При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
— На допросе я все пытался ему в глаза посмотреть, а их не видно — сплошная лепешка. Допрашиваю — заходит начальник. Надо было его видеть. «Опера что, — говорит, — совсем сдурели?» Я говорю: «Да не они это». А злодей на ус мотает и, тварь бешеная, тут же накропал жалобу, вроде его так в милиции отделали.
— Затаскали? — Игорь не столько спрашивал, сколько утверждал.
— Нет. Всем понятно, что смысла не было его трогать. Зачем? Признание выбивать? Сорок свидетелей — на фиг нам его признание?
— А свидетелей ты не тиранил?
— Это невозможно. Ребята простые, добрые, сама правда. Я говорю: «Зачем вы его так-то?», а они: «Чего, да мы ничего, мы так только, убегал же…» — в таком вот ключе.
— Между первой и второй перерывчик… — Женя разлил виски. — За нас с вами и хрен с ними. И по-быстрому, парилка стынет.
Слегка перекусив, все переместились в парилку. В ячменном пару многих потянуло на философствование.
— Баня и пьянка — одно и то же, — рассуждал Женя Кисин, — действует так же — расслабляет и согревает, слова одинаковые — и там, и там поддаем, польза одинаковая — холестерин растворяется на раз, а если перепариться или перебрать — те же неприятности: тошнит, голова болит, дурь и муть.
— Но различия есть, — Юра махнул веником, — водка массаж не делает.
— Водкой можно растирать, — раздумчиво промямлил кто-то. — И делать из нее компрессы.
— Не богохульствуй!
— Да, — Василий мечтательно закатил глаза, — водка — это истинная ценность. Но с ней надо уметь обращаться. Она — и страшное оружие, и лучшее лекарство.
— Ты имеешь в виду, что надо знать меру? — встрял Огурцов.
— Не надо путать причину и следствие, — менторским тоном ответил Коновалов. — Особенно, как сказал писатель, не надо путать следствие. Кисин, ты следователь? Значит, должен под этой мудростью подписаться. Но главное — соблюдать святые правила пития. Водка должна быть холодной — раз; очень холодной — два; ее надо пить из правильной посуды — три.
— Из стопок! — констатировал Кисин.
— Не всегда, — возразил Василий. — Если домашнее застолье, семейный, допустим, обед — то из рюмок. Если неразборчивая пьянка и компания разнородная, то из стопок. В мужской компании — из маленьких граненых стаканчиков по сто грамм. На природе…
— …у костра…
— …да, под уху, под дымок — из стаканов.
Все одобрительно зашумели.
— В тяжелых, несовместимых с жизнью условиях, в виде исключения и при отсутствии альтернативы допустимо использовать железные или пивные кружки. Но — никогда! Никогда! Ни при каких обстоятельствах водку нельзя пить из чашек!
Упоминание о чашках, о самой возможности так обращаться с любимым напитком возмутило присутствующих чрезмерно. Чашка как таковая была обозвана последними словами, проклята и приговорена.
— Но это еще не все. — Василий встал, принял горделивую позу и закончил свою вдохновенную речь так: — Запрещено пить водку из пластиковых стаканов, фужеров для шампанского, емкостей из-под йогурта, тарелок, кастрюлек, чернильниц и пепельниц.
Парилка огласилась бурными аплодисментами. Василий раскланялся и лег на полку.
— Знаешь, — задумчиво заметил Кисин, — в одежде ты выглядишь менее удручающе. Когда ты лежишь, у меня почему-то возникает тревожное ощущение, что вас двое. Вот ты, а рядом — твой живот. Это результат усиленного питания или?..
— Кстати, о закуске, — перебил его Василий. — Есть уроды, которые закусывают водку пирожком. Поубивал бы.
— Это что! — Журавлев приподнялся на локте. — Бывает, что и виноградом. Правда-правда, сам видел!
— Конечно, горячий супчик — вне конкуренции, — Василий загнул большой палец, — традиционные закуски типа соленого огурца, грибов и квашеной капусты тоже хороши, — он загнул указательный, — ничего не имею против жареного мяса, рыбы и котлет.
— Но не под первую рюмку, — опять встрял Кисин.
— Конечно!
— Допустимы салаты, — Журавлев дотянулся до Василия и загнул ему еще два пальца.
— Все, больше не могу! — взвизгнул Кисин. — Хочу выпить и закусить.
Компания потянулась к выходу и, предварительно обмакнувшись в бассейн, вернулась к столу. На виски никто уже не реагировал, зато водка полилась рекой. Василий довольно потирал пузо и умиротворенно сопел. Хорошо! Все по правилам, все как у людей.
Часа через полтора Огурцов как бы невзначай подсел к нему и как бы вяло поинтересовался:
— Разобрались с бабушкой стажера?
Василий, сконцентрировав остатки воли и актерского дарования, удивленно уставился на него:
— Какая бабушка?
— Ты мне звонил про нее. — Огурцов явно нервничал.
— Да? — Василий страдальчески наморщил лоб. — Петюня, извини козла старого, не помню.
— Ты просил проверить одного нашего бывшего.
— Да? Петь, ну что ты, как маленький, не бери в голову. Ну, забыл я, забудь и ты.
— То есть проблемы уже нет? — Огурцов был сама настойчивость.
— Ни-ка-кой! Новый год, ежики зеленые, радуйся, празднуй. Видимся раз в сто лет, так ты и то умудряешься — бабулька, бывший, я просил. Прекрати.
— Ладно. — Огурцов слегка повеселел. — Я просто думал, тебе надо.
— А что там было-то? — вяло спросил Василий, и Огурцов опять затосковал.
— Да так…
— Напомни, а то меня чего-то мой склероз начинает беспокоить. Хероза прям какая-то. Звонил, тебя напрягал — и вообще ничего не помню, хоть убей. — Старший оперуполномоченный Коновалов был хитрым сыщиком. Огурцов заметался. Сам же виноват, сам разговор начал, и как теперь?
— Ты говорил, что бабулька твоего стажера повздорила с одним… ну, как сказать, ну с одним деятелем по поводу… ну, там с собаками что-то.
— Да? — Василий задумался. — Занятно. А что может быть с собаками? Покусали кого-то?
— Не знаю. — Огурцов обреченно налил себе водки и залпом выпил. — Ты не сказал.
— Но ты же узнавал про него? Про НАШЕГО бывшего, — Василий выделил «нашего», демонстрируя, что типа все свои.
— Да, он занимается благотворительной деятельностью, животных охраняет.
— От кого?
— От людей, надо думать.
— Смотри, какой молодец! Вообще удивительно, куда только судьба ментов не забрасывает. Интересно. Я тоже, пожалуй, потом к нему подамся. Словечко замолвишь? — Василий старательно изображал вдруг вспыхнувший интерес к странному зигзагу судьбы неизвестного ему человека.
— Замолвлю, — мрачно пообещал Огурцов.
— Ты чем так расстроен? — Василий заботливо заглянул Огурцову в глаза. — Случилось что?
— Нет, бог миловал. — Огурцов сделал еще одну попытку улизнуть. И — опять не удалось.
— А на что он живет? Благотворительность ведь денег не приносит, насколько я знаю.
Огурцов побледнел.
— Там, насколько я понимаю, есть платные услуги, есть бесплатные. Так и живет.
— А платные какие? — Василий тянул из коллеги информацию, наматывал ее на кулак, и Огурцову казалось, что каждый новый вопрос затягивает на его шее удавку.
— Вась, да не вникал я! Зачем? Мне-то что за дело?
— Ну, интересно же. Твой же приятель.
— Не приятель он мне, так, сослуживец.
— И все-таки?
Огурцов понял, что Василий не отстанет:
— Собачья гостиница вроде, если я ничего не путаю. Уезжаешь в отпуск, а собаку оставляешь. Ее там холят, лелеют, развлекают. Или поиск потерявшейся собачки, тоже платить надо, кажется… А может, все не так, кто его знает?.
Василий посмотрел на Огурцова ласково-ласково и именно с этим выражением лица нанес последний сокрушительный удар. Капкан захлопнулся, и деться капитану Петру Огурцову было больше некуда:
— Познакомь меня с ним, Петюня, будь другом.
Огурцов еще не понял, что попался окончательно, он еще пытался барахтаться, надеялся выплыть. Зря! Старший оперуполномоченный Коновалов расставил силки мастерски, и единственное, что оставалось в такой ситуации — покориться судьбе. Когда дар речи вернулся к Огурцову, он с потрясающе фальшивой легкостью, которая внешне выглядела как натуга, поинтересовался:
