграждение, добровольной жертвой никто стать не согласится. Но каким же образом им удастся организовать побег Красиски?
Можно организовать побег после того, как его передадут властям Манилы. Только… Только версия эта имела одну заковыку: ведь совсем не исключалось, что жил на свете действительно польский еврей по фамилии Красиски, который был ботаником и погиб где-нибудь в джунглях или же получил соответствующую дозу какого-нибудь снадобья, чтобы кто-то другой смог воспользоваться его документами. Правда, в этом случае его бы не выставляли напоказ, так как кто-нибудь мог обнаружить аферу. А паспорта могли подделать великолепно — зачастую фальшивые паспорта бывают даже лучше настоящих. Но если попадается какой-нибудь дотошный репортер, тоже можно наскочить на неприятности.
Давай подумаем о Красиски, это проще, продолжал размышлять Годдер. Он должен исчезнуть до того, как корабль придет в Манилу. Самым простым выходом из этого положения было организовать еще один случай со смертельным исходом и отправить труп за борт. И сценарий не надо было бы выдумывать такой сложный, как в первый раз. Ведь налицо уже все предпосылки для самоубийства, и все намеки уже сделаны — самоубийство вполне может иметь место. Поэтому его и лишили ремня и галстука. Никому ведь не пришло в голову, что он просто мог разорвать простыню на веревки и повеситься на ней. Утром откроют его каюту и увидят, что он, бедняжка, висит на трубе. Линд пошлет за подходящими свидетелями, снимет его и сообщит пассажирам с точно выраженной дозой скорби во взоре, что, к сожалению, ничего больше нельзя сделать, так как он уже несколько часов мертв и даже успел застыть.
Но какому живому человеку смогут придать следы удушения, набухший язык и посиневшие губы очень характерного цвета? И тем не менее это наверняка тоже было продумано. Ведь смогли же они придать лицу Майера смертельную бледность. Яркая лампа, разумеется, тоже помогла в этом. Возможно, он ничего более не использовал — лишь светлый крем и обычную пудру. Ведь никто же не подходил к трупу ближе, чем на три ярда, кроме тех двоих, которые его зашивали. И его, естественно, пригласили специально, чтобы он мог видеть последние стежки. Но что тогда подумать о капитане Стине? Сообщник он или свидетель?
Мощный удар грома потряс каюту. Годдер уселся на койке и почувствовал, что сна как не бывало. В жалюзи кто-то постучал. Он сунул ноги в шорты и осторожно выглянул в освещенный коридор. У дверей его каюты стояла Мадлен Леннокс в спальном костюме и нейлоновом халате.
— Я могу к вам войти? — спросила она.
Он раздвинул жалюзи.
— Конечно. Только разрешите мне сперва быстро что-нибудь накинуть на себя.
— Опять эта идиотская мужская стыдливость, — сказала она и вошла в каюту. — А ведь через пять секунд нас уже, возможно, и не будет.
Сверкнула молния, и тут же громыхнул сильный раскат грома. Он увидел, как она вся съежилась.
— На кораблях я всегда ужасно боюсь гроз. Ведь тут негде спрятаться, — прошептала она.
— Вам нечего бояться, — попытался он ее успокоить. — Спаркс заземлит свою антенну, и она будет действовать как громоотвод. — После яркой вспышки молнии все вокруг стало черным.
— Большое спасибо, доктор Фарадей, — ответила она. Ее рука схватила его руку и поднесла к своей груди. — Кому, черт возьми, нужны сейчас ваши научные объяснения!
Он обнял ее, ибо она нуждалась в защите и утешении. Почему же он должен отказывать ей в этом? Она сразу прильнула к нему и обвила руками его шею. Снова сверкнула молния, и он увидел ее закрытые глаза и губы, ждущие поцелуя. Через пару мгновений они дождались. Губы ее сразу раскрылись под его губами, и нечто в глубине подсознания Годдера подсказало ему, что его все-таки нельзя назвать полным импотентом.
А гроза теперь разразилась в полную силу. Дождь почти горизонтально хлестал в иллюминатор. Он оторвался от нее, захлопнул его и закрыл на задвижку. В следующий момент она снова была в его объятиях.
— Нам будет удобнее, если мы присядем, — предложил он.
Все последующее произошло довольно быстро. Ее тормозные центры больше не работали, и она не лицемерила. Она вскрикивала в экстазе, впивалась в его плечи руками и, казалось, еще больше была возбуждена демонической силой грозовой бури, которая раскачивала корабль. Из вежливости он бы с удовольствием согласовал свои чувства с последней вспышкой чувства Мадлен Леннокс, но его мысли опять обратились к тому времени, когда уходил под воду его «Чосхоум». Он ожидал упреков за его неловкость, но она, казалось, даже не заметила этого. Ей нужен был мужчина, а огня у нее самой было достаточно.
— Сегодня все словно с цепи сорвались, — сказала она. — Поэтому так трудно найти человека, у которого есть время на нечто подобное.
Он закурил сигарету.
— А я-то думал, что ты боишься грозы…
— Боюсь? Я боялась, что умру с минуты на минуту… — Она вздохнула.
«Леандр» ускорил свое движение вместе с увеличением силы ветра. Дождь барабанил по переборке над ними, то и дело громыхал гром и блистали молнии. А она прижалась к Годдеру и снова начала свою игру.
Линд открыл дверь лазарета и впустил туда филиппинца, который принес молоко в пластиковой кружке и сэндвичи на бумажной тарелочке. Над столом горела лампа. Иллюминаторы были закрыты и заперты на засов.
Красиски неподвижно лежал на нижней койке, уставившись в потолок. Он ничем не дал понять, что заметил их присутствие.
— Закрыл иллюминаторы, — заметил Гутиррец, забирая засохшую булку и ставя на стол свежую. — Видимо, боялся грозы.
— Нет, ответил Линд. — Иллюминаторы кажутся ему глазами, смотрящими на него.
Юноша покачал головой.
— Бедняга, — сказал он и, выйдя, закрыл за собой дверь.
Линд запер за ним дверь на засов.
— О'кей, — сказал он тихо и повернулся.
Красиски уселся на койке, ухмыльнулся, показав свои желтые зубы, и спросил:
— Ну, как дела?
— Лучше и не надо, — ответил Линд. Он придвинул стул и уселся. — Гуго шлет тебе сердечный привет.
— А наша публика? Все восприняли как надо?
— Угу… И очень сочувствуют тебе…
— А встреча? Ты поддерживал контакт с судном?
Линд кивнул.
— Оно находится на нашем курсе и ждет. Встреча состоится через два дня, ночью, в два часа.
— Справимся с этим делом?
