При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
«А действительно, где? — подумала Саша. — Пора бы уже определиться, Новый год-то сегодня».
— У мамы, — крикнула она, не оборачиваясь.
— А-а, — разочарованно протянул Сережа и поплелся к выходу. Опять не повезло.
Глава 17
МАША
Маша Зуб (в девичестве — Курочкина) была очень жизнерадостным человеком. Ей следовало бы родиться где-нибудь в США или в какой-нибудь иной стране, где принято все время улыбаться и радоваться жизни, потому что российских граждан ее неизбывный оптимизм раздражал и настораживал: с чего бы? Жизнь трудна, мрачна, опасна, а Маша Курочкина веселится. Не от большого ума, видимо.
Но даже когда на нее показывали пальцем и называли жизнерадостной дурочкой, Маша не расстраивалась. Скорее, ее это смешило. Она вообще считала, что мир устроен самым забавным образом и поводов унывать крайне мало.
Когда ей было три года, отец принес домой абажур с кистями.
— Что это? — спросила Маша.
— Это абажур, — ответил отец, и Маша чуть не умерла от смеха. Название шелкового малинового купола с кистями показалось ей таким смешным, что еще долгие годы она не могла сдержать улыбки, слыша слово «абажур». Такой же восторг в шестилетнем возрасте вызвало у нее слово «фуфайка». Не оставили ее равнодушными и фамилии двух мальчиков из детского сада номер пять, куда Маша ходила с двух до семи лет. Одного звали Дима Слюньков, другого — Саша Моськин. Ну как тут не полюбить жизнь, которая дарит нам такие имена и такие слова?
Когда за Машей стал ухаживать удачливый торговец спиртным Павел Зуб, она восприняла это как очередное развлечение. Во-первых, сам Пал Палыч, надо отдать ему должное, выглядел анекдотически. «Все анекдоты про «новых русских» списаны с тебя, — говорила ему Маша. — Признайся, ты позируешь их авторам».
Во-вторых, фамилия ухажера, хотя и не была суперприкольной, но все-таки вызывала улыбку своей неординарностью. Неплохо звучали их имена вместе — Маша-Паша. Доходы Пал Палыча, немалую часть которых он тратил на Машу, также относились к разряду ее жизненных радостей. И уж совсем кстати пришлась идея покупки загородного дома. Все остальное, как-то: воспитание Пал Палыча, его сомнительные связи, блатную речь и тому подобное Маша близко к сердцу не принимала, а временами находила уморительными и их. И, наконец, Пал Палыч так трогательно за Машей ухаживал, так искренно стремился ее радовать и ублажать, что не оценить этого было просто невозможно.
Замуж за Зуба Маша вышла с удовольствием, невзирая на всеобщее недоумение: «Как же можно — он же чистый бандит». Она терпеливо объясняла, что академиков на всех все равно не хватит, к тому же редкий академик сможет обеспечить ей такой уровень жизни и такое количество карманных денег.
При этом Машу нельзя было упрекнуть в меркантильности — ничего подобного. Она рассуждала так: много денег — хорошо; мало денег — тоже ничего страшного.
Трудно сказать, как сложилась бы жизнь барака, если бы не Маша. Она в буквальном смысле спасла друзей по несчастью от тяжелейшей депрессии.
Павел Зуб и жена его Мария были похищены в конце декабря. К этому моменту в бараке уже обитали чета Тропиных и чета Максимовых. Причем более-менее владела собой только Люда Максимова, остальные же демонстрировали свою слабость ежеминутно. Сергей Тропин и Александр Максимов начинали пьянствовать с самого утра и продолжали до вечера — благо, водки арестантам давали сколько угодно. Жена Тропина Наталья как впала в тяжелую истерику в момент похищения, так и застряла в ней на целую неделю. Она бурно рыдала, била посуду, проклинала и обзывала всех, в особенности почему-то свою свекровь, и обещала «вот сейчас, вот сию минуту» наложить на себя рухи. Она пыталась оказывать давление на похитителей путем угроз и шантажа — дважды объявляла голодовку (что, правда, не мешало ей активно участвовать в трапезах) и трижды имитировала серьезный сердечный приступ, но неубедительно, из-за чего была уличена Психологом во лжи и подвергнута обструкции.
Машу и Пал Палыча тоже усыпили по дороге, как и всех остальных. Проснувшись в бараке, Маша спросила: «Где это я?» — и тут же добавила: «Как интересно…»
Потом, обойдя барак и заглянув во все щели, Маша удивила арестантов еще больше.
— Здесь миленько, — сказала она, — только очень неубрано. А быт нужно налаживать, ничего не поделаешь.
Сергей Тропин был поражен Машиным спокойствием настолько, что передвинул время начала ежедневной пьянки на середину дня, а потом и вовсе перенес ее на вечер. Наталья Тропина, хотя и обозвала Машу «клинической идиоткой, не понимающей, где она и чем все может кончиться», тем не менее убавила громкость своих истерик вполовину. Люда Максимова полюбила Машу всей душой и первые три дня непрерывно жаловалась ей на своего мужа и на Наталью:
— Вульгарнысллримитивные твари, — шептала Люда, — тупые эгоисты. Что мой, что эта. Если мы выберемся отсюда, неплохо было бы их поженить, уж очень они похожи.
Машу подмывало спросить, зачем Люда вышла замуж за своего «вульгарного примитивного» Максимова, но было неловко. Люду, впрочем, ничуть не меньше интересовал вопрос: как это Машу угораздило выйти замуж за приблатненного Зуба, но она, также из соображений такта, до поры до времени сдерживала свое любопытство.
Появление Маши внесло в барачную жизнь не только жизнеутверждающую ноту, но и упорядоченность. Был составлен график дежурств по кухне и по уборке помещения. График соблюдался не очень строго, главным образом по вине Натальи Тропиной, у которой в дни ее дежурств обязательно случалась мигрень или приступ ревматизма. Максимов тоже пытался отлынивать от своих обязанностей, но под натиском жены и Маши кое-что все же делал, хотя и плохо.
Но более всего Машин оптимизм поразил Психолога.
Всех вновь похищенных он приглашал «к себе в офис» знакомиться. Офисом называлась железная бытовка, стоящая в двадцати метрах от барака. Мрачный, но деликатный охранник сначала долго стучал в дверь, дожидался, пока все обитатели барака не начнут истошно орать; «Входи уже!», протискивался внутрь и торжественно, как ведущие концертов, объявлял: «Тропины». Или «Максимовы». Названная парочка неспешно (во-первых, торопиться некуда; во-вторых, надо же помотать нервы охраннику) направлялась на беседу.
Психолог в течение пяти минут излагал приглашенным свои требования, а на протяжении последующих полутора часов убеждал их в том, что жизни заложников ничего не угрожает, и уговаривал не затягивать с переводом денег.
Машу и Пал Палыча привели к Психологу утром. После их похищения прошло всего сутки, так что Психолог был готов к тому, что его собеседники еще не пришли в себя. Поэтому начал он со слов:
— Не волнуйтесь и постарайтесь выслушать меня спокойно.
Пал Палыч Зуб смерил его презрительным взглядом, а Маша немедленно начала возмущаться:
— Как это — не волнуйтесь? Вы что, серьезно полагаете, что создали нам приличные условия?!
Психолог растерялся:
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — наступала на него Маша, — что ни веника, ни швабры, ни средства для мытья посуды — ни-че-го! Обалдели вы, что ли? Девочки все испереживались — чем мыть посуду, чем вытирать пыль? Дышать нечем, всюду грязь. Мы отказываемся вести с вами переговоры до тех пор, пока вы не выполните наши условия.
— Какие? — Психолог взял ручку и бумагу.
— Значит, так, — Маша на секунду задумалась, — полотенца менять каждый день, горячую воду приносить три раза в день, и вечером — побольше, людям тоже надо мыться. А, да — губку для посуды, и замените ложки, вы разве не знаете, что алюминиевыми приборами есть вредно?
Психолог записывал и тихо изумлялся: интереснейшие попадаются персонажи! Когда плотным почерком был исписан целый листок, Психолог взмолился:
— Имейте совесть! И знайте меру. Наши возможности не безграничны. Вы бы еще кожаную мебель и бронзовые подсвечники заказали.
— Подсвечники не обязательны, — серьезно сказала Маша, — а вот мебель…
