Илья Рясной - Табельный выстрел
— На всю командировку, — кивнул Ганичев.
— Да только на завтра.
— А вагона-ресторана не хватит? — не отставал Ганичев.
— Нам рестораны не по зарплате.
— А куда ты деньжищи деваешь?
— Купить нейлоновую рубашку и болоньевый плащ — вот и плакали все денежки. Сыщик должен выглядеть как денди лондонский.
— Уважаю, — кивнул Ганичев.
— И вообще, не вижу повода не отметить наш отъезд, — Маслов выразительно кивнул на свой чудовищный чемодан, который пока так и не запихал наверх.
— Нам сухой закон Лопатин прописал, — объявил Поливанов.
— А сам сейчас с Сидоровым пьет коньяк, — кивнул Маслов. — Чтоб мы так жили, как они прибедняются. Сатрапы. За это ли боролись?
— Кончай трепаться, — махнул рукой Поливанов. — Спать пора.
— Вот я вижу в этом несправедливость бытия, — завел очередную песню Маслов, открывший свой чемодан и выудивший оттуда тряпичную сумку с припасами, которую водрузил на столик. — Наши конструкторы создали самый первый в мире и самый надежный реактивный пассажирский самолет «Ту-104». И почему мы должны сутки трястись в этом устаревшем виде транспорта?
— Вот будешь генералом — будешь летать как птица. А пока на каждого сыщика самолетов не напасешься, — емко описал ситуацию Поливанов.
— Тем более насчет надежности ты преувеличиваешь, — отметил Ганичев. — Вон, в позапрошлом году под Хабаровском «Ту-104» рухнул, восемьдесят человек погибли. А в прошлом году ПОД Иркутском — тридцать жертв. Раз в год обязательно свалится. А поезд — хоть неторопливо, но дотрюхает. Колеса стучат, курочка вареная, огурчики соленые, яйца вкрутую. Красота…
— Все, спать, друзья мои. Спать, — вставил начальственное слово Поливанов. — Нам еще сутки ехать, наговоримся.
— Против власти не попрешь, — Маслов все-таки титаническим усилием запихал чемодан наверх, а за ним забросил на жалобно скрипнувшую полку свое стокилограммовое тело.
— Ты только полку не обрушь, — предостерег Ганичев, опасаясь быть придавленным. — И сам не упади.
— Моряку из Одессы качка не страшна, — объявил Маслов и уже через минуту сладко посапывал, в очередной раз демонстрируя поразительную устойчивость своей нервной системы.
Весь следующий день за окном тянулись бесконечные леса, полустанки, поля, перелески. Грузовики, легковушки ждали у шлагбаумов, около насыпи толкались местные жители, провожая глазами поезд — пришельца из другой жизни. Поливанов думал, что их провожают взглядом такие же люди, как и он, у которых своя, самая важная для них жизнь. Как у метеоритов: сошлись их траектории в бескрайнем космосе и разошлись навеки. Человечество — это бесконечное вращение таких вот метеоритов, мчащихся по своей траектории.
С утра сотрудников розыска навестили начальники. Маслов был прав — от них на самом деле исходил запах хорошего коньяка. Убедившись, что все в порядке, руководство чинно удалилось в свой вагон.
— Так, может, опрокинем? — не отставал Маслов.
— Да ладно тебе, — отмахивался Поливанов, знавший, что сухой закон он такой — только нарушишь, а потом уже не остановишься.
В командировочных запасах нашлась куча всякой провизии. Каждая жена собирала своего мужа добросовестно, в расчете на всю мужскую компанию. Глядя на продовольственное изобилие, Поливанов уже подумывал, не дать ли послабление коллективу по питейному вопросу. И тут все решилось само собой.
Их вагон был забронирован военной комендатурой, поэтому в коридоре толкались в основном военнослужащие всех видов род, званий и должностей. На станции Агрыз на пороге купе появился полноватый лысоватый подполковник с объемистым чемоданом и спросил:
— К вам можно?
— Заходите, товарищ подполковник, — радушно произнес Маслов. — Дорогим гостем будете.
— Ну, вот и хорошо, — открыто улыбнулся подполковник.
Петлицы на его форме были черные, а эмблемы с танчиками. Вскоре выяснилось, что он начальник штаба полка и возвращается из отпуска — был у матери. Планки на кителе показывали орден Славы и две Красной Звезды. Получалось, что попутчик был вполне себе геройский. И еще танкист, прямо как Поливанов.
— Извините, а где воевали? — кинул пробный шар начальник отдела. — И на какой технике?
И понеслось. Через некоторое время все тормоза, мешающие в начале общения, были сняты. На столике в купе появилась бутылка роскошного грузинского марочного коньяка «Варцихе», до того уютно ждавшая своего часа в объемистом, добротной кожи чемодане подполковника. За ней пошла другая бутылка.
Маслов пытался поучаствовать в трапезе жалкой бутылкой водки «Московская», но был властно остановлен танкистом — гусары такого не пьют. Похоже, затоварился армянским коньяком танкист основательно и ничего для попутчиков не жалел — благо зарплата, которая у армии раза в два больше милицейской, позволяла. Зато закуску всю вытряхнули из запасов москвичи. Странно, но хватило впритык. А за колбасой даже пришлось заглянуть в вагон-ресторан.
Душистый, отличный коньяк. Душевный разговор. И воспоминания, воспоминания, воспоминания. Про горящие танки, про штурмы городов, про трещащие под гусеницами немецкие пушки, про боевых друзей, которым повезло остаться живыми, и тех, кто сложили свои головы в боях за Родину. Ганичев, служивший в СМЕРШе, тоже вставлял время от времени свои истории — только несколько специфического характера.
Узнав, какое ведомство представляют попутчики, армеец обрадовался:
— А я на Дальнем Востоке с вашим братом сталкивался. Там начальником колонии назначили бывшего танкиста-майора. И как на беду, зэки взбунтовались. Он и пришел помощи просить. Наш комбат от щедрот ему три танка дал. Майор на радостях гусеницами по баракам проехался, да так, что бунтари только успевали выскакивать, остановился в центре зоны, высунулся по пояс из люка и заорал: «Вот так всех отныне давить буду!» Зэки до того обалдели, что от своих мерзких помыслов отказались, бараки восстановили и ходили шелковыми, пока он там руководил.
— Вот это дело. Это по-нашему, — удовлетворенно кивнул Ганичев.
— А вообще, я не понимаю. Что мешает к стенке всех поставить, кто не дает жить трудовому народу? — заявил танкист. — Что, голод сейчас, куска хлеба нет? Зачем воруют? Зачем грабят? Потому что гады они и иуды, и к стенке их всех. И не жалко.
— Нет, — покачал головой Поливанов. — Всех нельзя. Там тоже люди.
— Ну не знаю. Как скажешь. Я тебе доверяю, — кивнул танкист, и стаканы в железнодорожных подстаканниках снова звякнули.
В общем, нагрузились вполне прилично, но ведь и повод был — товарищи по оружию встретились. Благо начальство больше не донимало.
Танкист выходил на станции Красноуфимск.
— Михалыч, в Москве будешь, обижусь, если не зайдешь. Можешь у меня остановиться, места хватит, — напутствовал Поливанов, колотя по плечу соратника по роду войск.
— Ну, и ты как-то, — кивал танкист. — Не забывай.
— Адрес не забудь.
— Да никогда!
Когда танкист ушел, еще долго в купе витало грустное ностальгическое настроение. Поливанову казалось, что прочной грани между прошлым и настоящим нет. Будто прикрой глаза, а как откроешь, ты снова в своем Т-34 командуешь зычно — заводи. И Палыч, уже пожилой механик с обогревшим лицом, аккуратно трогает мощную бронемашину.
В Свердловск поезд прибыл в полседьмого утра. Вагон неторопливо подкатил к перрону и застыл.
— Конечная станция «Свердловск-пассажирский», — зычно объявила проводница. — Готовимся к выходу. Не забываем вещи.
Билет для отчета по командировке она принесла еще полчаса назад, так что оставалось только извлечь огромный чемодан Маслова и не быть им раздавленными.
Все-таки на современных поездах ездить одно удовольствие. Еще недавно вокзалы — это угольная пыль, пар, свистки, в общем, каменноугольный период развития техники. А сейчас — тепловозы, электрички, чистота и порядок. Поливанов поймал себя на мысли, как быстро меняется жизнь, как приходят автомобили на место лошадей, а на место телетайпа — междугородный телефон и фототелеграф.
На перроне их уже ждали. Начальника уголовного розыска полковника Серегина Поливанов знал — тот, еще будучи оперативным сотрудником, приезжал в Москву, вместе ловили беглого разбойника и настигли в Марьиной Роще. Так что они тепло поздоровались, как старые знакомые.
Среди встречавших резко выделялся на фоне остальных своим двухметровым ростом — настоящий дядя Степа — заместитель начальника УООП
Свердловской области по милиции Никита Рославлев. Также на перроне суетились оперативники.
— Ну что, товарищи, по машинам, — сказал Рославлев.
Один из оперативников, рыжеволосый, коренастый, лет тридцати на вид, с лучшими побуждениями попытался завладеть чемоданом Маслова, но тот театрально воскликнул:
