Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу
Если ветер дул с моря, петушок поворачивался золотой стороной. Значит, можно было заходить в порт. Если же петушок становился чёрным, вход в гавань закрывался. Жаль, что здесь нет такого петушка. Поди, пойми, можно ли нырять в подворотню, или лучше всё ещё раз проверить.
Если Алпатов о ларьке знает, почему не предупредил? Для этого существуют условные фразы, и хозяин квартиры должен быть в курсе. Если же он не замечает очевидного, значит, у него не всё в порядке с головой. Но, скорее всего, налицо третий вариант, самый нежелательный и обещающий массу хлопот. Алпатов всё знает, но не предупреждает московскую гостью о слежке именно потому, что сам заодно с «оборотнями» и бандитами.
Пока Сибилле предъявить нечего. Досье у неё с собой нет. Оно оставлено в камере хранения теперь уже Московского вокзала. Очень удобно было бы сразу же добавить туда и диск Алпатова. А уже потом, в Финляндии, сделать столько копий, сколько потребуется для достижения максимального эффекта.
Сибилла всегда любила повторять французскую поговорку о том, что лучше быть дома в десять часов, чем в морге — в восемь. И потому на обеспечение собственной безопасности денег никогда не жалела. Сейчас, легко перебежав Невский по «зебре», она прыгнула в заднюю дверь троллейбуса, даже не справившись о номере; это не имело значения. Чисто на всякий случай, по профессиональной привычке, она из конца салона перешла к кабине водителя, ещё раз тщательно проверила «хвост» и высадилась напротив «Гостиного двора». В знаменитом универмаге её интересовали две секции — спецодежды и хозтоваров.
Нырнув в подземный переход на углу Садовой и Невского, Сибилла влилась в людской поток, который втащил её в двери «Гостинки». Оттуда вкусно пахло свежезаваренным кофе. Не торопясь, упругим, спортивным шагом, Сибилла двинулась по галерее. Её вовсе не беспокоило, что уже пять минут назад нужно было подняться в квартиру Алпатова. Ничего, потерпит, не помрёт. А если и помрёт, невелика беда. Обойдёмся и без главы о проститутках-солдатах. Сейчас главное — самой уцелеть, за что уж точно никто поручиться не может.
На Невском она появилась через сорок минут, с большими новенькими пакетами в руках. Села в автобус, на котором и вернулась к Пушкинской. Но там выходить не стала, проехала до площади Восстания, откуда с толпой двинулась на Московский вокзал. Отстояла очередь в туалет, заперлась в кабинке на задвижку. Не обращая внимания на нервные и нетерпеливые крики жаждущих облегчиться дам, Сибилла пробыла в своей кабинке ровно столько времени, сколько требовалось для полной смены действующих лиц этого забавного мини-спектакля.
Когда из кабинки вышла седая пожилая дворничиха в оранжевом жилете, клетчатом платке, с ведром и шваброй в руках, никто особенно не удивился. Вновь выстроившиеся у туалета женщины просто не знали, кто перед этим в кабинку заходил.
Надо было обладать поистине дьявольской наблюдательностью, чтобы узнать в измождённой бледной дворничихе тщательно раскрашенную блондинку, которая прогуливалась здесь больше часа назад. По Пушкинской улице труженица ведра и швабры шла так уверенно и спокойно, будто проделывала этот путь каждый день по многу раз. И потому в зарешеченную арку её пропустили без вопросов. Какой-то очкарик даже придержал дверь, ожидая, когда дворничиха протиснется в узкую калитку со своей ношей.
— Спасибо, милый, дай Бог тебе здоровья! — тонким, сиплым, совершенно не своим голосом поблагодарила Сибилла и вразвалку поплелась к угловому подъезду, где проживал Алпатов.
Там, изучив табличку с указанием квартир и этажей, Сибилла немного поскучнела. Но все же решила взобраться на пятый этаж пешком, чтобы не стать, в случае чего, пленницей лифта. И каждый раз, останавливаясь у подоконника, Сибилла внимательно изучала колодец питерского двора. Но, кроме открытого ящика с песком и нескольких пустых иномарок, она ничего не видела. Оказавшись у металлической двери Алпатова, Сибилла позвонила.
Сначала было тихо, и она успела выругать себя страшными словами, потому что не явилась вовремя. Алпатов мог уйти — день выходной, послепраздничный. Вряд ли мужик будет терпеливо дожидаться ту, которая не соизволила прибыть к назначенному времени. Или с ней что-то случилось, и тут уже ничем не поможешь; или дискета не очень-то нужна. В качестве наказания пусть уйдёт ни с чем или подождёт до ночи на лестнице.
Но всё-таки Сибилла утопила кнопку звонка ещё раз, и тут же услышала мужской голос. Он был испуганный, даже придушенный, словно кто-то держал говорившего за воротник рубашки.
— Кто там?..
— Дворник. Водички горяченькой можно набрать?
Сибилла говорила тем же писклявым и одновременно простуженным голосом, что и у арки.
За дверью, где Алпатов явно был не один, посоветовались и решили открыть. Тот самый мужчина, что был изображён в фотографии в досье Вороновича, стоял в прихожей и с ужасом смотрел на Сибиллу. Он был в спортивных штанах, в футболке и в расстёгнутой лыжной куртке. На босых, без носков, ногах красовались банные сланцы. Все двери, на кухню и в комнаты, Алпатов предусмотрительно закрыл.
— Вот спасибо, а то в доме-то и нет никого! А лестницу помыть велели, и точка! — затараторила словоохотливая дворничиха. — Я-то всегда в другой квартире воду беру, а сегодня их дома нет. Куда идти-то?
— В ванную! — Алпатов, дрожа, как осиновый лист, распахнул перед ней дверь.
Он боялся и тех, кто скрывался в комнатах, и тётку в оранжевом жилете, которая не спеша наполняла пластмассовое синее ведро. Дождавшись, когда хозяин в очередной раз отвернётся, Сибилла прикрепила снизу к ванне миниатюрный передатчик, благодаря которому теперь могла прослушивать эту квартиру.
— Вот спасибо, сыночек! Пойду потихоньку. Прости, что побеспокоила.
И дворничиха вышла на лестницу. Алпатов даже не подумал помочь ей донести тяжёлое ведро.
Когда сзади хлопнула и с лязгом закрылась дверь, Сибилла спустилась этажом ниже и сунула в уши затычки, которые все принимали за плейерные. Но на самом деле они выполняли иную функцию. Через оставленный в ванне микрофон Сибилла прослушивала квартиру. И ничуть не удивилась, узнав, что едва не нарвалась на засаду. Интуиция и здравый смысл уже в который раз выручили агента с кодовым именем «Мари».
Она подумала, что неплохо бы вымыть эту отвратительно-грязную лестницу, а заодно обдумать дальнейшие и действия и послушать, как обстоят дела у Алпатова. Если проколоться сейчас, можно погубить весь проект «Падающие звёзды». И потому лучше уйти, плюнув на компромат второстепенного значения. Самые сладкие куски досье уже в работе, и нужно спасать именно их.
Со стороны картина выглядела совершенно безобидно. Тётка в оранжевом жилете насыпала в ведро порошок и принялась старательно тереть шваброй заплёванные щербатые ступени. Каждый марш лестницы и площадку она предварительно выметала. Под её платком прятался слуховой аппарат; поэтому и говорила уборщица странно, как все глухие — громко и немного нараспев.
Сибилла уже успела удостоиться похвалы от одной из тех самых пенсионерок, что обсуждали на Пушкинской фруктовую кибитку, но ничего ей не ответила. Через десять минут её поблагодарила интеллигентная супружеская пара предпенсионного возраста, и глуповатая дворничиха снова промолчала. Она действительно не слышала этих слов. То, что творилось в квартире, стоило всего остального.
Итак, кроме Алпатова, там целая компания. Они держат связь с кибиткой. Ну, кто бы спорил? Там тоже пост. А, главное, связник давно уже прошёл! Причём, связников оказалось двое, потому что прозвучало слово «они». Ну, не трое же и не пятеро, в конце концов!
Вот это уже что-то новое — какие могут быть «они», если она одна? Вывод — на дворничиху никто не обратил внимания. Сибилла об этом могла только мечтать. За связников приняли кого-то другого. И не только приняли, но и успели задержать. Лучше всего сейчас же и удалиться, пока ребята не опомнились и не захотели проверить ещё и дворничиху…
Плевать, что потратила время и деньги, — зато голову сберегла! Сейчас сунуть всё это барахло куда-нибудь под лестницу — и на вокзал, за дискетами. А оттуда — на Финляндский, где можно спокойно дождаться поезда. Из «Пулковской» Сибилла уже выписалась, и возвращаться туда не надо. А маскарадные эти вещички другим дворникам пригодятся, вместе с ведром и шваброй. Да ещё лестница чистая останется, что тоже нелишне.
Похоже, Алпатов деморализован и напуган, а другие ребята злы, как псы. Они беспрестанно матерятся, орут, даже, вроде, кого-то бьют. Из глубины квартиры доносятся стоны и крики. Потом всё перебивает грохот, сменившийся звоном разбитой посуды.
Всё говорило о том, что нужно немедленно уходить, но «агент Мари» всегда стремилась работать на результат. Не в силах решиться на что-то конкретное, она продолжала драить ступеньки. После уборки на лестнице даже стало светлее, и очередной благодарный жилец спросил, не помоет ли она и окна. Указав на затычки и изобразив на лице крайнюю степень непонимания, Сибилла поспешно поднялась на этаж вверх и почувствовала, что хочет курить.
