Пойди туда — не знаю куда - Виктор Григорьевич Максимов
Но убивать бритоголового заику Борису Магомедовичу не пришлось. На рассвете Киндер-сюрприз обнаружил своего дружка совсем рядом с ночной стоянкой джипа, метрах в десяти от шоссе. Вывалив синий огромный язык, Торчок висел на нижней ветке старого дуба. Перед тем как покончить счеты с жизнью, он зачем-то снял с ног новые белые кроссовки фирмы «Рибок».
Успевший окоченеть труп вынули из петли.
— А его как зовут? — спросил бледный, гонявший желваки по скулам Магомед.
Киндер-сюрприз испуганно пожал плечами.
Никаких документов, кроме справки из вендиспансера на имя Козлова И. И., при Торчке не обнаружилось. Это были результаты анализов на СПИД.
Не сказав ни слова, Вовчик Убивец сходил к джипу за лопаткой. Там же, под дубом, покойника и зарыли, утоптав ногами землю и присыпав ее сверху жухлой, прошлогодней листвой.
То, что случилось дальше, до такой степени потрясло Бориса Магомедовича, что он до самого Ельца не мог прийти в себя.
— Глянь! — дернул его за рукав Убивец, когда они выбирались из зарослей. Магомед оглянулся назад и увидел, как оставшийся у дуба Киндер-сюрприз, раскорячившись, сосредоточенно мочится на то самое место, куда только что зарыли его впечатлительного приятеля…
В этот ранний рассветный час всю ночь напролет не спавший соловей из безымянной рощицы превзошел, казалось, самого себя. Затаив дыхание, слушал его пение на седьмом небе седенький лобастый Николай Чудотворец, ладонь которого была приложена лодочкой к неглухому еще левому уху, а когда голосистый чародей с тихой тульской речки под названием Красивая Меча наконец-то смолк, угодник Божий, сморгнув слезу, сказал, глядючи на землю:
— Эх, дивны дела Твои, Господи!..
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой Василиса и ее новый знакомый слышат голоса совсем других «птичек»
Кто он — этот таинственный небесный диспетчер земных наших встреч, с первого взгляда таких случайных, а на поверку оказывающихся судьбоносными, поворотными, решающими, счастливыми или, напротив, — роковыми? Какой хитромудрый шутник в один незабываемый метельный февральский вечер темными дворами вывел меня, веселенького, на некую автобусную остановку, прислонил к столбу, на котором раскачивалась скрипучая табличка, в результате чего я дождался не транспорта, а той, что, подхватив меня под руку, повела сквозь метель туда — не знаю куда?.. Кто сбил с пути истинного непутевую мою героиню, кто внезапно надоумил ее сойти с автобуса баро Георгия и, перебежав встречную полосу, повстречать того, кого, по здравому размышлению, встречать ей, в общем-то, не стоило? Кто, загадочно усмехнувшись, свел их на обочине трассы Москва — Ростов-на-Дону — красивую, совсем, в сущности, молодую еще женщину с умопомрачительными, как бы подсвеченными изнутри, зелеными глазами и высокого, почти под два метра, плечистого мужика с простым русским лицом и русыми, начинающими уже седеть на висках волосами?..
Кто же еще — Автор, конечно! — скажете вы и… ошибетесь, потому как по авторскому замыслу эта самая непредсказуемая героиня должна была ехать до самой столицы… Но она зачем-то сошла…
Никакой радости по отношению к Василисе менявший колесо водитель «КамАЗа» поначалу не проявил.
— Слушай, дорогая, у меня и без тебя тут!.. — вытирая руки ветошью, в сердцах сказал он. — И вообще!..
— А ты считай меня частностью, дорогой! — ничуть не смутившись, парировала неожиданная попутчица. — Ты как вообще — по части частностей?
Верзила в камуфляже оторопело заморгал светлыми, как выцветшее степное небо, глазами, а Василиса тем временем открыла дверцу и, забросив сумку, забралась и сама в кабину.
— Ну, знаете! — переходя почему-то на «вы», шумно выдохнул малость подрастерявшийся мужик.
Вот так и началась их общая дорога, которой суждено было стать долгой-долгой да к тому же еще полной всяческих непредвиденных поворотов и прочих форсмажорных обстоятельств…
— Только до Каширы! — спасая лицо, сурово сказал водитель.
— До Каширы так до Каширы, — легко согласилась Любовь Ивановна. — Вас как зовут?
«КамАЗ», взрыкнув мотором, тронулся.
— Меня-то? — непонятно чему удивился мужик, выруливая на шоссе. — Ну, скажем… скажем, Федор я. Годится? А тебя… то есть а вас?
— А я — Василиса.
И тут они посмотрели друг на друга и по совершенно необъяснимой причине как-то вдруг — ни с того ни с сего — дружно рассмеялись.
Потом уже, много поздней, когда все в их и без того непростой жизни запуталось до чрезвычайности, так запуталось, что Капитолина, приходя ко мне, уже не жаловалась, а лишь горестно стонала, не в силах вымолвить и слова, так вот, несколько месяцев спустя сама Василиса однажды со вздохом призналась мне: «Мы ведь тогда друг друга с одного взгляда… расшифровали. А что, думаете, не бывает такого?.. Вот в том-то и дело, что еще как бывает!»
— А ведь я вас, кажется, помню! — сказал вдруг человек, назвавшийся Федором. — Я вас в госпитале в Афгане видел. Вы там медсестрой работали… Правда?
— Правда, — улыбнулась Василиса. — Вот и я вас вроде вспомнила: вы… ты в офицерской палате лежал, десантник. Большущий такой, и обе руки в гипсе… Было?
— Было! — улыбнулся в ответ Федор. — Только не в десанте я служил, а в спецназе. И не обе руки у меня были загипсованы, а левая нога. А рук у меня тогда и не было вовсе…
Золотые Василисины ресницы взметнулись.
— То есть как это?!
— А так. Миной у меня их оторвало. Мина есть такая — ОЗМ семьдесят два, ее еще «лягушкой» называют. Мина подпрыгнула, я ее поймал, а она ка-ак бабахнет!..
— Ты что, серьезно, что ли? — может быть, впервые в жизни купилась Любовь Ивановна, щеки у которой вдруг порозовели, а сердце непонятно почему забилось.
И они опять глянули друг другу глаза в глаза, но на этот раз уже не рассмеялись, а Федор и вовсе Бог знает по какой причине смутился и даже густо покраснел.
— Шутка это. Пошутил я, — пробормотал он, отводя взгляд на дорогу, несшуюся навстречу «КамАЗу» со скоростью девяносто километров в час.
— Ах, шутка! — вздохнула Василиса и тоже слегка принахмурилась, а потом опять глубоко-глубоко вздохнула и полезла в сумку за сигаретами.
У поселка Михнево «КамАЗ»
