Вильям Каунитц - Месть Клеопатры

— А кто эта Юдит, которую ты попросил проверить?

— Стекло своей штуковиной резать может. А кроме этого, и не считая того, что я сообщил тебе ранее, я ничего про нее не знаю.

— И какое ты ей отводишь место в иерархии синдиката? — спросил Сивер.

— Судя по тому, как она ведет себя в определенных ситуациях, весьма высокое.

— А Чи-Чи?

— Еще не знаю. Просто не могу себе представить, что такой высокомерный латиноамериканец, как Чи-Чи, позволяет женщине отдавать ему приказы. А самое смешное в том, что я вообще ни разу не видел его вместе с женщиной.

— На основании только того, что ты ее не видел, нельзя утверждать, что ее не существует. Этот парень ведет более чем скрытную жизнь, не подпускает к себе никого, даже самых близких. Как знать, не вписывается ли Юдит в эту схему.

— Возможно. Но меня беспокоит кое-что еще. Мне кажется, у Чи-Чи не хватило бы мозгов организовать такой синдикат. — Он сделал паузу, задумался. — Сколько времени вам понадобится на то, чтобы вскрыть подноготную Юдит?

— Над этим работают мои лучшие сотрудники. Как только что-нибудь прояснится, ты сразу узнаешь все.

Алехандро этого было мало.

— А как ты сумеешь передать мне полученную тобою информацию?

— Обнаружишь в присланной тебе по почте рекламе, — ответил Сивер, вновь вглядываясь в лицо своего агента, отраженное в зеркале заднего обзора. Он впервые отметил про себя свидетельства возраста на лице Алехандро, углубившиеся складки в углах глаз. Алехандро сам настоял на нынешней встрече, но до сих пор не упомянул ни о чем, достаточно важном для того, чтобы она получила оправдание, а это означало, что ничего такого у него в загашнике и не имелось. Соответственно, Сивер заподозрил, что истинная причина встречи заключается в личных мотивах, в необходимости, осознанной Алехандро, встретиться с кем-нибудь, кто заботился бы о нем и знал бы его. Сивер был единственным звеном, связующим Алехандро с внешним миром, — с настоящим миром, в котором люди вели подлинную жизнь, и она имела настоящий смысл. — А тебе не понадобится какое-нибудь оборудование для того, чтобы переупаковать парашюты? — спросил он в конце концов.

— У меня в берлоге имеется все, что нужно. Хотя через какое-то время мне понадобятся дополнительные диоды.

— Я раздобуду их для тебя. — И тут Сивер неожиданно сменил тему. — Ты помнишь Карлсена? Ну, этого адвоката?

— Помню, — криво усмехнувшись, сказал Алехандро.

— Карлсена и Барриоса убили в один и тот же день. И нам кажется, что оба убийства совершены женщиной.

— Почему?

— На месте преступления возле обнаженного тела Барриоса были обнаружены клочки женских срамных волос. — Продолжая рассказ, Сивер невольно вздрогнул. — Ему вырезали оба глаза. А на губах у адвоката была помада.

Алехандро, покачав головой, угрюмо заметил:

— Женщины-убийцы становятся фирменной приметой наркобизнеса.

Сивер остановился на красный свет на Двадцать третьей улице. Отвернувшись так, чтобы не видеть Алехандро даже в зеркале заднего обзора, он спросил у него:

— А почему ты не выходишь из игры? И, пожалуйста, не говори мне, что все дело заключается в твоем отце. Здесь должно быть что-то еще.

— Я, Энди, человек верующий. Мой отец боролся с наркодельцами и с другими бандитами всю свою жизнь. И в конце концов они убили его. Народ, к которому я принадлежу по материнской линии, они эксплуатировали на протяжении веков. Использовали моих предков, спаивали, отравляли наркотиками.

— Но не кажется ли тебе, что ты уже совершил возмездие?

Дали зеленый свет, и такси, первым вырвавшись из потока машин, рванулось вперед.

Алехандро разразился проникнутым сарказмом и горечью монологом:

— «Скажи „Нет“ наркотикам» — так называлась рекламная кампания, которую развернули в нашей стране вместо реальной войны с ними. Если кто-нибудь захочет понять, что такое настоящая война с наркотиками, ему надо оправиться в Колумбию, где наркодельцы перестреляли половину руководящих сотрудников правоохранительных органов. Убили сотни полицейских, сотни журналистов, тысячи ни в чем не повинных простых людей. Вот там и начинаешь понимать, что такое война с наркотиками.

Сивер подождал, пока Алехандро успокоился, а затем мягко заметил:

— Мне страшно за тебя.

— Со мной все в порядке, Энди, — урезонил его Алехандро. — Но я более, чем когда-либо раньше, убежден в том, что если мы и впрямь хотим выиграть эту войну, то единственный метод заключается в проведении тайных операций против синдикатов, в уничтожении инфраструктуры, в ликвидации или изоляции главарей.

— Многие из них свое пожизненное заключение уже отбывают.

Алехандро раздраженно отмахнулся от этой реплики.

— Вздор. Система правосудия ухитрилась отпустить под залог Ники Бернса — и это после того, как его осудили на пожизненное заключение без права освобождения под залог. А скольких бы людей удалось спасти, если бы Ники застрелили при задержании?

— Множество людей, — вздохнул Сивер. — Но Ники ведь сдал нам множество наркодельцов, чтобы его освободили под залог, не так ли?

— Он сдал нам парней из Гарлема, которым при любом развитии событий не удалось бы дожить и до тридцати пяти. Назови хоть одного серьезного наркобарона, сбытчика или дистрибьютора, которого бы он сдал! А он сдал нам собственных «шестерок» — и вышел на свободу.

На шее у Сивера начала пульсировать жилка.

— Ну и каким будет твой следующий ход?

— Собираюсь сообщить Чи-Чи Моралесу, что я придумал другой способ отмывки его денег. Он внезапно позвонил мне и сказал, что нам надо встретиться. Сегодня в семь вечера он пришлет за мной машину.

Сивер повернулся к Алехандро, не в силах скрыть удивление.

— А разве ты настолько разбираешься в отмывке денег, чтобы разрабатывать новые способы?

— На гасиенде нас учат и этому.

— Ну и что же ты придумал для Чи-Чи?

— Использовать систему «Парапойнт» для отмывания денег.

— Мы уже помогли его синдикату ввезти в страну героин, а теперь ты хочешь помочь ему отмыть деньги. Кое-кто может подумать, будто мы решили покровительствовать наркобизнесу.

— Кто это «мы»? Не зазнавайся, Энди! Я всего лишь диско-певец, а ты — мелкий клерк из полиции.

— Руки по бокам, бедра в расслабленном положении. Так, а теперь спой «Звездную пыль», — сказал Скотт Харт.

Они находились сейчас в студии на девятнадцатом этаже, которую снял Будофски. Алехандро один стоял на пустой сцене перед некогда золотистым, а сейчас ставшим кремово-серым занавесом. Будофски, волнуясь, сидел у прохода в последнем ряду, рядом с Хартом — сухощавым негром лет шестидесяти с редкими седыми волосами и большими темно-карими глазами.

Алехандро начал петь без аккомпанемента.

Глядя вдаль и ввысь, над головами обоих своих слушателей, Алехандро пел сейчас для незнакомца, собиравшегося помочь ему изменить сценический образ. Он тоже нервничал. «После всего, что мне пришлось пережить за эти годы, я пою этому старику — и волнуюсь», — невольно усмехнулся он про себя.

Харт уперся подбородком в спинку кресла в следующем ряду, буквально пожирая глазами поющего на сцене человека. Когда Алехандро спел «Звездную пыль», Харт велел ему исполнить «Что за штуку мы называем любовью?».

Алехандро запел и, сам не сознавая этого, начал двигаться в латиноамериканском ритме.

— Нет-нет, — прервал его Харт. — Пой в точном соответствии с тем, как песня написана композитором Портером. И чтобы каждое слово звучало отчетливо и ясно.

Когда Алехандро спел и эту песню, Харт предложил ему исполнить что-нибудь по собственному выбору.

Глубоко вздохнув и устремившись мысленным взором к ирландским холмам, о которых столько историй рассказывала ему бабка, Алехандро совершенно расслабился и спел прекрасную, но, по сравнению с Портером, несколько сентиментальную ирландскую народную балладу.

Харт вздохнул, уронив руки на колени.

Будофски, наклонившись к нему, прошептал:

— А в чем, собственно, дело?

— Мне кажется, этот голос невозможно изменить или улучшить в результате занятий, — сказал Харт, вставая. — То, что мы слышали, — потолок, большего ему никогда не достичь. — Пройдя мимо Будофски, он приблизился к сцене. — Ладно, парень! Давай вместе поломаем башку над тем, что тут можно сделать.

Барчестер-Тауэрс, роскошное тридцатиэтажное здание из стекла и бетона со множеством пристроек функционального свойства, стояло на углу Семьдесят девятой улицы и Ист-Ривер. В просторном холле были мраморные полы, резного дерева стены и огромные, хотя местами потрепанные ковры.

Когда Алехандро вышел из машины, которую прислал за ним Чи-Чи, его встретил один из помощников наркобарона. Он провел Алехандро мимо привратника и швейцара к уже дожидавшемуся их лифту. Пока они поднимались в пентхаус, спутник Алехандро не произнес ни слова.