Семен Резник - Амазонка
Вот и сейчас, сидя в старом обшарпанном автомобиле (объект тайных насмешек сослуживцев), он продумывал план на сегодняшний день. Сперва ежедневное совещание у комиссара, затем он должен допросить свидетелей инцидента в кафе «Торнадо». Кажется, все. Нет, еще разговор с сенатором Пересом. При упоминании этого имени капитаном овладело странное беспокойство. Купер только пожал плечами и припарковался на стоянке комиссариата.
Как он и предполагал, Костанеда уже был на месте, не хватало только его и Торесса. Совещание длилось минут сорок и проходило на удивление тихо и вяло. Обычная установка на день, не более. Допрос свидетелей по поводу ограбления казино тоже оказался банальным. Средь белого дня двое в масках, угрожая оружием, обобрали казино, и свидетели не могли сказать ничего определенного. Для Купера было ясно, что преступников следует искать в мафиозных кругах, и, похоже, это обычная разборка. «Торнадо» курирует Эспиноса, значит, нападающие — люди дона Винченцо или Бранта. Гарри знал, что полиция в таких случаях бессильна. Но, если такие разборки принимают массовый характер или есть наличие трупов, полиция действует решительно. Однако за решеткой все равно оказываются «стрелочники». «Крестные отцы», конечно же, остаются в стороне. Итак, события в кафе казались Куперу маловажными. Он взял бумагу и стал набрасывать вопросы, которые необходимо будет задать сенатору.
Сенатор оказался коренастым плотным мужчиной средних лет с добродушным лицом. Он встал из-за стола и протянул Куперу руку:
— Перес. Хайме Перес.
— Купер. Инспектор Купер, — он пожал вялую руку.
— Садитесь, сеньор Купер, — Перес указал на глубокое кожаное кресло. — Что привело полицию ко мне?
— Не беспокойтесь, мне необходимо поговорить с вами. Я задам несколько вопросов, которые, возможно, покажутся вам странными, но мне бы хотелось, чтобы вы на них ответили.
— Попытаюсь ответить на ваши «странные вопросы», — усмехнулся сенатор и вытащил сигару.
— Закурите? — спросил он инспектора.
— Спасибо, не курю.
Перес закурил и вопросительно посмотрел на Купера:
— Ну, начинайте ваш допрос, — он слегка улыбнулся.
— Сеньор Перес, боже упаси, какой допрос? Я бы назвал это дружеской беседой. Скажите, у вас есть враги?
— Враги?! — сенатор едва не выронил сигару. Он задумался. — Пожалуй. Вокруг людей такого ранга, занимающихся политикой, всегда есть те, кто готов их съесть и не подавиться. И таких в избытке…
— Нет, нет, не обобщайте. Вы можете конкретно сказать о ком-либо: «Вот мой враг. Он готов совершить подлость в отношении меня». Это может быть ваш старый недруг или тот, кого вы обидели…
— А что это даст? Ведь есть много тайных недоброжелателей, о которых даже не подозреваешь. Они намного опаснее явных врагов.
— И все-таки…
Сенатор надолго задумался.
— А почему вы спрашиваете? — он в упор глянул на Купера.
— Род вашей деятельности может вызвать чью-либо неадекватную или негативную реакцию. Возможно, какой-то организации… — увильнул от ответа Купер.
— Мафии?! — воскликнул сенатор.
— Почему многие под словом «организация» подразумевают мафию? — улыбнулся Купер.
— Я думаю, что это возможно…
— У вас большая семья? — инспектор заглянул в бумаги.
— Нет… Жена, дочь… Был сын… — глаза сенатора затуманились.
— Извините, сеньор Перес. Я знаю о вашем горе и приношу свои соболезнования. Но как вам ни тяжело, я должен поговорить о сыне.
— О сыне?! — Перес был поражен и не скрывал этого.
— Видите ли… Как бы сказать поделикатнее… Ваш сын умер не от сердечного приступа… Его… отравили.
— Что?! Что вы сказали?! — сенатор вскочил с кресла, его лицо побагровело, и он стал медленно оседать на пол.
Купер подхватил его.
— Что, что вы сказали? — прохрипел сенатор.
— Его отравили… — тихо повторил Купер.
— Кто? — простонал сенатор.
— Вот это мы и хотим выяснить. В организме мальчика найден яд. Эксперты говорят, что это очень редкий яд. И если бы вскрытие проводилось несколькими часами позже, они ничего бы не обнаружили. Этот яд имеет свойство полностью разлагаться в организме человека, не оставляя в нем следов. Он из семейства кураре, правда, действует не так быстро. Поражает в первую очередь нервную систему.
— Боже! Боже мой! — сенатору снова стало плохо.
Купер налил в стакан воды и подал ему. Ему было жаль сенатора, который вдруг на глазах превратился в дряхлого старика.
— Бедный мой мальчик, — простонал Перес, — бедный мальчик…
— Вот поэтому я и спросил о ваших врагах.
— Боже, как мне сообщить это жене?
— Кстати, мне и с ней надо поговорить. Она дома?
— Нет, она в больнице. Только что перенесла удар.
— Тогда пусть выздоравливает, — инспектор что-то пометил в блокноте. — Сеньор Перес, я хочу спросить вас… В последние дни никто из посторонних в вашем доме не появлялся?
— Не знаю. Я только что вернулся из Штатов.
— Вы не против, если я опрошу ваших домочадцев, скажем, сегодня вечером?
— Не против. Делайте все, что считаете нужным.
— Тогда все, дорогой сеньор Перес. Я выполнил свою миссию с болью в сердце. Еще раз извините. До свидания! — инспектор протянул руку, и сенатор так же вяло пожал ее.
Выйдя из кабинета Переса, Гарри глянул на часы и почувствовал, что пора обедать. Он зашел в небольшое бистро, где заказал бифштекс и салат. Вскоре, основательно утолив голод, он вернулся в управление, несколько часов покорпел над документами, а в шестнадцать уже входил в роскошный особняк Пересов.
Отворила ему немолодая женщина с большими печальными глазами. Купер показал удостоверение, и служанка пропустила его внутрь.
— Хозяев нет дома, — чуть запинаясь, возможно, от волнения, произнесла она. — Правда, есть сеньорита Дорис …
— Извините, как вас зовут? — инспектор вынул блокнот.
— Тереза Гомес. Я служанка, сеньор, — она выглядела чуть испуганной.
— Сеньора Гомес, мне необходимо поговорить с вами, — произнес Купер, чем еще больше напугал служанку. — За последние трое суток на вилле появлялись посторонние люди?
— Посторонние? Нет… нет… — с трудом ответила Тереза.
— А вы не обратили внимания, что в доме происходит что-нибудь необычное? Может, знакомые вам люди ведут себя как-то странно. Вы не заметили?
— Нет, а что?
— Попросите всех работников этого дома собраться в вестибюле, я хочу с ними поговорить, — вместо ответа произнес Купер.
— Хорошо, сеньор инспектор. Я все сделаю, как вы сказали, — она повернулась и вышла из комнаты, затем появилась опять. С нею была пожилая полная женщина и высокий худой старик с выцветшими голубыми глазами. Они нерешительно приблизились к Куперу:
— Здравствуйте, сеньор инспектор, — старик почтительно снял шляпу, обнажив голый череп.
— Здравствуйте, присаживайтесь! — он указал на кресла. — Я не займу много времени. Вы здесь долго служите?
— Около двадцати лет, с тех пор, как сеньор Перес купил эту виллу и ему понадобился садовник.
— Итак, вы садовник. Работа в саду — единственная ваша обязанность в доме?
— Нет, сеньор. Я еще занят в некоторых работах по дому… Ну, например, я неплохой плотник.
— У вас есть семья?
— Нет, сеньор инспектор. Я одинок, — вздохнул садовник.
— А где вы живете?
— Сеньор Перес был так добр ко мне, что выделил комнату в этом доме.
— Хорошо. А вы, сеньора? — обратился он к пожилой женщине.
— Лолита Торес, кухарка, — подсказала Тереза.
— Сеньора Торес, вы давно здесь служите?
— Да, сеньор инспектор. Я пришла на работу к сеньору Пересу пять лет назад.
— А раньше где вы служили?
— У других господ. Но здесь были лучшие условия, и я перешла сюда.
— Вы тоже живете здесь?
— Да. Сеньор Перес так великодушен.
— У вас есть семья?
— Нет… — Лолита вдруг замялась. — Вообще, есть сын, но он живет отдельно.
— Как его зовут? — быстро спросил Купер.
— Николас. Николас Лопес.
— Николас Лопес, — повторил Купер, записывая имя в блокнот.
— Сколько ему лет?
— Тридцать пять.
— Он женат? — спросил Купер, не отрываясь от блокнота.
— Нет.
— А где он живет?
— Где-то в пригороде Лимы.
— Хорошо, сеньора Торес. А теперь ваша очередь, — обратился он к Терезе.
— Тереза Ставиньска.
— Вы славянка? Полька?
— Да, тридцать лет назад я эмигрировала из Польши. Знаете, Гомулка…
— Вы замужем?
— Нет, я одинока… Вот живу у сеньора Переса.
— Давно здесь служите?
— Около двух лет. Я сменила Луизу.
— А до этого?
— Кем я только не работала… Теперь вот здесь.
— А теперь внимательно слушайте, что я вам скажу. Не замечали ли вы в последние дни посторонних?
