При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
— Как выглядит добрый человек, она вам рассказала? — спросил Всеволод Иванович Шкотов — начальник Управления по надзору за органами дознания из городской прокуратуры.
— A-а, никак он не выглядит, — махнул рукой Василий. — Неприметный.
— А что там было записано на автоответчике?
— Видите ли, Всеволод Иванович, — Василий замялся, — там был установлен код. Мы же говорим — агрегат сложный. Так вот, если влезть в аппарат и не набрать код, все сообщения стираются.
— Мастера! — Зайцев стукнул кулаком по столу. — Специалисты!
— У нас остается возможность устроить ловушку, — Коновалов заговорил быстрее и увлеченнее. — Мы оставляем сообщение на этом самом автоответчике и ждем звонка.
— Ловушки вы устраивать мастера, — Всеволод Иванович Шкотов горько усмехнулся. — Где стажер? Куда вы его запихнули?
— К тому же, — поддержал прокурора полковник Зайцев, — мы должны хотя бы приблизительно представлять себе, какого рода сообщение может привлечь внимание преступников.
— Понятно какое. — Василий протянул полковнику лист бумаги с возможными текстами сообщений. — Про загородный дом и про то, как мы хотим его купить. В случае с Колей это сработало.
— И ты думаешь, что будет срабатывать бесконечно?! У вас есть вопросы, Всеволод Иванович? — Зайцев повернулся к прокурору.
— Пока нет, пусть ищут. Два дня тебе даю, Коновалов, ты помнишь?
— Помню. — Василий вытянулся в струнку, что при его комплекции было непросто. — Разрешите выполнять?
— Выполняйте.
Коновалов с Малкиным вернулись в отдел, где их с нетерпением дожидался Леонид Зосимов.
— Ну? — Леонида просто трясло от возбуждения.
— Пока обошлось. — Василий плюхнулся на свое место. — Но копытом бьют. Давай, записывай сообщение и вали домой, жди.
— А вы?
— А мы будем прикрывать тылы. — Василий постучал пальцем по пустой кобуре, висевшей на спинке его стула. — Крепить законность, покой граждан оберегать. Короче, ты за нас не волнуйся.
— Слушай, Гош, он совсем плох. Заговаривается. — Леонид с тревогой покосился на Василия. — Крепит законность у нас прокуратура, а покой граждан оберегает противовоздушная оборона.
— Иди, не маячь, и так тошно. — Василий не стал спорить, потому что настроение у него было тоскливое. Всего час назад он имел очередной разговор с мамой Коли Бабкина, утешат ее, как мог, но добился, как обычно, противоположного результата.
— Я, например, — говорил ей Василий, — нисколько не волнуюсь за вашего сына и вам рекомендую поступать так же.
Колина мама, рыдая, настаивала на том, что волноваться надо:
— Почему он мне не звонит? В какую командировку вы его послали?
И так далее, все надрывнее и жалобнее.
— У меня хорошее предчувствие, — утешал Василия Гоша. — Что-то должно произойти, пора уже. Что-то, что прольет свет. Они уже два раза прокололись — с антикварным магазином и с ремонтниками, проколются еще, бог троицу любит.
Зазвонил местный телефон, и Василий, как коршун, бросился на него.
— Посетитель? Отлично. — Василий с благодарностью посмотрел на Гошу, и тот довольно заулыбался:
— Ну, что я говорил!
Посетителем оказался пенсионер союзного значения (так он себя называл) Гавриков Николай Андреевич. Он жил в деревне Жуки, которая располагалась неподалеку от Рублево-Успенского шоссе, и промышлял продажей экологически чистых дров для мангалов и каминов. На элитной трассе дрова покупали хорошо, и Николай Андреевич считал, что жизнь удалась. Его путь в отдел по расследованию убийств МУРа был долог и извилист. Став невольным свидетелем подозрительного события, Николай Андреевич сначала обратился к знакомому гаишнику, рядом с постом которого он приторговывал дровишками. Гаишник отослал его в ближайшее отделение милиции. Те предприняли попытку отослать Гаврикова совсем далеко, но не тут-то было. Дело в том, что отечественные пенсионеры союзного значения отличаются развитым гражданским самосознанием и стойкостью, граничащей с героизмом. Короче, Николай Андреевич добился от милиционеров, чтобы они навели справки по своим каналам и развеяли его, Гаврикова, подозрения или, наоборот, подтвердили их справедливость.
А подозрения Николая Андреевича базировались вот на чем.
Около недели назад, удачно продав дрова, пенсионер Гавриков завел свой «Запорожец» и собрался ехать домой, в Жуки. Прямо у поворота с шоссе его зверски подрезал красный джип. Уворачиваясь, Николай Андреевич въехал боком в сугроб и поцарапал левое крыло. Возмущению его не было предела, и он, ведомый гневом, отважно бросился в погоню за джипом. Можно долго и ехидно рассуждать о целесообразности подобного поступка: «Запорожец» гонится за джипом, ну разве не забавно? Но жизнь полна странностей и противоречий, а справедливость редко, но торжествует. Через пятьсот метров погони пенсионер одумался, решив, что жизнь все-таки дороже, и бог с ней, с царапиной, не стоит из-за такой ерунды связываться с бандитами (в том, что в подобных машинах ездят исключительно бандиты, Гавриков не сомневался). Но в этот момент джип проколол колесо и тихонечко так, еле-еле поехал к шиномонтажу, благо тот оказался в двухстах метрах от места прокола.
Николай Андреевич оказался человеком любознательным, и пока водитель джипа пропадал в шиномонтаже, Гавриков решил осмотреть его машину. И не только снаружи, потому что водитель джипа не удосужился запереть автомобиль. Осмотр изнутри испугал пенсионера до смерти, потому что на заднем сиденье он обнаружил двух людей — мужчину и женщину, которые спали мертвым сном.
— Я сначала подумал — померли. — Николай Андреевич рассказывал эмоционально и как бы вновь переживал увиденное тогда, на дороге. — Лежат вот так (он раскинул руки и запрокинул голову), тихонько, вроде не дышат. Не поймешь. Страшно. Я подергал ее, женщину-то, за куртку. «Але, — говорю, — але, гражданка». А она, когда я дернул-то, так набок и завалилась. Точно, думаю, неживые они. И тут он, мужчина, вроде замычал, рукой так — раз, раз, и опять тихо. Не помер, значит. Я ему: «Мужчина, мужчина!» Не отвечает. Я туда-сюда, а милиции нет, сказать некому. Понюхал их, думаю, пьяные сильно? Нет, не пахнет. Вином не пахнет, а так вонючая машинка, вроде травой какой или листьями пахло, это точно. Сильно пахло.
— Сколько же вы их осматривали? — спросил Василий.
— Да быстро, товарищ милиционер, раз-раз и все. Он же вернуться должен был.
— Почему же он дверь не закрыл, когда в шиномонтаж ушел? — раздумчиво спросил сам себя Гоша.
— О! Товарищ присутствующий прав! — Гавриков называл Василия «товарищем милиционером», а Гошу — «товарищем присутствующим» потому, вероятно, что Василий из-за утренней официальной встречи с начальством был в форме, а Гоша — в цивильном. — Прав, прав! Бандиты — они такие. Сами машины крадут, а за свои не боятся. Даже не закрывают.
— Сигнализацию, значит, он не включил, — задумчиво протянул Василий.
— Молчала она, — кивнул пенсионер. — Не включил, значит. Ни сирены, ни музыки. У меня было, помню, тоже дернул дверь одной машины, у нас, на Рублевке, а она человеческим голосом, противно так, как заорет: «Сеня, меня угоняют, Сеня!» Такую сигнализацию придумали. Стыд, да и только.
— Спасибо, Николай Андреевич, помогли вы нам основательно, — Василий пожал пенсионеру руку.
— Нет, товарищ милиционер, не все я сказал. Ваши, значит, из нашего отделения милиции почему смеялись надо мной? Я номер его машины записал и им принес. А они: «Не морочь, старик, голову, нет такого джипа, под этим номером «Москвич», тоже пенсионеру принадлежит». Но я-то все записал, как было. Вот бумага.
Василий с Гошей переглянулись.
— Тот же? — спросил Гоша.
— Еще как! — кивнул Василий.
Имелось в виду, что номер джипа, трудолюбиво записанный Гавриковым, совпадал с номером, который запомнил архитектор, друг пропавших Тропиных, и с номером машины, на которой увезли Колю Бабкина: «у 125 уе».
Глава 28
ЛЯЛЬКА
Их роман с Ильиным длился два года. По Лялькиным меркам — более чем достаточно. Хотелось уже определенности и официальности. Вениамин же не торопился оформлять их нежные отношения, и Ляльку это нервировало. Он, судя по всему, догадывался о причине ее переживаний, но правильных выводов делать не хотел, наоборот, посмеивался и подтрунивал над ней.
