При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
Накаркала! Через день все самое ценное было из квартиры вывезено. Идею подал Морозов, руководил операцией Огурцов, благо богатая девица проживала на подведомственной ему территории. Он же, кстати, прибыл потом на место кражи и возглавил расследование. Не халтурил, заметьте, не отлынивал — всех соседей опросил, все отпечатки снял, но никого так и не нашел.
Шеф и об этом узнал и страшно разгневался. Он кричал, что не допустит уголовщины, что не позволит дискриминировать благородное звание защитников животных и ставить под удар налаженное дело. Он говорил, что вычислить наводчика, на роль которого претендовал Морозов, — проще простого. Один раз выяснится, что незадолго до кражи в квартире побывал Морозов; второй раз выяснится, а на третий раз даже самые тупые менты сделают правильные выводы.
Огурцов выслушал все, согласился и пообещал, что это было в первый и последний раз. Но не прошло и недели, как в сети Морозова попался фантастически богатый человек, такса которого сбежала с кобелем неизвестной породы.
— Но вот что характерно, — рассказывал Морозов Огурцову, — сам мужик богат, как шах, а квартирка скромненькая, брать особо нечего.
— Почему ты думаешь, что он так уж богат? — спросил Огурцов.
— Потому что он собирается покупать загородный дом за пол-«лимона» баксов, — ответил Морозов. — Он сам мне сказал. Говорит: «Затянул я со сделкой. Вот если бы оформили все неделю назад, мы бы уже там жили, и Фуня бы не пропала. Такса то есть».
А через два дня шеф поинтересовался, не замыслил ли Морозов очередной кражи. Огурцов горячо заверил, что нет, ни в коем случае. И рассказал про таксу Фуню и ее хозяина — вот, попался, мол, богатый человек, а Морозов гордо и законопослушно прошел мимо. Шеф прореагировал странно. Он долго молчал, а потом похвалил Огурцова «за идею» и велел им с Морозовым прибыть к нему завтра.
Новый план шефа был прост и гениален: они дают объявления в газеты о продаже дорогих домов и ловят на эту удочку нуворишей. Из всех потенциальных кандидатов на похищение выделяют тех, кто собрался уехать куда-нибудь на Рождество.
— Сейчас это модно, редкий «новый русский» сидит во время рождественских каникул в Москве, — говорил шеф. — Так что исчезновения их, бог даст, никто не заметит. Если правильно проведем переговоры, они предпочтут отдать деньги, жизнь-то дороже. Позвонят, велят перевести на наш счет, мы деньги снимем — и заживем широко без собачьей помощи. Можете уехать, если захотите. Возьмете деньги, — и прощай страна огромная…
— Я вообще-то не собирался эмигрировать, — вслух подумал Морозов.
— Дело твое, — пожал плечами шеф. — Купишь себе домик за городом, живи, радуйся, забот не зная.
— А с этими? Которых мы растрясем?..
— Да пусть идут на все четыре стороны, — великодушно разрешил шеф. — Кто мы — им сроду не узнать. Что у них на нас? Номер телефона, по которому они будут с нами связываться? Да квартиру снимем у алкаша какого, или что-то в этом роде. А найти человека по лицу почти невозможно. В конце концов, тот из нас, кто будет вести с ними переговоры, может загримироваться — паричок там, очечки, бородка, все дела.
— А как мы узнаем, что они собираются уезжать на рождественские каникулы? — спросил Морозов.
— Тоже проблема, — фыркнул шеф. — Из разговора может стать ясно. Ты спрашиваешь, когда вам, дорогой товарищ, удобно посмотреть загородную виллу: завтра, через три дня или в конце недели? А тот отвечает: через три дня не могу, уезжаю. Или берешь у покупателя рабочий телефон и наводишь справки в офисе.
…Лялька слушала Морозова с каким-то болезненным вниманием, подавшись вперед и закусив губу. И когда он вдруг прервал рассказ, замолчал и опустошенно откинулся назад, она чуть не бросилась на него с кулаками:
— А потом?! Что потом?!
— Потом, — Морозов произнес это так, как будто ему было больно говорить и каждый звук доставлял ему физические мучения, — потом я все испортил.
— Как?
— Жадность фраера сгубила. А еще… знаешь, я все время боялся, что они меня кинут. Огурцов он… в общем, дерьмо он. А шеф… с ним тоже все понятно. Им ничего не стоило. Я все организовал, мои люди похищали, охраняли, а они возьмут деньги со своего счета где-то в Прибалтике — и адью.
— И что ты сделал?
— Я, чтоб добру не пропадать, грабанул квартиры всех похищенных.
Лялька не поняла:
— Ну и что?
— Может, и ничего. А может, кто-нибудь заметил. Но самое неприятное, что шеф, похоже, про это знает.
— Ты уверен? — Лялька покрутила головой, как будто у нее затекла шея. — Откуда ему знать?
— Без понятия. Но он сегодня со мной странно разговаривал. Он был злой, как собака, и пригрозил, что если я все испорчу, то плохо будет. Мне.
— А он… кто? — спросила Лялька.
— Не знаю, — Морозов пожал плечами. — Огурцов, по-моему, тоже не знает. Он возник ниоткуда и собирается исчезнуть в никуда.
— Я все равно не понимаю, что такого страшного ты сделал. Ну, вынес из пустых квартир имущество, и что?
— А то, что шеф строго-настрого велел ни к чему там не прикасаться.
— Ладно, — Лялька махнула рукой. — Не паникуй. Откуда ему знать? Так, для профилактики пугает.
— Надеюсь. — Морозов посмотрел на нее с благодарностью. — Но, видишь ли, сегодня я привел «хвост» к базе, где спрятаны наши надежды на лучшую жизнь.
Глава 33
АЛЕКСАНДРА
Миша, сотрудник охраны «Вечернего курьера», заехал за мной, как мы и договаривались, в пять вечера — я не видела никакого смысла ехать в то опасное место, где мы были с Гуревичем, при свете дня. Миша сам был за рулем и просто лопался от восторга. Он горячо заверил меня, что тихая сонная жизнь охранника редакции ему страшно надоела и что он жаждет приключений. Я пообещала, что опасностей и страхов будет в избытке.
К заброшенной ферме мы прибыли уже в полной темноте, причем последние два километра наш «жигуль» ехал с потушенными фарами.
— Класс! — шептал Миша. — Просто класс! Спасибо тебе, Сашка.
Для того чтобы он не разочаровался раньше времени, я всю дорогу сочиняла рассказы очевидца: что я якобы видела на ферме во время прошлого визита. В результате моих стараний количество вооруженных людей возросло с одного до трех, а двустволка одного из охранников объекта превратилась в три автомата «Калашникова».
— Разделимся на группы, — шепотом сказал Миша, — ты заходишь справа, а я — слева. Чуть что — кричи.
— Согласна, — я заговорщически подмигнула, хотя в темноте Миша все равно не мог увидеть моей гримасы. — Только чур командиром правой группы буду я.
— Разумно. — Миша вылез из машины и пошел к забору. Я — за ним. — Но сначала надо оценить обстановку. Итак, нам на руку, что здесь все затоптано, значит, следов мы не оставим. Темно, это тоже хорошо. Плохо то, что здесь негде спрятаться — ни сугробов, ни кустов. Поэтому, если кого увидишь, просто падай на снег и лежи неподвижно, как мертвая.
— Думаешь, посторонний труп, который валяется у забора, их не насторожит? — спросила я.
Миша посмотрел сквозь меня, сосредоточился и тихо скомандовал:
— Ну, вперед.
Он пошел «вперед», а я, соответственно, назад, поскольку двигаться нам надлежало в строго противоположных направлениях. Но не успели мы отойти друг от друга на пять шагов, как где-то совсем близко грубый и надтреснутый мужской голос злобно гаркнул:
— Куда?!
Миша немедленно продемонстрировал мне, как надо прикидываться мертвой — он как подкошенный рухнул в снег и замер в странной причудливой позе.
— Так ты больше похож на кучку мусора, — прошептала я.
Миша молча показал мне кулак и жестами предложил улечься рядом с ним. Пока я осматривала место для лежки, тот же голос, уже не столь агрессивно, произнес:
— Куда ты опять поперся? Хватит. Пошли греться.
Заскрипел снег, и через секунду я уже лежала рядом с Мишей. Кстати, я присоединилась к нему очень своевременно, потому что в то место, где я только что стояла, уперся луч фонарика. А еще через пару секунд мимо нас прошли два здоровенных амбала и, завернув за угол, исчезли в темноте.