Якудза, или Когда и крабы плачут - Юрий Гайдук
— Да, хозяин.
— В таком случае запрись на какое-то время у себя дома и в «Лотос» ни шагу. Кстати, об этом же скажи и своим девочкам. А сейчас успокойся и пройди на кухню, а мы обсудим с моим заместителем все ваши проблемы.
— Спасибо, хозяин! Спасибо! Да, и еще вот что… мне показалось, что я знаю того японца, который стрелял в хозяина. Это Ито, человек Танаки, мне его в прошлом году моя сестра показывала, она тоже работает в ночном клубе, в Отару.
— И ты… ты, случаем, не ошиблась?
— Нет, я не могла ошибиться. Я его по голосу запомнила, когда он подсел к нам за столик. Моя сестра очень красивая, и он захотел угостить ее пивом.
— Ито, человек Танаки… Что ж, это весьма важно, так что можешь идти.
Плача от радости, что ей гарантирована жизнь, Хва бросилась целовать руки главы семьи, но он лишь приподнял ее за плечи и подтолкнул в сторону кухни.
— Если хочешь, выпей еще саке. Когда нужно будет, мы позовем тебя.
Продолжая кланяться, девушка попятилась спиной к двери, и как только прикрыла за собой створку, Му Хён крутанулся всем корпусом к своему заместителю. Его лицо, еще минуту назад совершенно спокойное, было темным от гнева.
— Ну и что ты на все это скажешь? — свистящим шепотом спросил он.
Сун Син молчал, скорбно потупив голову. Он готов был принять на себя часть вины за случившееся, и оттого произнес глухим от покаяния голосом:
— А что можно сказать, господин председатель? И без того все ясно и понятно.
Он надеялся, что это его смирение хоть как-то сгладит то напряжение, которое обнаженным мечом зависло над его шеей, однако что-то, видимо, не рассчитал, и эти его слова буквально взорвали главу семьи:
— Что… что тебе ясно и понятно?! Только то, что мы облажались по полной программе и теперь надо или идти на покаяние к Ямомото и к тому же Танаки? Или тебе еще что-то ясно и понятно? Так скажи, скажи мне, глупцу!
Его ноздри раздувались от гнева, и казалось, что еще один такой всплеск, и его хватит удар. В подобном состоянии Сун Син видел своего шефа всего пару раз, оттого и испугался не на шутку. Правда, не за хозяина дома, а за собственную шкуру.
— Но, господин председатель!.. — взмолился он. — Ведь это решение по таможне в Отару мы принимали не сами по себе, а под давлением из Пусана. И вспомните, как этому противились не только вы, но и я тоже. Однако Дэ Джун убеждал нас, что все просчитано, что за нами будет стоять великая сила, и случись вдруг что-то непредвиденное… — Он замолчал, отирая со лба выступивший пот, и с нотками надежды в голосе добавил: — А может, все обойдется?
— Что обойдется? — взвился Му Хён. — Как обойдется, если Танаке уже известно о переговорах с таможней, и будь уверен, что Ямомото просто сотрет нас с лица земли!
— Но ведь еще не стер, — вкрадчиво произнес заместитель.
— Только нам уже бросили черную метку.
— И этим допустили ошибку, — голос второго по значимости человека в семье Му Хёна набирал силу. — Можно будет придать происшедшему широкое общественное звучание, натравить на Танаку и Ямомото и полицию Хоккайдо, и прессу, а пока будет крутиться следствие, мы успеем прибрать к рукам рыбный порт в Отару.
Сун Син замолчал, наблюдая за реакцией хозяина, и не ошибся в своих расчетах.
— И как же ты думаешь натравить полицию на Танаку и тем более на Ямомото?
— Кой-какие мысли есть, но надо будет продумать каждую мелочь. — И с ухмылкой на губах добавил: — И уверяю вас, господин председатель, если бы не случилось это убийство в «Лотосе», его надо было бы придумать.
ЮЖНАЯ КОРЕЯ, ПУСАН
…Хрустнуло стекло и иголка шприца впилась ему в предплечье.
Этот момент Крымов помнил, а вот что было с ним потом, точнее говоря, ЧТО вытворяли с ним южнокорейские коллеги по икорно-крабовому бизнесу и ЧЕГО КОНКРЕТНО они добивались от него, задавая вопросы, на которые он отвечал что-то невнятное, он осознавал довольно смутно. Состояние было такое, будто его мозги, волю и сознание запеленали в какой-то плотный, вязкий кокон, и он ничего не мог сделать, чтобы выбраться из него. И еще он помнил голос человека, хотя его лица так и не смог рассмотреть. Мешал бьющий в глаза ослепляющий луч света да слипшиеся веки. А вот почему он запомнил этот голос?.. Видимо, потому, что всколыхнулась какая-то клеточка памяти, и он показался ему знакомым, но так и не смог вспомнить, где и когда слышал его, сколько ни старался.
Впрочем, при его-то состоянии это могло быть просто галлюцинацией. Да, пожалуй, именно так и было — галлюцинация. А вот что происходило потом, уже после профессионально проведенного допроса, которому, казалось, не будет ни конца, ни края?
Ему сделали очередной укол в предплечье, после чего волоком вытащили из подвала, в котором он провел неизвестно сколько времени, и загрузили в машину, завалив на заднее сиденье. Он попытался было собрать в кулак все свои силы, но из этого ничего не вышло, и осознавая, что сейчас то ли поздний вечер, то ли ночь и его везут куда-то подальше от этого проклятого места, мысленно распрощался с жизнью, прекрасно понимая, что после подобных допросов похищенных убивают.
Смирился ли он в тот момент с этой мыслью? На этот вопрос он и сейчас не мог дать ответа. Судя по всему, нет, потому что он дернулся всем телом, словно его обожгла медуза, кажется, замычал, однако сидящий рядом с водителем кореец моментально успокоил его, треснув чем-то тяжелым по голове. А вот потом… что было потом?
Он не мог понять, как долго находился в отключке, и пришел в себя, когда почувствовал, что водитель со вторым корейцем стали вытаскивать его из салона, словно мешок с дерьмом, и в конце концов бросили на землю. Этот момент также запечатлелся в его памяти, потому что таким образом обращаются только с потенциальными покойниками, и он еще раз распрощался с жизнью, осознавая, что уже ничем не может себе помочь. Скованные наручниками руки и связанные ноги не оставляли даже малейшей надежды на спасение. Сейчас он не мог припомнить, что он думал в