Чарльз Вильямс - Глубокое синее море (др. пер.)
ПОЛУЧИЛИ ВАШУ РАДИОГРАММУ НА ИМЯ КОНСУЭЛЫ САНТОС О СМЕРТИ УОЛТЕРА ЭГЕРТОНА тчк ПОДТВЕРЖДАЮТСЯ ПОДОЗРЕНИЯ ЧТО ЭГЕРТОН БЫЛ ГУГО МАЙЕРОМ тчк СТРОГО ПРЕДПИСЫВАЕТСЯ СОХРАНИТЬ ТРУП ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ ЛИЧНОСТИ ПОСРЕДСТВОМ ОТПЕЧАТКОВ ПАЛЬЦЕВ ПО ПРИБЫТИЮ МАНИЛУ тчк ПОДРОБНЫЙ ОТВЕТ НА АДРЕС ГАНСА РИХТЕРА»
Годдер тихо присвистнул.
— А время в Буэнос-Айресе…
— Если считать приблизительно, то на четыре часа меньше, чем у нас, ответил Линд.
— Черт возьми! Значит, первая радиограмма была послана приблизительно за два часа до погребения?
— Но вины Спаркса тут никакой нет, — объяснил Линд. — Его часы работы соответствуют международным часам, которые отведены для работы в этой зоне. И капитан тут тоже не виноват. Он послал радиограмму по указанному Эгертоном адресу, и ему ответили, что на труп никто притязаний не имеет. К тому же наш корабль — не отделение полиции. Просто получилась маленькая несогласованность, и уже в следующем сообщении… мы уже можем предположить, что будет в следующей радиограмме.
— Что? А, понимаю! — И Годдер действительно понял, что имел в виду Линд. — На каюту Эгертона наложить сургучные печати?
— Вот именно. Капитан уже дал ответ на первую радиограмму, что Эгертон мертв и погребен в открытом море, когда пришла вторая радиограмма с той же станции. Они, видимо, разошлись в пути. И все же нам ясно, чего они хотят. У них есть отпечатки пальцев Майера, и когда мы прибудем в Манилу, тамошние власти смогут найти в его каюте много отпечатков, которых наверняка хватит для идентификации личности. Но мы и так заперли каюту после того, как сняли постельное белье. Я даже запер иллюминатор, а на двери будет повешен еще один замок.
— А все остальное — рутина. Зеркало, стаканчик для чистки зубов и так далее.
Линд кивнул.
— А каютный стюард говорит, что там есть целый набор военных щеток для волос… с серебряными окантовками. Вот так-то… Ну, мне пора идти на вахту.
Он вышел из салона, а оставшиеся какое-то время пытались переварить все то, что узнали от Линда. Значит, этот очаровательный англичанин на самом деле палач, который хозяйничал в свое время в Польше, и после Эйхмана его ищут очень активно.
— А в итоге выяснится, что все это чепуха, — наконец, сказала Керин.
Нет, подумал Годдер, это не чепуха. Все так и есть, ибо все детали точно соответствуют друг другу. Фальшивая повязка на глазу ясно свидетельствует, что это не Эгертон, а кто-то другой. И если немецкий отдел Интерпола в Буэнос-Айресе и жертва из концентрационного лагеря на корабле «Леандр» одновременно идентифицировали личность Эгертона, то тут уже сомнений быть не могло.
И тем не менее у Годдера были какие-то неясные сомнения; чем они были вызваны, он сам не понимал. Может быть, тем фактом, что поляк смог опознать Майера через четверть века? Нет, дело не в этом. Столь существенно черты не меняются даже за двадцать пять лет, а поляк знал своего мучителя при необычных условиях, так что черты его лица наверняка на всю жизнь запечатлелись в его памяти.
Но потом Годдер все-таки понял, что именно заронило в его душу сомнение, и он даже улыбнулся. Он слишком долго жил в мире иллюзий, а теперь попытался вернуться в обычный и реальный мир. И что же выходило? Выходило, что 24 года мир тщетно искал этого военного преступника, и вдруг этого нациста сразу обнаруживают две личности, которые при этом удалены друг от друга чуть ли не на расстояние половиной земного шара, и обнаруживают его в один и тот же день и даже почти в один и тот же час. Нациста убивают, хоронят в море и идентифицируют, то есть все идет, как по маслу, словно все было запланированно компьютером.
Да, таких случайностей, конечно, не бывает. И в такую случайность трезвый человек поверить не сможет…
— Ну, что вы на это скажете, мистер Годдер? — спросила Мадлен Леннокс.
— О, единственная трагическая фигура в этой драме — это Красиски.
— Так, значит, вы верите, что Эгертон был действительно этим Гуго Майером?
— Да. И если бы власти догадались об этом несколькими часами раньше, то Красиски не нужно было бы проводить остаток своей жизни в клинике для душевнобольных.
Линд предсказал правильно — новая радиограмма потребовала немедленно запечатать каюту и сообщила также, что, как только «Леандр» прибудет а Манилу, на его борт поднимутся эксперты по отпечаткам пальцев.
Различные пресс-агентства уже предложили капитану давать информацию на самых выгодных условиях. А он пил в салоне вместе с другими кофе и казался таким же растерянным, как и остальные.
Потом опять появился Линд и сообщил, что состояние Красиски нисколько не изменилось. Он налил себе чашку кофе и тоже присел.
Керин вздохнула.
— Просто не могу поверить, что ему удалось нас всех так обмануть, сказала она.
Линд улыбнулся.
— Он обманул не только вас. За двадцать лет ему, наверное, удалось обмануть множество людей.
— Должно быть, был первоклассным актером, — вставил Годдер, — иначе его бы давно уже прижали.
Мадлен Леннокс закурила сигарету.
— Теперь мы, наконец, можем подумать о деле без всяких криков и ахов, — сказала она. — Как бы вы поставили эту историю в кино, мистер Годдер?
— Я бы в ней совершенно ничего не изменил, — ответил Годдер.
— Я имею в виду не сюжет, а техническую сторону дела. Столкновение личностей, установку камер и так далее.
— Снимая такую сцену, можно установить только одну камеру. Ее переносят с места на место, снимают с разных точек, и причем каждую картину — отдельно. Главной остается общая картина с задним планом, а детали в основном показывают те, которые кажутся режиссеру наиболее важными. Скажем, разбитый стакан или что-нибудь в том же духе. — Годдер обвел всех глазами. — Вы что, действительно хотите, чтобы я нарисовал вас сценарий во всех подробностях?
— Да, — ответила она. — Мы пережили все это в действительности, и поэтому ваш сценарий нам не помешает и не будет шокировать. Не так ли, Керин?
Та покачала головой. Линд с интересом наблюдал за ней.
— В фильме, который претендует на реалистичность, именно детали и создают достоверность, — начал Годдер. — И естественно, вызывают наибольшие эмоции. Вот один кадр, например: Красиски стоит, держа пистолет в руке, кричит, поднимает руку и стреляет. Он не стреляет в кого-то определенного, потому что Майер даже не стоит рядом со мной. Этот кадр можно использовать позже или вообще вырезать. А вот кадр — камера уже стоит позади Красиски, немного сбоку, чтобы на экране потом было видно, как реагирует на выстрел Майер. Следующий кадр должен показать мистера Линда, который бросается к Красиски, чтобы вырвать у него пистолет. А к тому времени, когда Линд добирается до Майера, гримеры уже нанесли на его рубашку красные пятна, а также красные капли на уголок рта.
Разбитая лампа и разбитое стекло — это рутинные детали, хотя и создают известный эффект. Для этого применяются крошечные заряды, которые приводятся в действие электричеством…
Мадлен Леннокс перебила его:
— О, все понятно! Значит, стреляют из холостых патронов? И даже в зеркала и лампы?
— Разумеется! Это же ясно, как божий день. Если бы в кино использовались настоящие патроны, нас бы уже давно посадили за решетку. Но знаете, что дало бы всей сцене заключительный аккорд? Только очень опытный и смелый режиссер смог бы додуматься до такого!
— Что же? — спросил Линд. Он сидел, вытянув свои длинные ноги через подлокотник кресла, попивая кофе и внимательно слушая Годдера.
— Звон серебряной посуды среди всеобщей тишины. Я имею в виду тот момент, когда Майер падает и тянет скатерть на себя. Это мелодичное звяканье серебра заставило бы зрителей затаить дыхание. А если бы режиссер придумал какой-нибудь более эффективный трюк, то его можно было бы назвать гением…
В тот же самый момент Годдер почувствовал, как по его спине пробежал холодок — словно кто-то провел холодными щипцами вдоль его позвоночника. Ему показалось, что волосы приподнимаются у него на затылке. Он посмотрел на Линда, который все еще слабо улыбался. И когда Годдер осознал, что именно он только что сказал, он понял, что секунду назад заглянул в глаза дьяволу.
— А здесь, кажется, природа искусства предпочла зеркало, пробормотал Линд.
Выходит, они оба знали об этом, он и Линд. Остальные ничего не подозревали.
7
Годдер лежал на койке в своей каюте совершенно раздетый и размышлял. Как много людей втянуты в эту авантюру? Боцман и высокий матрос по имени Отто? И все? А что можно сказать о радисте? О капитане Стине? Когда человек задумывается над вопросами подобного рода, у него по спине пробегают мурашки. Любой мог быть замешан в это дело, а Годдер даже не знал, насколько все это соответствует действительности. Возможно, Линд уже заподозрил его. Когда имеешь дело не с человеком, а с дьяволом, никогда не знаешь, что случится в следующую минуту. И никогда нельзя недооценивать подобного человека, ибо такую ошибку ты сможешь сделать только один раз.
