Якудза, или Когда и крабы плачут - Юрий Гайдук
— Коньяк? Виски? Водка?
Следователь молчал, чисто интуитивно понимая, что своим отказом он сразу же нарушит то мимолетное, почти интимное взаимопонимание, которое возникло между ними, и в этот момент на помощь пришел Андрей:
— Вообще-то, мы сейчас на работе, а на ней самой, как вы знаете, особо не разгуляешься, но вам ни я, грешный, ни Родион Витальевич отказать не сможем. Или я не прав, коллега?
Родионов вместо ответа послал улыбку в сторону хозяйки дома.
— На ваш вкус, но думаю, что коньяк и кофе с утра не повредят.
— Я тоже такого же мнения, — согласилась она и направилась к стойке бара, уютно вписавшейся в дальний угол каминного зала. Поставила на поднос темную бутылку «Наполеона», широченные коньячные бокалы, хрустальные фужеры под минеральную воду и, попросив Агеева перенести все это на журнальный столик, скрылась за дверью на кухню, откуда уже доносились запахи молотого кофе.
Спустя минуту появилась еще с одним подносом в руках, на котором стояли три фарфоровые чашечки китайской работы, такой же красоты кофейник, сахарница и две бутылки «Нарзана». Судя по всему, вдова загодя приготовилась к приходу гостей, и даже несмотря на то, что они должны были своими вопросами ворошить ее кровоточащую рану, она была рада их появлению в этом огромном коттедже, где ей, видимо, не очень-то уютно жилось одной. На правах хозяйки разлила кофе по чашкам, кивнула Агееву, чтобы тот позаботился о коньяке, и только после того, как наполнила свой фужер пузырящимся «Нарзаном», произнесла с нотками скорби в голосе:
— Рада была бы познакомиться с вами совершенно по другому случаю, но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Так что давайте помянем Александра Борисовича, царствие ему небесное, и выпьем за упокой души его.
И она в один глоток, как обычно пьют подсевшие на водку мужики, осушила свой бокал. Поставила его на столик, приложилась губами к фужеру с охлажденной минералкой и, как бы извиняясь за свою несдержанность, виновато улыбнулась.
— Не обращайте внимания и не подумайте, что перед вами алкоголичка. Просто… — Она закрыла глаза и все с той же невыплаканной тоской в голосе добавила: — Хотя, видимо, именно так женщины и спиваются.
И она с силой потерла виски, как бы сбрасывая видение мужа, которое, как она призналась полковнику, не покидало ее даже после того, как Александра Борисовича отпели в церкви и предали земле.
— Господи, Лайма! — возмущению Андрея не было конца. — Да о чем вы говорите! Алкоголичка… спивается… Господь с вами! Весь город знает вас с самой лучшей стороны.
И вновь по ее лицу скользнула скорбная улыбка.
— Спасибо, конечно, за добрые слова, Андрей Григорьевич, но это знает город, где я выросла. Но коллега ваш все-таки москвич, и как это возможно, скажите мне на милость, даже опытному следователю проникнуть в душу совершенно незнакомого человека?
Родионов невольно насторожился. Ясно было, что этот вопрос далеко не риторический и обращен даже не к Агееву, а лично к нему, и он вместо того, чтобы вести разговор по существу, то есть по факту убийства Ложникова, вынужден был изначально принять защитную позицию.
— Да о чем вы, Лайма?! Неужто вы могли подумать, что у меня могло сложиться предвзятое мнение о женщине лишь на том основании, что она выпила пару рюмок коньяка за упокой души своего мужа? Ничего подобного о себе я еще не слышал. К тому же Андрей Григорьевич самого высокого мнения о вас, а я полностью доверяю ему.
Он покосился на напарника, который явно растерялся, не понимая, с чего бы вдруг шлея раскаяния попала под хвост хозяйки дома.
— Или я неправ?
— Да о чем вы говорите! — возмутился Агеев. — Все мы люди, и каждый из нас может оказаться в подобной ситуации, а тут вдруг… Хренотень какая-то!
— В таком случае извините, — склонила голову хозяйка дома. — Как говорится, простите бабу-дуру, ляпнула не подумавши.
На ее красивом лице застыла маска печали, замешанная на разноречивых чувствах, и она со злостью в голосе произнесла:
— Я же ведь, Родион Витальевич, наслышана, что обо мне в городе болтают, оттого и обида в душе засела. А ведь я ни-ко-гда ни-ко-му ни-че-го плохого не сделала. Впрочем, о чем говорить! — махнула она рукой. — Я не дура, и те чувства, что всколыхнулись у людей против меня, вполне понятны. Зависть к богатой вдове, а если прибавить к этому все те сплетни и наговоры, что идут со стороны прежней жены Александра Борисовича… в общем, изгаляются, кто как может.
Ее лицо перекосила усмешка, и она уже чуточку бодрее произнесла:
— Хотя, если здраво подумать, то мне бы на все эти разговоры наплевать, каждому не угодишь, все равно найдутся такие, кто готов с дерьмом тебя смешать. Да и Александру Борисовичу от этих разговоров уже ни холоднее, ни горячее не будет. А что касается вот этого, — кивнула она на бутылку, — так я думаю, что за эту слабость он меня простит.
Она потянулась рукой за «Наполеоном», разлила коньяк по бокалам.
— И все-таки, господа следователи, несмотря ни на что, я весьма рада вашему приходу. Так что давайте еще раз выпьем за упокой души моего мужа, и я постараюсь ответить на ваши вопросы.
И она вновь в один глоток осушила бокал.
— Так я вас слушаю, Родион Витальевич.
Казалось, она была вся внимание, однако Родионов не торопился. Тот ряд вопросов, который он выстроил по пути в это загородное гнездышко у подножия горы Российской, претерпел некоторые изменения, и он, дабы хозяйка дома вновь не ударилась в амбициозные обидки, решил сразу же начать с главного:
— Скажите, вашему мужу кто-нибудь угрожал в последнее время?
Она даже растерялась в первую секунду.
— Последнее время — это?..
И замолчала, переводя недоумевающий взгляд с московского следователя на Агеева и как бы прокручивая в голове ответ на этот, видимо, непростой для нее вопрос.
На помощь пришел полковник:
— «Последнее время» — это не совсем точно сказано. Убит не просто ваш муж, а довольно значимое лицо в рыбной промышленности Сахалина, к тому же кандидат в депутаты Госдумы. И поэтому следствие интересуют буквально все угрозы, которые были отпущены в его адрес, но так как все припомнить невозможно, то за точку
