Виктория Платова - Эшафот забвения
– А что там, на Якиманке? – невинным голосом монастырской послушницы спросила я.
– Моя квартира.
– А домашние не будут против? – Господи, что за дурацкий тон я выбрала?!
– Да нет, я один живу. Две комнаты, все удобства. Не волнуйтесь.
* * *…Квартиру Митяя можно было назвать квартирой лишь с известной долей условности. Гораздо больше она напоминала маленький атлетический клуб: уже в прихожей меня приветливо встретили оскалившиеся рамы тренажеров. Сходство с клубом усиливалось от стойкого букета запахов: мужской пот, агрессивный аромат какого-то терпкого одеколона, нежное дыхание хорошей кожи – то ли от множества курток на вешалке, то ли от пирамиды мячей в углу: бессмысленный апофеоз физического здоровья.
– Будете спать в большой комнате, – сразу взял быка за рога гостеприимный Митяй, – там свежее белье, никто вас не побеспокоит.
– Может быть, выпьем кофе перед сном?
– Вполне. Только у меня кофе без кофеина. Конечно, мальчик, кофе без кофеина, соевое мясо, непроросшие зерна пшеницы, протеиновые добавки, никаких излишеств. Пить кофе без кофеина мне сразу расхотелось.
– Ванная справа по коридору, дверь рядом – туалет, – педантично заметил Митяй, – просьба не курить в постели. И вообще не курить. Полотенце я вам сейчас дам.
– Тронута.
Митяй деловито закрыл входную дверь на все замки и спрятал ключи в задний карман джинсов.
– Излишняя предосторожность, – тотчас же поддела я его, – я никуда не собираюсь убегать. И даже не собираюсь спускаться по простыням с шестого этажа. У вас ведь шестой этаж?
Моя проницательность не произвела на молодого человека никакого впечатления.
– Я делаю только то, что мне сказали, – кротко объяснил он.
– Вы всегда делаете то, что вам скажут?
– Всегда.
– А вы знаете, что рекомендовал Черчилль? Сигара по утрам, коньяк в любое время суток и никакого спорта – вот единственный залог долголетия.
– А кто такой Черчилль? – невинно спросил Митяй, браво, мальчик, один – ноль в твою пользу.
– Ладно, давайте полотенце, – вздохнула я, – пойду смывать дневные грехи.
Митяй проводил меня в вылизанную до блеска ванную, похожую на дисциплинированный морг Военно-медицинской академии. Мне сразу же захотелось измазать зеркала зубной пастой и сдвинуть в угол резиновый коврик, лежащий точно посередине кафельного пола – ни сантиметром дальше от стены, ни сантиметром ближе.
– Этот халат прошу не надевать. – Митяй кивнул в сторону толстого махрового халата нежно-кофейного цвета.
– Что, вещичка вашей зазнобы?
– Это моя вещичка. А я не люблю, когда трогают мои вещи.
– Ничего, что я дышу в вашей квартире?
– С этим еще как-то можно примириться.
– Спасибо, что не ударили.
Я вымылась, с наслаждением пнула коврик, и он улетел под ванну.
…И закурила сразу же, как только за мной закрылась дверь комнаты.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
…Митяй вез меня на студию, сохраняя гробовое молчание.
С утра мы уже успели корректно и ненавязчиво поругаться: всю ночь, несмотря на предупреждение, я беспрерывно курила в его стерильной, как неиспользованный презерватив, комнате. Я возненавидела ее сразу же, как только вошла: шведская стенка, милое семейство тренажеров “Кеттлер”, растыканное по углам, баскетбольное кольцо, вбитое в стену, свора спортивных кубков на полках. Из книг – только пособия по рукопашному бою, карате, дзюдо, водному поло, просто поло, сквошу и теннису, волейболу и прыжкам на батуте. Плюс “Шахматная азбука для начинающих”, широкий спектр интересов, ничего не скажешь… То же унылое однообразие творилось и в видеокассетах: “Лучшие игры НБА”, “Лучшие игры НХЛ”, “Лучшие игры чемпионата мира по футболу”, “Экстремальные виды спорта”, “Кубок Англии по конкуру” и прочие холодящие кровь фильмы ужасов.
В комнате была только одна вещь, совершенно не вяжущаяся с обстановкой футбольной раздевалки, – отлично выполненная копия одной из гравюр “Апокалипсиса” Альбрехта Дюрера, я хорошо знала ее еще по лекциям “Истории изобразительного искусства” во ВГИКе. Висевшая на стене гравюра не была заводской штампованной репродукцией, слишком тонкая работа, – гравюру прокатывали с настоящего листа.
Странное соседство. Остается только пожать плечами, засилье тренажеров – это и есть Апокалипсис.
Добросовестно растыкивая окурки по кубкам Митяя, я ворочалась в кровати до шести утра, пока не хлопнула входная дверь: судя по всему, дисциплинированный щенок Митяй отправился на пробежку.
Мысль об убитой Александровой не оставляла меня ни на минуту. Даже не столько о ней, сколько о том, что могло послужить причиной убийства. Она была совершенно одинока (почему женщины, так блистательно начинающие свою карьеру, как правило, остаются одинокими?), у нее не было ни наследства, ни наследников – маленькая однокомнатная квартирка на окраине не в счет. Все ее старые поклонники либо умерли, либо доживали свой век в доме престарелых, Кравчук прав – так не убивают, это не по правилам хорошего тона, если в убийстве вообще существует хороший тон. Но если и были какие-то скрытые причины – почему это сделали на студии, в гримерке, в которую в любой момент может войти любой человек? Почему выбрано такое странное орудие убийства? Больше всего меня угнетало то, что я участвую в довольно грязной и циничной игре. Если Кравчук действительно решит выступить на стороне Братны и скрыть убийство – никто никогда не узнает правды.
Никто и искать не будет: кому интересна актриса, вышедшая в тираж сорок лет назад?
От всех этих мыслей у меня разболелась голова. Как долго меня продержат здесь, ведь я еще более уязвима, чем старуха. У той хотя бы есть прошлое, которое можно подтвердить любыми свидетельствами. У меня же нет ничего – ни прошлого, ни будущего, одно сомнительное настоящее. Даже для Серьги я не более чем фантом; не более чем голос, с которым он привык разговаривать в кромешной темноте…
Серьга.
Только теперь я вспомнила о нем. Я не приехала ночевать, я вообще не появилась – впервые за три месяца, что прожила у него. Надо хотя бы позвонить.
Я попыталась открыть дверь в коридор (еще сегодня ночью я заметила телефон в прихожей), но не тут-то было: отчаливший на утреннюю пробежку Митяй, оказывается, запер меня в комнате. Видимо, он действительно получил жесткие инструкции на мой счет. Ну что ж, ничего нового. Меня уже запирали в клетках разной конфигурации. Правда, теперь это выглядит почти фарсом.
…Хлопнула входная дверь – Митяй вернулся. Повадки всех спортивных живчиков одинаковы: сейчас он примет контрастный душ, выльет на себя полфлакона дорогого одеколона и угнездится на кухне с тарелкой мюсли и чашкой кофе без кофеина…
Сигареты кончились. Как всегда, не вовремя. Я смяла пустую пачку и, прицелившись, бросила ее в баскетбольное кольцо (вот для чего оно необходимо в этой комнатке с невысокими потолками, как мне не пришло в голову раньше!). Если я попаду в него…
Я не попала, но в момент броска дверь открылась и на пороге нарисовался Митяй. Он был босиком, в одних трусах и с полотенцем на шее. На мокрых темных волосах повисли капли воды. У него была идеальная безликая фигура, идеальный безликий загар (уж не солярий ли ты посещаешь в свободное от разбойных нападений время, крошка?), идеально уложенный безликий член, контуры которого просматривались достаточно ясно. Митяю и в голову не пришло стесняться; можно только представить себе, как он меня воспринимает: седая баба неопрятных лет, ровесница Ледового побоища. Смешно стесняться мумии фараона Рамзеса Второго.
Безлико-красивую физиономию Митяя исказила досадливая гримаса: эта сволочь (я), несмотря на убедительные просьбы, прокурила его комнату, да еще имела наглость гасить окурки в спортивных кубках.
– Я же просил не курить! – сказал Митяй.
– Да? Я что-то запамятовала. У вас хорошая фигура. Вы, случайно, не работаете моделью в журнале для гомосексуалистов?
– А кто такие гомосексуалисты? – невинно спросил Митяй, браво, мальчик, два – ноль в твою пользу.
– Долго объяснять, – я даже не нашлась что ответить, – какие у нас планы на сегодня?
– Как обычно. К двум везу вас на студию.
– И больше никаких инструкций на мой счет?
– Больше никаких.
– Завтрак входит в стоимость проживания?
– Да, конечно.
– Только договоримся сразу: никаких протеиновых добавок, никаких соевых бифштексов, никакого кофе без кофеина. Я люблю натуральные продукты: яичница с колбасой меня бы устроила. И хорошо заваренный кофе. Можно “Арабику”, но лучше “Мокко”.
Митяй сразу поскучнел.
– Я могу выйти за сигаретами? – спросила я, решив окончательно добить идеального спортсмена.
– Нет.
