Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу
— Вот и сижу я здесь уже неделю. Смотрю телевизор, слушаю радио. Столько наших погибло, а я штаны протираю! Они в любом случае были НАШИМИ, потому что восстали против произвола, против всей этой мерзости! Первые дни вообще не мог есть, только пил какие-то отвары — хозяйка присылала с сыном. Насчёт Стефана знаю только, что он был арестован тем же вечером. И что сдала его мать приятеля, у которого твой сын пытался скрыться. Его ведь обвинили в убийстве женщины, а та поверила, испугалась. Правда, потом обвинения сняли. Объявили, что Стефан освобождён. Так я и считал, но позавчера мои родители случайно встретились на вечеринке. И мать попросила отца передать мне, что Стефан исчез. Видимо, уже после того, как его выпустили. Не забывай, что на «оборотней» работает одна из самых опасных банд. От слова «Серебряные» у бывалых «братков» животы схватывает. Теперь менты за Стефана как бы не отвечают. Да, обвинили понапрасну, но потом извинились, освободили. А что дальше произошло — не их дело…
— Да, ни в одном московском следственном изоляторе его нет. — Сибилла уселась по-турецки на тахту.
Она не плакала, но тусклый, будто перегоревший голос был куда страшнее и выразительнее слёз.
— По официальной информации он был отпущен сразу же после задержания. Якобы нашёлся истинный убийца той дамы у метро, и всё прояснилось. Она ведь наркотиками торговала, и с каким-то покупателем в цене не сошлась. Амалия, наша домоправительница, слышала всё — и объявление о розыске, и сообщение об ошибке. Она ждала Стефана и вечером, и утром, но так и не дождалась. Соседи на Тверской помогли ей обзвонить больницы и морги — нигде его не было. В милиции от неё не принимали заявление, потому что она не является ни родственницей, ни опекуном Стефана. А мне нельзя показываться там, потому что для дела я должна числиться в отсутствующих. Кроме того, если в исчезновении Стефана заинтересованы генералы, то мелкие чины искать его не станут. Кстати, моей свекрови Доре Райниковой отказали под тем же предлогом — ведь Лёва Стефана не усыновлял…
Артур с изумлением смотрел на мать пропавшего мальчишки. Она выглядела спокойной, собранной, и в то же время очень активной. Бессмысленно было спрашивать, чем занималась Сибилла в Африке, какие у неё планы на будущее, да это Артура и не интересовало. Он хотел одного — поскорее завершить свою нелёгкую миссию, чтобы не подставлять под удар мать и Ирину с дочкой. Кроме того, они просто обязаны были найти Стефана — ведь человек не может просто так исчезнуть!..
— Наш адвокат не в курсе, ему вообще никто не звонил, — продолжала Сибилла, полузакрыв глаза и привалившись головой к подушке.
Артур видел, что она ещё слаба, и ужасно, смертельно устала. И всё же она была готова немедленно встать и выехать в Питер за самой последней, седьмой частью «досье Вороновича».
— Я проклинаю себя за то, что опоздала на эти шесть дней. Но что случилось, то случилось. Стефану в данный момент я ничем помочь не могу, и судьба его в руце Господней. А я сейчас еду на вокзал, забираю кейс, присоединяю к досье ту часть, что ты получил от пограничника. А ночью вылетаю в Петербург.
Тураев с восторгом смотрел на удивительную женщину, которую очень близко знал уже тринадцать лет назад и думал, что по-настоящему познакомился с ней лишь сегодня.
— Как ты меня нашла?
Он ладонью коснулся чёрных шелковистых завитков, потом немного потянул за них и увидел, что это — парик. Сибилла сняла его просто, как шапку, и Тураев в очередной раз обомлел. Её недавно наголо остриженная голова серебрилась сплошной сединой, под которой угадывался не до конца заживший шрам.
— Погоди… Ты была ранена? Поэтому и молчала, не появлялась? А говорила про лихорадку…
— Одно другого не исключает, Артур. — Сибилла снова натянула парик, и из старухи стала девушкой. — А как нашла? Через Дору связалась с твоей матерью, предупредила её об опасности. Посоветовала, если можно, пока уехать из страны, и вернуться только после того, как всё закончится. Я и сама заметила, что за квартирой на Таганке следят, но меня пока никто не узнал. Нора свела нас с твоим отцом, и он согласился устроить свидание. — Сибилла улыбнулась, будто бы вспомнив о чём-то приятном. — Мы ведь с ним познакомились давно, когда мой папа в Москве работал. Верительные грамоты, приёмы, переговоры… О, как давно это было! Наш первый танец с Лёвой! Бедный мой, наивный романтик и самый лучший на свете друг!..
Сибилла ласково потрепала Артура по щеке и сняла его руку со своего колена.
— Не шали, всему своё время. Если мой истинный облик не отбил у тебя желание, значит, есть ещё порох в пороховницах. А я там, в африканской деревне, когда меня шаман лечил, совсем упала духом, даже мечтала о смерти. Но, как оказалось, я могу пригодиться и здесь. Сейчас я уеду, но потом непременно вернусь.
— Значит, ты берёшь досье из камеры хранения, потом встречаешься в Питере с Алпатовым. Если наш последний информатор жив, конечно. Допустим, ты это сделала. Что дальше?
— Снимаю несколько копий — для российских спецслужб, для Интерпола, для прессы, наконец. Ну, и про запас несколько экземпляров оставлю.
Сибилла говорила задумчиво, спокойно, будто решая, какие продукты купить к ужину.
— Что касается здешних «кремлёвских башен», то нужно в каждую представить досье. Если одни захотят прикрыть этих генералов, другие, понадеемся, не позволят это сделать. Они ведь грызутся между собой, как бойцовые псы. Обязательно данные должны пойти в Интернет и стать достоянием широкой общественности. Кстати, не забывай, что этот год у вас предвыборный, и потому всё в ход пойдёт!
Сибилла соскочила с тахты, несколько раз вдохнула и выдохнула по системе йогов. Ещё тогда, в Латвии, она хотела приобщить к учению и Лёву с Артуром, но не преуспела в этом.
— Отдай мне всё, что у тебя есть, и будь спокоен. — Сибилла взлохматила его волосы и легонько щёлкнула по носу.
— А дочерей ты видела уже? — Артур отдал ей конверт с дискетой и жетон от камеры хранения. — Может быть, поездку на завтра отложишь?
— Нет, я их ещё не видела. Но знаю, что с ними всё в порядке.
Сибиллу, как показалось Тураеву, этот вопрос явно раздосадовал. Она и о Стефане почти не вспоминала — хлопотала, укладывая пакетики во внутренние карманы своей красной лакированной куртки.
— Артур, мне лучше пока не раскрывать себя, как бы ни тянуло к детям. Чем я помогу Стефану, если поддамся ненужным эмоциям? Пусть думают, что меня нет в Москве. Документы у меня на другое имя. Сейчас перед тобой гражданка Финляндии по имени Виолетта. Так мне легче будет пересечь границу после завершения дел в Петербурге. Только ты ни в чём себя не вини. О мёртвых плохо не говорят, но Лёва сильно обидел тебя тогда, в девяносто третьем. Я долго страдала, вспоминая нашу с ним свадьбу. И он тоже мучился, поверь. Ведь ты на заправке мог отказаться, не взять дискету! Отсидев не так давно в тюрьме, едва не погибнув в зоне самой страшной смертью, ты снова пошёл напролом, не имея при этом никакой выгоды. Ты мог сказать: «Какое мне дело?». Но ты так не сказал, и тем невероятно осложнил свою жизнь. Это так не характерно для здешнего человека — переживать за друга, за страну, за честь своих бывших коллег! И, самое главное, совершенно бесплатно! Но я заплачу тебе — только не деньгами. Я просто тоже сделаю всё, что могу. А могу я немало, поверь. Мысли о муже и сыне помогут мне в борьбе.
Тураев никак не мог разжать объятия, чтобы не потерять эту женщину навсегда. И не находил слов для выражения обуревавших его чувств — очень разных, но одинаково сильных. Услышав, что Сибилла снова напомнила о Стефане, он в который раз представил, как перед отъездом в Кузьминский парк прощался с её ребёнком. Её плотью и кровью, её первенцем, её надеждой…
— Я успел полюбить Стефана, а он… — Тураев не знал, стоит ли сейчас говорить об этом, и всё же решил сказать. — Он попросил разрешения называть меня отцом. Может, я неправильно поступил, когда позволил. А ведь про родного его папу и я ничего не знаю, и он тоже…
Сибилла резко откинула голову назад, внимательно взглянула в глаза обнимающего её мужчины — одного из многих, но единственного, кого почтил своим доверием Стефан. Значит, сумел Артур тронуть молодое, но уже очерствевшее от одиночества и непонимания сердце сына. Расположил к себе того, кто, казалось, не ведал ни страха, ни стыда. Лёва очень хотел, чтобы Стефан обратился к нему именно так, но не дождался.
— Пускай… Его отец погиб почти одновременно с Лёвой. Так получилось, к сожалению, — прошептала Сибилла, замерев, зажмурившись и пытаясь совладать со слезами, только сейчас непозволительно близко поступившими к глазам. Эта железная женщина улыбалась грустно и мягко, очень по-матерински. — Ты прав — Стефана нельзя не полюбить. Это самый хороший мальчик не свете, и я так скучала по нему!
