Вячеслав Жуков - Паутина
– Чего хотел-то, Дмитрич? – спросила женщина, готовая сию минуту сбросить кофту. И блудливый ее взгляд опять уперся в Федора. Понравился ей мужик. Только не похож он на бомжа. Надо будет расспросить у Дмитрича, кто он и откуда взялся.
– Присядь, Тамара, – сказал ласково старик и чуть подвинулся, уступая женщине место поближе к Федору.
«Неужели минет заказал новенький?» – обрадовалась бомжиха и села. Уважит его Тамарка за небольшую плату. Может и за стакан.
– Тамара, расскажи, из-за чего ты удрала из больницы? – попросил Дмитрич, уставившись на свою любовницу.
У Тамары сразу пропало все настроение. Неужели, только за этим звал, старый козел? Вот дурила. Бабы там водку допивают.
– Да чего сто раз повторять одно и тоже? Язык скоро отвалится, – запротивилась женщина. Но Дмитрич настойчиво повторил:
– Расскажи. Человеку интересно знать. А язык твой не отвалится. Не такое выдерживает. Рассказывай, говорю. Не заставляй меня злится, – произнес старик уже без намека на шутку.
– Ладно. Только ты не ори на меня, – огрызнулась женщина на старика и повернулась к Федору. – На Ярославском мне Трошка ножом ударил прямо в ляжку. Пристал, скотина. А я возьми и отошли его куда подальше. Так он ножом …
Федор улыбнулся, а Дмитрич строго заметил:
– Тамара, это можешь пропустить. Расскажи, что в больнице было.
Женщине не понравилось, что старик вздумал ее перебивать, и она осмелилась повысить на него голос:
– Ты лучше не наезжай, старый! А то и вовсе ни слова не услышишь. Понял? Просил рассказать? Так я по порядку все. Чтоб понятней.
Дмитрич хмыкнул и многозначительно поглядел на Федора, как бы говоря, ну, что ты будешь делать с этой бабой. А Тамара и вовсе отвернулась от него. Рассказывала только Федору:
– Ну, отвезли меня в больницу. Положили в хорошую палату. Четыре бабы нас там было. Мне понравилось. Житье неплохое. Зря говорить не буду. Постель чистенькая. И жрачка, что надо. Правда, водки нету. Но это ладно. Без этого я перетопчусь. Главное, ногу мне заштопали хорошо. Быстро так подживает. Только я притворяюсь. Болит, говорю, проклятая. А куда мне торопиться-то? К этому старому обормоту, – чуть покосилась она на Дмитрича и продолжила: – И что ты думаешь? Заходит в палату врач и два санитара. Рожи откормили, аж кожа на щеках лоснится. Берут меня вместе с кроватью и выкатывают в коридор. А на мое место кладут какую-то цацу. Блатная видать. Врачи возле нее так и бегают. Мамаша, мымра, видно денег врачам отвалила. У этой цацы видишь ли ранение. Какой-то мудак ей из пистолета в грудь пальнул. Мы еще с бабами смеялись. Титьки у нее вот такие, – поднесла женщина руки к своей плоской груди, – каждая с трехлитровую банку. Такую сиську и пуля не пробьет. Да и повезло ей. Кулон был на груди. И пуля прямо в него попала. Жалко, – вздохнула женщина, замолчав. Видела с каким вниманием ее слушает новенький.
А Дмитрич не понял и спросил:
– Чего тебе жалко?
– Кулон. Золотой он. А теперь с дыркой носить не будешь. Не красиво. Сама-то она, как картинка. Красавица. А кулон, с дыркой.
Федор чуть приподнялся с дивана. Сердце бешено заколотилось от волнения. «Неужели?…» – он боялся, что ошибается. Поэтому оборвал мысль. Спросил:
– А вы не знаете, как ее зовут?
Женщина фыркнула.
– А чего тут знать. Мать ее Дашуткой называла. Ну и имечко. Тьфу ты! Прости Господи. Какая графиня. Дарья! Мы тоже не хуже, а, Дмитрич? – она обернулась и подмигнула старику. – Тоже умеем угодить мужику не хуже всяких графинь. Правда, Дмитрич?
Старик укоризненно покачал головой.
– Тамарка, накажу, – пригрозил он. – Язык не по делу распускаешь.
Видишь, человек интересуется той девушкой.
– А чего интересоваться-то? – обиделась Тамарка. – Лежит она в хорошей палате, на моем месте. Поправляется. Жопу наедает.
– Подождите. Дашутка. Даша? А фамилию ее вы не знаете? – спросил Федор, плохо веря во все, что рассказывала бомжиха. В голове не укладывалось, как такое может быть. Ведь он ее уже похоронил. А Даша, оказывается, жива. В больнице. А Федор и не знал.
– Я не прокурор, чтобы фамилии спрашивать, – с безразличием ответила бомжиха, утратив все надежды, привлечь к себе внимание этого красавца. Ему видать, сисястые нравятся. Бомжиха томно вздохнула.
– А кулон?
– Что, кулон? – уставилась на него женщина. Чего он спрашивает?
Федор задал вопрос более подробней, чтоб она поняла:
– Какой он из себя? Может, помните? Для меня это очень важно. Пожалуйста. Постарайтесь припомнить? – попросил он.
Женщина опять хмыкнула, изучающе посмотрела на Федора. Чего пристал? Помнит, не помнит. Чудной какой-то. Потом произнесла:
– Чего его не помнить-то? Сердечком он. Эта Дашутка сказала, подарок. Мне бы кто такой подарок сделал, – она засмеялась, показав беззубые десна. – Теперь на том кулоне с краю дырка. Я еще хотела спереть этот кулон у нее. Она, видно, из богатеньких. Уж точно продырявленный носить не будет. А мне бы в самый раз. И цепочка на нем приличная. Тоже золотая. Я бы пофорсила с ним. А, Дмитрич?
– Тамарка! Что ты мелешь? Хотела спереть … – попытался старик пристыдить бомжиху, но она только махнула рукой.
– Иди ты, со своей проповедью. Достал уже. С тобой с голоду сдохнешь. Тоже мне, нашелся святоша. Я колбасу ворую, ты жрешь…
Федор прислушивался к ударам сердца. Казалось, от каждого толчка, кровь бешено приливает в голову.
«Дашенька. Милая моя девочка. Неужели она жива? У нее такой кулон. Это ведь я его подарил ей. В форме сердца. Дашка», – он чуть не выкрикнул ее имя. Поднялся с дивана и сел, свесив ноги на пол.
– Скажите, Тамара, вы ведь видели ее мать? Какая она из себя?
Бомжиха несколько растерянно посмотрела на Федора, потом на Дмитрича, как бы спрашивая у старика, чего это новенький задает ей такие вопросы. Старик сдержанно кивнул головой, дав понять, что ей следует ответить.
– Ну, какая? Человек, как человек. Такая вся из себя видная. Волосы кудрявые и в очках она. Солидная баба.
– Очки в золотой оправе? – не удержался Федор и сказал громче, чем это следовало. С другого дивана на них крикнули:
– Вы спать дадите! Козлы!
– Ты, Шерстяной, дрыхни и не лезь сюда, – огрызнулся старик, потом уже более спокойней добавил: – У нас тут дело. А ты не лезь. Спи.
А бомжиха оживилась.
– Точно. В золотой. Я и отца той милашки видела. Он на диктора похож. Голос такой поставленный. И сам из себя такой представительный. Костюм. Галстук. Что надо мужик. Я б такому сразу отдалась.
– И тоже в очках? Только стекла чуть затемненные?.. – сказал Федор.
– Да, – протянула Тамарка, про себя гадая, откуда этот человек может знать, такие подробности и решила сделать дополнение: – А еще у этой Дашутки родинка вот здесь на шее с правой стороны.
Федор не сдержался.
– Это она. Моя Даша! Она жива! – закричал он, позабыв, что сейчас ночь и рядом спят бомжи. Он схватил Тамарку за плечи и поцеловал в щеку.
Бомжиха удивилась такому странному поведению Федора, потому что не разделяла его восторга. Сразу задалась вопросом, кто ему та девушка? Хотела спросить у Дмитрича, но старик сказал ей:
– Ладно, Тамарка. Иди.
Бомжиха вернулась в кухню, где подруги допивали водку. Ее отставленный стакан стоял нетронутым. Тамарка лихо хлобыстнула его, утерла рукавом кофты влажные губы.
– Это откуда парень? – спросила она у подруг про Федора. Но те о нем ничего путем не знали, кроме того, что он заступился за Дмитрича и спас старика от жестокого избиения.
– А чего это ты о нем спрашиваешь? – прищурив свой единственный глаз, вдруг поинтересовалась кривая Анютка, лучшая Тамаркина подруга.
– Глаз, что ли на новичка положила? – спросила другая женщина, пятидесятилетняя толстушка с вечно красным от перепоив лицом.
Тамарка усмехнулась и посмотрела на них обеих, как на последних дешевок. Куда им обеим до нее. Настоящего мужика они и не видели.
– Я? Глаз? Вот еще, – с пренебрежением хмыкнула она. – Да если хотите знать, он сам на меня положил глаз, – загордилась Тамарка.
Подруги не поверили, разлили по стаканам остатки водки.
– Врешь, Тамарка!
Но Тамарка не сдалась.
– Кто? Я вру? А ну, спросите у Дмитрича. Он свидетелем был, как новенький целоваться ко мне полез. Спасибо Дмитрич встрял, выпроводил из комнаты. А то бы, девки, лежать мне на диване с задранными ногами.
Глава 33
Федор лежал и не спал. Слышал как в соседней комнате ворочался Дмитрич и во сне по-стариковски вздыхал. Как в кухне храпели опьяневшие бомжихи. И Тамарка что-то бурчала во сне, кого-то звала.
А рядом с Федором на топчанах спали мужики. Всех этих людей соединила нужда и загнала в эту четырех комнатную квартиру, дав временный приют. Здесь никто никого не унижал. Каждый чувствовал себя равным с другими, и подчинялся законам, которым учил их Дмитрич, не позволяя превратиться в человекоподобных существ.
