Татьяна Полякова - Большой секс в маленьком городе
– Езди на такси, – посоветовала я.
– Значит, ничего не раскопала? – Я хмыкнула и покачала головой.
– Я тебе что, отец-Браун?
– Ты лучше, – заверила она и так улыбнулась, что у меня разом пропала охота говорить ей гадости.
Вечером мы все-таки встретились с Дедом на нейтральной территории, точнее, в зале ресторана «Барракуда». Дед сам предложил отметить радостное событие, то есть мое возвращение. Я по неизвестной причине злилась и тратила много сил, чтобы скрыть это. Однако решила не усложнять себе жизнь и потому сразу прояснить ситуацию.
– Игорь, я буду числиться в штате до тех пор, пока занимаюсь этим делом, и заниматься буду только им.
– Хорошо, – легко согласился он, вряд ли поверив мне.
После ужина он вознамерился отправиться ко мне, но я отговорилась необходимостью заехать в пару мест и с облегчением простилась с ним. Он поцеловал меня вполне по-отечески, но в его взгляде я уловила беспокойство. Жизнь стала не лучше и не хуже, а как-то запутаннее, и я опять-таки злилась, теперь уже на себя.
Утром я встала с намерением изменить жизнь в лучшую сторону. Громко запела: «Супер, супер, супер гуд, все нормально, супер гуд...», Сашка мои вокальные данные не оценил, забился под кресло и глухо рычал оттуда. Я кинулась к велотренажеру, отмотала десять километров, постояла под душем, выпила большую чашку кофе и пошла гулять с собакой, и все это с чувством удовлетворения и даже с гордостью за свою силу воли.
– Теперь каждый день начинаем с зарядки, – сообщила я Сашке. Пес зарычал, да и я скривилась, представив себе, что и через неделю и через две я с утра ору «супер гуд» и радуюсь новому дню. Новый день я ненавижу, особенно новое утро, тем более когда на душе скребут кошки после очередного дурацкого вечера.
Мой оптимизм начал испаряться. Почувствовав это, я рьяно взялась за дело, то есть за расследование. Работа, как известно, лучшее лекарство от душевных переживаний. Все свое время я решила посвятить Кондаревскому, человеку, у которого было стопроцентное алиби, но который, несмотря на это, упорно мне не нравился, и я продолжала считать его подозреваемым номер один.
Весь день я потратила на бесконечные вопросы, обойдя все дома в радиусе полукилометра от того дома, где жил Кондаревский. Но увы! – хоть бы что ценное, ни словечка, ни намека. Никто ничего. Другая бы на моем месте махнула рукой и отнеслась к его алиби серьезно, но и я с ослиным упрямством шла дальше и вновь задавала вопросы.
Кроме квартиры, у Кондаревского имелся еще коттедж возле реки. Адресом коттеджа меня снабдил Вешняков. По словам Руслана Сергеевича, коттеджем давно не пользовались, жена проводила время в, посте и молитвах, а ему и квартира чересчур велика. Коттедж они решили продать и даже дали объявление. Я не поленилась и проверила, так и есть, еще пять месяцев назад. Либо Кондаревский особо не торопился расставаться с недвижимостью, либо заломил несусветную цену, но дом так и не продали. Потому-то я и поехала на Речную потолковать с местным людом. Затея эта очень скоро показалась мне проблематичной. Коттедж был огромный, в три этажа за двухметровым кирпичным забором. Рядом точно такие же. Тут хоть локальную ядерную войну затевай, никто не почешется, а скорее даже не заметит. Тяжко вздыхая, я все же начала обход. С хозяевами встретиться мне не удалось – народ занятой и дома им не сидится, пришлось довольствоваться прислугой. Те держались настороженно, слова цедили строго дозированно и ничегошеньки полезного сообщить не могли. Большинство даже не знало, кому принадлежит тридцать седьмой дом. Однако я в тот день решила поставить рекорд выносливости и с тупым упрямством бродила от крыльца к крыльцу.
Ближе к вечеру я все-таки выдохлась. Я со злостью взглянула на тридцать седьмой дом, и тут мне пришла в голову мысль заглянуть внутрь, чему способствовал тот факт, что видеокамер у дверей я не обнаружила. Конечно, с точки зрения законности это никуда не годилось, раз заглядывать туда я вознамерилась в отсутствие хозяев. Тем более что теперь я вновь на государевой службе, то есть Дедовой и закон мне надлежало уважать особо, а не подставлять хозяина по пустякам. Но либо была очень зла, либо за это время отвыкла мыслить государственно... Одним словом, я, обойдя дом по кругу, увидела калитку, и воспользовавшись отмычкой, которую свистнула у Артема в кабинете, обнаружив среди других многочисленных невостребованных вещдоков, ловко открыла дверь, после чего проникла на территорию. За домом был разбит сад, два десятка чахлых деревьев, далее виднелись цветники, но, похоже, за ними не особо смотрели. Газон тоже не мешало бы подстричь, а сорняки на клумбах вели себя просто нахально. Фонтан перед домом был выключен и выглядел как-то уныло.
Я прошла к центральному входу и на всякий случай позвонила. Тишина. Со спокойной душой я вернулась к веранде и вновь воспользовалась отмычкой. Замок был простенький и много времени у меня не занял. Теперь в рекордные сроки требовалось определить, есть ли в доме сигнализация или нет? Оказалось, Кондаревский на ней экономил. Довольно странно. Впрочем, может, и не очень, раз он решил продать дом.
Я вошла, огляделась, после чего не спеша прогулялась по этажам. Жалюзи опущены, мебель отсутствует, телефон в холле стоит на полу. Пусто, гулко. Второй и третий этажи в этом смысле ничем не отличались от первого. Но меня больше интересовал подвал: богатые психи с уклоном в маньячество непременно должны тяготеть к подвалам.
Подвал выглядел образцово. Бассейн, прачечная и еще две комнаты, чье назначение осталось для меня загадкой. Слой пыли и два паука у дверных проемов. Надеясь на потайные двери и прочую чушь, я все тщательно осмотрела и даже простучала стены в некоторых местах. Можно было смело мотать отсюда: ничего я здесь не найду, кроме неприятностей.
Я заглянула еще в одну комнату, совершенно пустую. Здесь я присела и долго таращилась на пол. Слоем пыли пол похвастать не мог, то есть она была, но в меньших количествах, чем всюду, и пауки отсутствовали. Такое впечатление, что недавно кто-то потрудился здесь убраться. Вешняков, приди мне в голову рассказать ему об этом, посоветовал бы пить валерьянку, лучше всего ведрами, или направить свои фантазии в другое русло, но чем больше я приглядывалась, тем больше убеждалась в этой мысли. Я обследовала каждый сантиметр пола, но ничегошеньки не нашла, потому что ничего там не было, и лишь ослиное упрямство держало меня здесь как на привязи.
Сообразив, что сидеть здесь я могу очень долго, да только толку от этого ни на грош, я в некоторой печали побрела к двери, благополучно покинула дом, прошла через сад, приоткрыла калитку и осторожно выглянула наружу. Переулок был пуст, что позволило мне не спеша запереть калитку и отправиться восвояси. Моя машина находилась в соседнем переулке, таком же пустынном. Не переулок даже, а узкий проезд между двумя глухими заборами. Тишина такая, что уши закладывает.
Однако вскоре тишину нарушил отчаянный Сашкин лай.
– Чего ты раскричался? – ворчливо спросила я, устраиваясь за рулем, справедливо полагая при этом, что у Сашки есть повод злиться на меня, его терпение сегодня подверглось серьезному испытанию.
Сашка не только не угомонился, он принялся лаять еще отчаяннее. Конечно, я должна была насторожиться, но вместо этого поцеловала его, пожаловалась на жизнь, мол, суешь свой нос куда не просят, а толку от этого все равно нет, и завела мотор. Сашка взвизгнул, а я попросила:
– Заткнись, пожалуйста.
На счастье, я сообразила, что дело нечисто, раньше, чем набрала приличную скорость. Выезжая из переулка, я притормозила, точнее попыталась, и вот тут выяснилось, что с тормозами у нас проблемы.
– Ух ты черт! – буркнула я, косясь на Сашку. Пес заскулил и закрыл глаза, а я призвала себя не впадать в панику.
Дорога впереди была пустынной, и я смогла покинуть переулок, ни в кого не влетев. Я вспомнила навыки вождения, преподанные мне Лялиным, и начала гасить скорость, используя двигатель. Впереди по курсу возникли кусты, роскошные и недавно подстриженные, вот в них я в конце концов благополучно и уперлась, положила дрожащие руки на руль и немного посидела с закрытыми глазами. Без мыслей. Сашка робко тявкнул. Я сказала:
– Бедный мой пес... – И вот тогда ко мне явилась мысль весьма неприятная. Меня только что пытались убить.
Я вышла из машины и огляделась. У противоположного тротуара приткнулся «Фольксваген», но его кабина пуста. Движение здесь не особо оживленное. Кое-кто из проезжающих проявлял интерес к «Феррари» в кустах, но интерес этот был вполне объясним. И все же я чувствовала: за мной наблюдают, должно быть, горько сетуя, что я жива-здорова.
В такой ситуации стоять и глазеть по сторонам не очень разумно, хотя выстрелов я не опасалась. Если затеяли возню с тормозами, вряд ли решатся стрелять.
Для чего-то им понадобилось, чтобы моя кончина выглядела как несчастный случай. Но неудача могла заставить их передумать, и они, наплевав на прежние замыслы, начнут палить.
