Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу
Итак, она совсем рядом. Нашла даже здесь, где не могут обнаружить его братья Василенко. Может, ждут, когда он расслабится и выползет сам? Или уже обнаружили досье, и Артур перестал их интересовать? В то, что такие люди могли отступить, не добившись своего, Тураев не верил ни секунды.
Но всё это — ерунда по сравнению с мукой, которую предстоит вытерпеть сейчас. Он будет рассказывать Сибилле о том, как смотрел вслед джипу Льва Райникова, уезжавшего с заправки навстречу гибели. Вспомнит, как, придерживая стоящие торчком лыжи, обнимал перед расставанием Стефана у порога каланчевской квартиры. И, более того, он должен убедить Сибиллу помочь ему, чтобы все жертвы и усилия не оказались напрасными.
Ведь эти изверги убили почти всех, кто перешёл им дорогу. Вчера по телевизору Артур увидел репортаж из города Дубровника, где в бассейне пятизвёздочной гостиницы утонула российская гражданка Веста Гацкевич. У неё якобы схватило сердце во время купания. Неизвестно, жив ли питерец Сергей Алпатов, последний из поименованных в «досье Вороновича»…
— Где эта женщина?! — закашлявшись, спросил Тураев. Ему хотелось моментально одеться и броситься навстречу Сибилле.
— Она в кафёшке у Кольцевой, недалеко отсюда, — ответил растерянный Араз. — Чего отцу передать? Хотите её видеть?
— Хочу, и как можно скорее! Срочно, понимаешь?!
Артур забарабанил пальцами по колену, потом со скрипом потёр ладонью щёки.
— Когда сможете привезти её сюда? Я как раз побриться успею…
— Скажу отцу, он привезёт!
Араз не на шутку заинтересовался женщиной, одно упоминание о которой так взволновало гостя, но внешне этого никак не показал.
— Она тоже очень хочет встретиться с вами…
И Араз вышел, осторожно прикрыв дверь.
Артур принялся считать секунды, но скоро сбился. Чтобы как-то отвлечься, он яростно мылил свою изжёванную физиономию, скрёб опасной бритвой двухдневную щетину, метался по комнате, стараясь придать ей приличный вид. И только в последний момент вспомнил, что нужно сменить чужой халат на собственный спортивный костюм. Тот самый, в котором Артур уехал в Кузьминский парк на встречу с Пирожинским…
Шаги, уже двух человек, зашуршали около двери через два часа после ухода Араза. В последнее мгновение перед встречей Тураев силился взять себя в руки, стать прежним — хладнокровным и неустрашимым. И всё же понимал, что готов взглянуть в глаза любому врагу, в том числе и генералам Василенко. Но чтобы увидеть Сибиллу, поздороваться с ней, потребуется нечеловеческое напряжение воли.
Казалось, Тураева уже ничем нельзя было удивить. Но всё-таки он оторопел, когда в комнату шагнула совершенно незнакомая брюнетка в красной лакированной куртке, без шапки, в узких вываренных джинсах и шерстяных носках. Обувь, в соответствии с мусульманскими обычаями, она оставила у порога.
На вид незнакомке было не больше двадцати пяти, а Сибилла ведь на два с половиной года старше Тураева. Они встретились в полутьме — Артур так и не отодвинул шторы, только включил бра. Опять попался, идиот! Даже если Сибилла в Москве, в неизвестный дом она послала какую-то девчонку. Теперь об его убежище знает ещё один человек…
— Вы от Сибиллы? — вполголоса спросил Тураев.
Брюнетка, взъерошив рукой короткую стрижку, сняла очки с квадратными тонированными линзами. На Артура глянули неповторимые незабудковые глаза, а свежее, старательно отделанное девичье лицо вдруг прекратилось в усталое, женское. Теперь Артур видел, что ей за сорок, а худоба её болезненная, и цвет лица нездоровый.
— Да, я от неё! — грудным, волнующим голосом ответила вошедшая женщина.
А в следующий миг, шагнув к Артуру, обняла его.
— Где же ты была так долго?
Тураев целовал Сибиллу в глаза, в щёки, в губы. И будто уносился вниз пор спирали времени, в «высотку» отеля «Украина», где вот так же её ждал. А она появлялась каждый раз новая и падала в его объятия. Сейчас Сибилла говорила с тем же лёгким акцентом, от которого у Артура ёкало сердце.
— Мы все так ждали тебя!
— Знаю. Но раньше вернуться не могла. Долго болела какой-то дрянной африканской лихорадкой. Пришлось месяц в хижине прожить, дождаться, пока минует опасность. Неужели я по доброй воле допустила бы всё это?
Сибилла что-то не договаривала, смотрела в сторону, но Артуру сейчас нужно было прояснить главное.
— Видимо, звезда моей удачи погасла. Я не смогла реализовать свои намерения и едва не погибла сама. Теперь ещё и ваши мытарства! Садись… — Сибилла, опустившись на тахту, потянула за собой Тураева. — Расскажи мне всё, что знаешь, по этому делу. А после перейдём к тому, что знаю я. Говори, не бойся!
Сибилла, как и раньше, узкими ладонями гладила Артура по свежевыбритым щекам, по изрезанному морщинами лбу, по упругой шапке рано поседевших волос.
— Я не стану давать оценки — не имею права. Да и не помогут уже никакие упрёки тем, кто ушёл навсегда. Им нужно другое! — Сибилла приблизила своё лицо к лицу Тураева, и глаза её вспыхнули холодным голубым светом. — И это другое должны совершить мы. Мы с тобой…
— Я очень хотел, чтобы ты вернулась. Всю ночь думал о тебе. И раньше тоже, но сегодня — особенно. Как чувствовал, что ты рядом. Целую неделю сижу тут взаперти и ничего не знаю о делах на воле. Но о том, что случилось до шестнадцатого февраля, ты услышишь. С четвёртого января, когда Лёвка завернул ко мне на дороховскую заправку и сообщил о существовании банка данных, содержащего взрывоопасный компромат на высокопоставленных служащих МВД, которые крышуют криминальные группировки… Я не смог отказать ему и пообещал помочь. Я сделал всё для того, чтобы выполнить своё обещание. Многое удалось узнать, но в последнее время Фортуна нам изменила. Похоже, у «оборотней» сдали нервы, и они пошли ва-банк. Теперь я не могу добраться до досье, не могу более с ним работать. И каждый день промедление может оказаться роковым. Ведь пока материалы не выложены в Сеть и не переданы по назначению, есть вероятность полного провала. Эти самые «оборотни» в любой момент могут, пользуясь немалой своей властью, просто прочесать те ячейки в камерах хранения, которые не открывались за последнюю неделю. Это не так уж трудно сделать. С их полномочиями — просто пустяк. Если они ещё не предприняли этого…
— Они ещё не обнаружили досье, Артур.
Сибилла положила Тураеву руки на плечи, надавила нежно, но сильно, будто мешая подняться.
— Это сделаю я. Они оставили меня без мужа, похитили сына, загнали в подполье тебя. Но осталась я, которая воздаст им сторицей. И ты, Артур, будь свидетелем этой клятвы. В декабре я срочно покинула свою семью, чтобы больше уже никогда не увидеть её в полном составе! Дело моё провалилось там, далеко на юге, и за это время в Москве мне было нанесено ещё два страшных удара. По-моему, хватит! Скажи, что нужно делать — для того я и встретилась с тобой сегодня. Мы действительно должны торопиться, потому что, не найдя тебя, не получив желаемого, «оборотни» примутся за твою мать. Она — первая кандидатура в заложники. Кроме того, они всё знают о твоей подруге Ирине и вашей дочке. Надеются выманить тебя таким образом, если не выйдет иначе. У меня есть источники в ваших силовых структурах. Я знаю, что говорю, но позволь их не раскрывать. Для того чтобы сорвать жуткие планы, нужно действовать молниеносно. И ради нашего общего успеха ты должен вспомнить всё до мельчайших подробностей. Говори, что хочешь, а я буду слушать…
Артур, прижав Сибиллу к себе, глядя на зашторенное окно поверх её головы, начал рассказывать — сначала шёпотом, потом — вполголоса. Он шаг за шагом проходил снова весь этот страшный, скользкий, коварный путь, когда камни прямо из-под ног летели в пропасть, а на голову в любой момент могла сойти лавина.
Он снова штурмовал сияющую в голубой вышине снежную вершину, до которой, судя по всему, добраться ему не суждено. Он останется на ненадёжном уступе и будет, зажмурившись, стоять над пустотой, рискуя в любой момент присоединиться к погибшим. Каждым своим словом он будто бы вбивал в отвесную стену крюк, цеплялся за него, подтягивался очень медленно; но всё же полз к вершине. А до неё было всё так же далеко.
Осторожно ставя ногу на лёд, перед каждым шагом пробуя твёрдость опоры, Тураев припоминал мельчайшие подробности этих самых семи недель и готовил плацдарм для Сибиллы. А она слушала — молча, внимательно. Иногда кивала головой или удивлённо поднимала брови. И тогда Артур возвращался к началу, указывал на огрехи, сетовал на непруху. И доказывал, не только Сибилле, но и себе, что иначе было нельзя. Туманы клубились в расселинах между гребнями скал, и садилось за самым высоким пиком очень яркое солнце. А он продолжал восхождение, пока, наконец, не оказался в «Гелендвагене» у Павелецкого вокзала.
— Вот и сижу я здесь уже неделю. Смотрю телевизор, слушаю радио. Столько наших погибло, а я штаны протираю! Они в любом случае были НАШИМИ, потому что восстали против произвола, против всей этой мерзости! Первые дни вообще не мог есть, только пил какие-то отвары — хозяйка присылала с сыном. Насчёт Стефана знаю только, что он был арестован тем же вечером. И что сдала его мать приятеля, у которого твой сын пытался скрыться. Его ведь обвинили в убийстве женщины, а та поверила, испугалась. Правда, потом обвинения сняли. Объявили, что Стефан освобождён. Так я и считал, но позавчера мои родители случайно встретились на вечеринке. И мать попросила отца передать мне, что Стефан исчез. Видимо, уже после того, как его выпустили. Не забывай, что на «оборотней» работает одна из самых опасных банд. От слова «Серебряные» у бывалых «братков» животы схватывает. Теперь менты за Стефана как бы не отвечают. Да, обвинили понапрасну, но потом извинились, освободили. А что дальше произошло — не их дело…
