Чарльз Вильямс - Глубокое синее море (др. пер.)
— Значит, ты уверен, что я все вообразила?
— Послушай меня, Мадлен, этому человеку дважды выстрелили в грудь, и мы все это видели! Это произошло при пяти свидетелях! Ты сама видела кровь…
— Знаю… все, наверное, так и было, и тем не менее что-то продолжает меня беспокоить. Вот я и пытаюсь понять, что же это было.
Он вздохнул.
— Именно таких свидетельниц прокуроры и желают иметь на процессах в делах об убийствах. Они обычно говорят приблизительно так: «Да, я видела, что этому человеку буквально снесло голову пулей, но я ни на секунду не могу поверить, что он был ранен».
— Возможно, ты и прав, — ответила она.
Что ж, не исключено, что Годдеру удалось ее убедить. Но сам он сомневался в этом.
Стояло жаркое солнечное утро, легкий бриз рисовал рябь на поверхности воды, и «Леандр» лениво плыл вперед. Пробило восемь, когда Годдер начал свою утреннюю прогулку по средней палубе. После вчерашней грозы корабль казался словно вымытым, и чистота на корабле гармонировала с чистой и ясной погодой.
Недоверия и подозрения прошедшей ночи улетучились, и все его вчерашние мысли теперь казались ему смешными. Улыбаясь в душе самому себе, он констатировал: не только Мадлен Леннокс смотрела слишком много шпионских фильмов и читала детективных романов.
Сделав четыре круга, он обратил внимание, что корабль плывет сквозь огромные рои макрелей. Он перегнулся через перила, чтобы внимательнее понаблюдать за этими рыбками. Такой феномен ему удалось наблюдать всего два или три раза за всю жизнь, а этот косяк, казалось, состоял из миллионов недавно вылупившихся рыбок.
Продолжая наблюдать за их живой игрой, он внезапно почувствовал, что пахнет чем-то паленым. Годдер огляделся, но не заметил ничего подозрительного. А вскоре запах паленого неожиданно исчез.
Когда он вошел в столовую позавтракать, в зале находились только капитан Стин и Мадлен Леннокс. Оба как раз закончили завтрак. Годдер обратил внимание, что они поздоровались с ним с каким-то мрачным видом. Когда он сел, миссис Леннокс повернулась к нему.
— Вы не испугались этой ужасной грозы, мистер Годдер, которая пронеслась вчера над кораблем?..
В этот момент в столовую входил Линд-, и у Годдера сложилось впечатление, что она хотела сказать ему совсем другое.
Линд рассмеялся и сказал после того, как уселся:
— Этими словами вы, миссис Леннокс, обижаете человека, который на ореховой скорлупе решается обогнуть мыс Горн.
Она немного смущенно улыбнулась и вскоре вышла вместе с капитаном.
— Я начитался всякой всячины о кататонических состояниях, мистер Годдер, — сказал Линд. — И кое-что хотел бы испробовать на Красиски. Вы не хотите составить мне компанию?
Годдер сперва немного растерялся, так как ему в голову опять пришли страхи прошедшей ночи, но потом лишь пожал плечами.
— Конечно, — сказал он.
После завтрака они спустились на нижнюю палубу. Линд крикнул молодому филиппинцу, чтобы тот принес завтрак Красиски, и начал отпирать дверь каюты. Годдер стоял позади него. Линд открыл дверь, сразу чертыхнулся и устремился внутрь. Годдер успел заметить, что тело Красиски висело на одной из труб, проходивших вдоль потолка.
— Быстро! Принесите мою аптечку! — прокричал Линд и, выхватив из кармана ножичек, перерезал веревку.
Годдер помчался со своими мыслями наперегонки. Разумеется, он был прав. И тем не менее он сам своими глазами видел довольно убедительную сцену. Линд еще что-то прокричал ему вслед, но Годдер уже не слышал его. Буквально через две минуты он вернулся с аптечкой. Несколько человек из команды уже стояли у двери и заглядывали в каюту.
— Отойдите от двери! Пропустите его! — прокричал им Линд.
Труп Красиски лежал на полу. Веревка была уже снята с его шеи, так что можно было видеть страшные кровоподтеки.
Очень правдиво, подумал Годдер. Выглядят, как настоящие, пока не подойдешь к телу слишком близко.
Линд поднялся.
— Я кричал вам, чтобы вы вернулись, но вы уже не слышали, — сказал он усталым голосом. — Дело в том, что он мертв уже несколько часов.
Годдер сокрушенно покачал головой.
— Какая жалость, — пробормотал он, а сам подумал: как все мы превосходно играем. Имея такого режиссера, мы способны на все, что угодно.
— Черт возьми! — взорвался Линд. — Именно об этом я и подумал! — Он показал на веревку и повернулся к двери. — Прочь отсюда! Что вы здесь не видели!
Превосходно, подумал Годдер. Гнев, направленный на самого себя, чтобы ввести других в заблуждение и одновременно переключить внимание на Красиски, если он по неосторожности шевельнется или не сможет сдержать дыхания. Он огляделся и увидел, что иллюминаторы в каюте заперты на задвижки.
— Я заходил к нему что-то около одиннадцати, — сказал Линд. — И они уже были заперты. О, боже мой, я-то дурак, не мог догадаться, что он уже тогда что-то задумал… Помогите мне уложить его на койку.
Так как ни Отто, ни боцмана нигде не было видно, Годдер решил, что Линд обращается к нему. На губах Линда появилась сардоническая улыбка:
— Или вы боитесь мертвецов?
— Нет, конечно нет, — поспешно ответил Годдер.
Линд взял Красиски за ноги, а Годдер подхватил его под мышки. Он почувствовал, что тело уже холодное и застывшее.
Линд сорвал простыню с другой койки и накрыл ею труп. Потом с каким-то беспокойством повернулся к Годдеру.
— Если судить по степени окоченения, то он, должно быть, сделал это еще вчера. После того, как я ушел от него. А я действительно не врач и не психолог, а просто болван.
Годдер попытался привести свои мысли в порядок и стать хозяином своего лица. В какой-то степени ему это удалось и он даже сказал каким-то покорным тоном:
— Разве можно все предвидеть.
9
Люди молча отступили от двери и дали Годдеру пройти. Он услышал позади себя шепот: «С тех пор, как мы выловили этого парня из воды… Вот уж действительно накликали себе на голову…»
Значит, его сделали козлом отпущения? Он лишился своей яхты и перенес проклятие, тяготевшее над ним, на этот корабль. Ни один моряк, правда, не сознается, что он суеверен до такой степени, но тем не менее и в нашем столетии такие казусы еще встречаются. Поэтому он попытался не слушать, что говорят вокруг него, а рассортировать вопросы, которые нахлынули на него со всех сторон.
Керин Брук совершала свою прогулку по бакборту. Она, как всегда, выглядела изумительно — холодно и сдержанно. Увидев его, она улыбнулась.
— Ну как, изменилось что-нибудь в состоянии Красиски? — спросила она.
В этот момент мимо них поспешно прошел капитан Стин. Керин удивленно посмотрела ему вслед.
— Да, изменилось, — ответил Годдер. — Он умер… Повесился.
А может быть, это я его убил, подумал он про себя.
— О, какой ужас! — В ее глазах сразу появились слезы. — И как это несправедливо! Вся его жизнь была сплошной трагедией!
— Да, да, конечно, — ответил Годдер.
Она, казалось, ни в чем не сомневалась, ее не мучили никакие загадки, поэтому и у него не было ни малейшего намерения вызывать у нее те или иные подозрения. Она ему нравилась. В какой-то степени он чувствовал, что она так же одинока, как и он в последние пять месяцев, и он почувствовал потребность защитить ее, насколько это было в его силах.
Но от чего он хотел ее защитить? Разве смерть Красиски доказала, что он заблуждался? Разве эта смерть не была доказательством того, что все было действительно так, как ему и казалось? Что все было в точности спланировано заранее.
Недостатком этого плана было только то, что мысли Линда были слишком похожи на его собственные. С самого начала они мыслили в одном и том же направлении. Разумеется, смерть Майера от огнестрельного ранения и в присутствии пятерых свидетелей была много эффективней, чем была бы, например, от сердечного приступа, но если Линд почувствовал какие-то сомнения или подозрения, то он должен был действовать не так, как хотел вначале, а как заставили его сложившиеся обстоятельства. С корабля надо было убирать и Красиски, но вторичного фальшивого погребения делать уже было нельзя. Если Годдер при первом что-то заподозрил, то второе он должен был предвидеть. Значит, Красиски нужно было пожертвовать, и Линд хладнокровно убил его, чтобы залатать дырку, образовавшуюся в его планах.
Но это было еще далеко не все. Этот дьявол еще проверяет меня, подумал Годдер, и я чуть было не клюнул на его приманку. Ведь если бы я предвидел второй смертельный случай, точнее, второе погребение, то он должен был бы точно знать, как я буду реагировать. Я бы в этом случае знал, что меня специально пригласили как свидетеля и очень тщательно следил бы за тем, чтобы не заметить того, что должен был заметить. И, возможно, я не очень быстро среагировал. Если бы я чем-то дал ему понять, что не верю в смерть Красиски, то стало бы ясно, что этот человек убит совершенно напрасно, и мы теперь находимся на том же месте, на котором находились и вначале, но зато этот сукин сын уже успел меня основательно прощупать. Я уже не надежный свидетель, и он должен принять меры в отношении меня…
