Татьяна Полякова - Большой секс в маленьком городе
Ворота открыл и в машину, а я смотрю, у него со штанин течет.
– Что значит течет? – растерялась я.
– Вроде как он под проливной дождь попал. Штаны к ногам прилипли, и следы мокрые. Но дождя-то не было. И где его так угораздило?
– Подождите, Софья Ивановна, это очень важно, – заволновалась я. – Вы видели здесь Кондаревского в ночь с тринадцатого на четырнадцатое, и на нем был мокрый костюм?
– Брюки точно были мокрые, будто он по лужам бегал. Но дождя-то тогда ведь не было...
– Ас датой вы не напутали?
– Нет, конечно. Я пенсию тринадцатого получаю.
Не верите, так на почте спросите... А ведь он и накануне приезжал, – вдруг сказала она, ткнув в меня пальцем. – Точно. Вера Игнатьевна может подтвердить. – Только я хотела уточнить, как она меня буквально огорошила:
– Часов пять утра было.
– Но... – начала я. Софья Ивановна рукой махнула.
– Сейчас все объясню. Кот у меня пропал. Валерик.
Такой, я вам скажу, прохиндей, за ним глаз да глаз нужен. Я их в сад выпустила, погулять, все четверо вроде на глазах были, и вдруг этот озорник куда-то исчез. Я троих в дом и давай Валерика искать. Нет нигде. Голос сорвала его звавши, никакого толку. Уехала домой, думаю, сам явится, а душа-то болит. Хозяева уж очень свою живность любят, и если с котом этим беда случится... Делать нечего, вечером сюда пошла. Кота нет. Тут уж я, конечно, расстроилась и даже испугалась, по улице пробежалась из конца в конец. Идет Вера Игнатьевна, она в тридцать третьем доме живет и тоже на котах помешана, у нее своих двое, персидские, красоты невероятной. Человек она хороший, мы всегда с ней поговорим, когда встречаемся. Ну, я ей про Валерика рассказала, стали вместе искать. Все без толку. Очень я расстроилась, домой вернулась, но только о коте и думаю. Всю ночь не спала. Под утро звонит Вера Игнатьевна, у нее астма, бывает, так задыхается, что лежать нет никакой возможности. Она в сад выходит и подолгу сидит, ей там легче. И в ту ночь вышла и Валерика моего увидела. Он у них в саду в клумбе сидел. Хотела его поймать, а он, негодник, на дерево забрался, сидит и орет там. Она мне и позвонила, зная, как я переживаю.
Что, мол, жив кот, с дерева слезет и она его до утра где-нибудь запрет, чтоб опять не удрал. Я-то обрадовалась, а потом решила до утра не ждать, чтоб опять не сбежал куда. Ну и пошла к ней, мне тут идти-то десять минут, и фонари горят, да и возраст у меня такой, что вряд ли кто мной прельстится. Подошла к калитке, чтоб семейство ее не будить, звонить не стала, Веру Игнатьевну позвала, а она меня ждала, тут же открыла. Валерик как меня услышал, сразу прибежал, на руки его взяла, а он весь дрожит. Настрадался, бедный. Он ведь кастрированный, на улицу его не выпускали, только в саду гуляет. Понесла я его домой, и Вера Игнатьевна пошла со мной, не спится, да и у меня сна ни в одном глазу. Сели с ней на веранде, ночь слушаем. Даже свет не включали. Тогда Кондаревский и подъехал. Вера Игнатьевна еще удивилась, ни свет ни заря, говорит. А уж утром, когда я пенсию ждала, позвонила Людмиле Сергеевне, жене Кондаревского, о здоровье справиться. Оказалось, она дома. Вот я и думаю, муженек ее сюда с какой-нибудь никудышной приезжал. Везти куда-то надо, а дома жена. Когда ее нет, он не больно-то стесняется, но уж при жене и его наглости не хватит. Так мы с Верой Игнатьевной и решили. Точно, привозил кого-то.
– Вы его видели?
– Кондаревского? Нет. Только машину. Ворота открыл и машину в гараж загнал.
– Долго он пробыл в доме?
– Мы минут через пятнадцать после этого разошлись, но Вера Игнатьевна говорит, за ним машина приезжала, где-то через полчаса.
– Машина? – нахмурилась я.
– Да. Так Вера Игнатьевна говорит. Она слышала, как машина проехала и остановилась возле его дома. Да и не к кому больше. В тридцать пятом доме никто не живет, хозяин погиб, а жена у матери, в тридцать шестом, и мои в отпуске, а тридцать четвертый продается.
– Зачем же ему машина понадобилась?
– Не знаю. Может, своя поломалась? Или девице своей такси вызвал, а уж сам здесь... К жене не приедешь в пять утра, объясняться надо.
Тут Софья Ивановна не права, объяснить не трудно, к примеру, играл в карты в ночном клубе. Это покойный супруг Софьи Ивановны не рискнул бы явиться в такую пору, а Кондаревскому в самый раз. По словам все того же Кондаревского, он в это время играл в карты в компании друзей, причем играл довольно долго, примерно с половины второго ночи и до половины шестого утра. Теперь его слова вызывают сомнения.
Впрочем, я ему и раньше не верила.
Проститутка погибла около четырех, а примерно через час он уже был здесь. По неведомой причине оставил машину в гараже, а вот на следующую ночь появляется опять здесь насквозь промокшим и вновь на машине. Значит, в промежутке между двумя посещениями было еще и третье. Хотя он мог действительно явиться с девицей из того же ночного клуба и потом отправить ее на такси. А скрыл этот факт по той причине, что свидетельства друзей, людей добропорядочных, предпочел показаниям девицы сомнительного поведения. Однако две девицы за ночь, это все же слишком. Я склонна думать, что приехал он с Елизаровой, живой или уже мертвой. Если Софья Ивановна не путает со временем, то мертвой. Он оставляет ее в доме, а следующей ночью пытается избавиться от тела, оттого и брюки у него мокрые. Бомж рассказывал, что тот самый неведомый дядя плакал, когда тело из воды тащил.
Может, конечно, от жалости к загубленной жизни, но я склонна думать, что от досады, хотя и от жалости тоже, но от жалости к себе, потому что на мелководье труп тонуть никак не хотел.
– Софья Ивановна, вам обо всем этом придется рассказать следователю. И Вере Игнатьевне тоже. Но только следователю, остальным об этом пока лучше не знать.
– Что ж... и расскажу. Что видела, то и скажу... Оля, а чего хоть случилось?
– Вы, наверное, слышали, недалеко от Никитского моста нашли труп проститутки. Последним, кто ее видел живой, был Кондаревский. Он утверждает, что до половины шестого утра был с друзьями, но если вы видели его машину... Это серьезно усложняет его положение.
– Вот бесстыдник-то, – вздохнула Софья Ивановна. – Его-то не жалко, а вот Людмиле Сергеевне каково, и так здоровья нет. Оля, я, конечно, в таких делах мало что смыслю, но... неужто он мог ту девушку... Непохоже на него совсем. Пакостный – это да и весь скользкий какой-то. Бабник. Жадный. За бутылку водки восемьсот рублей отдаст, глазом не моргнет, а мне каждый час высчитывает и все норовит заплатить поменьше. Дрянной человек. Но убить... Не с ума же он сошел?
– Вот это мы и выясним, – вздохнула я и отправилась к Вешнякову.
Артем несся по коридору со скоростью легковушки и с затуманенным взором. Он пытался пробежать мимо, но я ухватила его за локоть.
– Ты? – нахмурился он. – Случилось что-нибудь?
– Конечно, – самодовольно ответила я, но он среагировал совсем не так, как я ожидала.
– Тогда пошли в кабинет.
– От кого ты летел, точно угорелый?
– От начальства, вестимо. Совершенно озверело и никаких оправданий не слушает. Тебе хорошо, сама по себе...
– Уже нет.
Артем притормозил, настороженно взглянул на меня и спросил:
– Неужто?..
– Точно, – вздохнула я.
– Ну и что? Поздравить или как?
– Лучше не торопись.
– Ага. И теперь мы под твоим пристальным оком, то есть под чутким руководством...
– Помечтай, – хмыкнула я.
– А подполковника?
– Подполковника получишь. Задолбал уже, придется расстараться.
Он беспечно засмеялся и обнял меня за плечи, пользуясь тем, что мы вошли в его кабинет, то есть скрылись с глаз общественности.
– Ну, рассказывай, – буркнул Артем, устраиваясь на диване с потрескавшейся обивкой, я пристроилась рядом. – Накопала что-то, по глазам вижу, – не унимался он.
– Кое-что наклевывается, – кивнула я и подробнейшим образом поведала ему о своих изысканиях.
– Значит, алиби дохлое, – вздохнул Артем. Особой радости в его голосе не чувствовалось. – Но ведь его дружки подтвердили... С ума они сошли, что ли, ведь это подсудное дело...
– Должно быть, он их очень попросил, – пожала я плечами.
– Не смеши, – отмахнулся Артем. – Они же не дети. «Коля, скажи маме, что я с тобой на рыбалку ходил», – пискляво произнес он скороговоркой. – Тут люди серьезные и одной просьбы приятеля, с которым в карты играешь, явно маловато.
– Значит, связывают их не только карты, – усмехнулась я.
– А что?
– Откуда мне знать? Вот ты и выясни.
– Ага... обязательно. А что с трупами? – совершенно серьезно спросил он. Я моргнула от неожиданности и даже не нашлась, что ответить, но длилось это не долго.
– А что с ними? – съязвила я.
– Значит, у тебя тоже пусто, – вздохнул он с таким отчаянием, что пробудил во мне давно забытые чувства: жалость и сострадание. – Говорю, начальство озверело. А у нас голяк. Абсолютный. Ищем Сашу с Валерой на «Жигулях».
