Семен Резник - Амазонка
Фогс понимал, что осмотр комнаты, в которой был преступник, ничего не даст, ведь ранее здесь уже все проверили. Но что искал полуночный посетитель? Тайника или что-то другое? И нашел ли? Успел найти?
«Может, дружок, ты и не успел найти то, что искал, тогда нам повезет…» — подумал Фогс. Он подошел к столу и выдвинул верхнюю шуфляду. Там было полно беспорядочно набросанных бумаг. Он просмотрел их. Ничего интересного. Так же было полно бумаг и в нижнем ящике. Он закурил и подошел к окну. Только теперь он заметил, что стекло разбито. Впрочем, отверстие в форточке было невелико, но достаточное, чтобы просунуть руку.
Утром, когда дон Винченцо потягивал кофе и просматривал газеты, раздался телефонный звонок. Дон Винченцо поднял трубку.
— Доброе утро, дон Винченцо. Мне кое-что надо вам сообщить, — не представляясь, произнес звонивший.
— Валяй! — добродушно произнес дон Винченцо, по голосу узнав капитана Суареса.
— В доме одного нашего бывшего знакомого были «ночные гости», — сообщил тот.
— Если ты думаешь, что я любитель шарад, то сильно ошибаешься, дружок, — ласково произнес дон Винченцо.
— Дом Санчеса этой ночью кто-то посещал. Гость явно что-то там искал.
— Да?! Вы сцапали этого визитера? — воскликнул Дон Винченцо.
— Нет, он ускользнул от нас.
— Как это? Обычно вам удаются такие дела. Но ты непременно держи меня в курсе дела, — произнес дон Винченцо и повесил трубку.
Глава 23
«Пора вставать, — Дорис глянула на часы. Около семи, а солнце было уже высоко. Чувствовалось, что и этот день будет таким же знойным, как предыдущий. — Сегодня придет Энрико», — у девушки учащенно забилось сердце. Она встала, накинула легкий шелковый халат и, сунув ноги в шлепанцы, вышла из комнаты. В этот час весь второй этаж виллы казался вымершим. Она прошла по длинной светлой комнате, служащей одновременно коридором, и спустилась по мраморной лестнице в сад. В нем все благоухало. Терпкий запах цитрусовых и приторно-сладкий аромат каких-то цветов вызвали легкое головокружение. Она быстро справилась с собой и пошла по аллейке, ведущей в оранжерею. Здесь, сняв шлепанцы, она ступила на газон и вскрикнула: утренняя роса была словно лед. Дорис, стиснув зубы, прошлась по траве и почувствовала, как холод отступил, и ей стало приятно и легко. Сад, наполненный разными звуками и тончайшими ароматами, как бы слился с ней воедино. Ей показалось, что язык всех обитателей сада вдруг стал понятен ей. Вон та оранжевая бабочка с белыми пятнышками, что вьется над цветком, и птицы, щебечущие в зеленых кронах, — все говорят, поют, думают о любви.
«Все здесь наполнено любовью, — подумала Дорис, и душа ее ликовала. Она вся наполнилась чувствами, доселе не испытанными ею. — Как прекрасно вокруг!» — ей хотелось петь. Она подошла к кусту огромных алых роз и погладила нежные лепестки, раскрывшиеся навстречу утреннему солнцу. На них блестели капельки росы.
Когда Дорис вернулась к себе, часы показывали, что прошло только минут тридцать, а она думала, что гораздо больше. Она взяла полотенце и пошла в ванную. Под душем она с наслаждением почувствовала, как приходит свежесть, энергия наполняет все ее тело. С полотенцем, обмотанным вокруг головы, Дорис вошла в свою комнату, где ее уже ожидал обязательный стакан апельсинового сока. Стекло стакана запотело. Тереза принесла сок прямо из холодильника. Дорис взяла стакан, поднесла ко рту, но передумала и поставила стакан на столик. Затем подошла к зеркалу и сняла полотенце. Волосы рассыпались по плечам. Тогда Дорис взяла фен и начала сушить их.
«Зря я не пользуюсь косметикой. Что обо мне подумает Энрико?» — с сожалением подумала она и решительно взяла помаду. Но, вообще-то, слой крема и краска на лице всегда вызывали у нее отвращение (одно время она даже думала, что это связано с Шарлотой). Вздохнув, она решила не лицемерить перед Энрико. Он должен видеть ее такой, какая она есть. Что касается платья, то его она долго не могла выбрать. Ей нравилось зеленое, но ткань очень плотная, и оно скорее вечернее. В итоге она надела легкое лиловое платьице, но потом и его забраковала: оно показалось ей коротким. Дорис надела простенькое батистовое голубое платье с белой окантовкой. Она не надевала его года два. Тогда платье было ей великовато. Сейчас же, стоя перед зеркалом, Дорис поразилась: оно было точь-в-точь на нее и смотрелась неплохо. «Может, надеть более дорогое?» — подумала она, но отбросила эту мысль: Энрико должен оценить ее, а не платье.
— Доброе утро, Дорис! — услышала она. Обернувшись, Дорис увидела Шарлоту, которая незаметно вошла в комнату.
— Здравствуй, Шарлота, — произнесла девушка, застегивая платье. — Ты что-нибудь хотела?
— Одолжи, пожалуйста, фен, а то мой не работает, — она странно посмотрела на Дорис.
— Пожалуйста! — девушка протянула ей фен.
Когда та ушла, Дорис глянула на часы. «Ого! Уже почти десять», — она подумала, что скоро придет Энрико и глянула еще раз в зеркало.
— Как будто все! — пробормотала она.
Еще оставалось время до прихода Энрико. Чтобы занять себя, она раскрыла любимую ею «Джейн Эйр» и углубилась в чтение. Но вскоре пришла Тереза и сказала, что молодой человек просит разрешения видеть ее.
— Скажи, что я скоро спущусь в гостиную, — сказала девушка.
Она отложила книгу, посмотрелась еще раз в зеркало и вышла. Когда Энрико услышал на лестнице легкие шаги, он готов был пойти навстречу, но на верхней ступеньке стояла… Шарлота.
— Здравствуйте, сеньора, — неуверенно протянул Энрико.
Та лишь улыбнулась, кивнула головой и прошла мимо, оставив после себя легкий аромат духов. Энрико подумал, что Шарлота не так общительна, как прежде. Он решил, что бледность ее лица говорит о плохом самочувствии. Увидев Дорис, Энрико шагнул ей навстречу.
— Здравствуйте, Дорис! — он поцеловал протянутую руку.
Девушка явно засмущалась.
— Это тебе! — он протянул букет гладиолусов.
— Спасибо! — она взяла и прислонила их к груди.
— Может, пойдем в сад, здесь очень душно, — произнес Энрико.
Она в ответ кивнула головой. Они вышли в сад и прошли по ухоженной аллейке к беседке. Здесь Энрико предложил Дорис присесть, сам сел рядом.
— Как хорошо, что мы встретились. Я часто о тебе думал.
— С вами что-то случилось? — она подняла на него огромные глаза.
— А, это… Повздорил с одним негодяем, — он прикоснулся пальцем к синяку под глазом.
— Ты лучше скажи, как дела у тебя?
— Ничего. Спасибо, — грустно улыбнулась она.
— А отец, сеньор Перес, как его здоровье?
— Нормально. Он уже несколько дней в Боготе на конференции, звонил оттуда.
— Он часто покидает Перу? — спросил Энрико, скорее, чтобы не молчать.
— Да. Несколько раз он брал меня в Рио.
— И тебе понравилось? — он коснулся ее руки. Девушка вспыхнула, но рука Энрико осталась на прежнем месте.
— Да, очень!
— Я много раз был в Рио, и он меня всегда поражает. Лазурный океан, золотой песок, зелень парков, небоскребы, залитые солнечным светом… Но более всего влекут пляжи. Тысячи загорающих на белом нежном песочке. Пляжи еще славятся своими прибрежными течениями. Движение воды хорошо видно с крыш отелей. Два потока воды встречаются и, развернувшись у берега, возвращаются в океан. И вот, если попадешь в этот поток, сразу почувствуешь, как течение стремительно уносит тебя в океан. Неопытный пловец пугается, начинает грести против течения и быстро выбивается из сил… — он вдруг умолк и глянул на Дорис.
— А тебе понравилась Копакабана? Ведь всякий побывавший в Рио непременно бывал на Копакабане.
— Да, я была там и скажу, что я вовсе не в восторге. Правда, мне тогда нездоровилось… Оттого, видимо, и впечатления не из лучших. А вот карнавал мне понравился, — улыбнулась она.
— Дорис, тогда в саду… Меня мучает одно: чем ты была расстроена? — Энрико сильно рисковал, ибо мог прервать намечавшуюся непринужденность девушки. Дорис могла замкнуться, и тогда нужно было все начинать сначала.
— Тогда ты была чем-то расстроена, — произнес он и с удивлением увидел, что его рука лежит на руке девушки.
— Да… — Дорис махнула рукой, — было что-то такое… — грустно улыбнулась она.
— Может, это неким образом связано со мной? — произнес Энрико, хорошо зная, что это не так.
— Что вы! — воскликнула она, глядя на него с удивлением. — Просто… просто мне было почему-то грустно… Не знаю, право, отчего. Возможно, оттого, что я вспомнила Луизу… Она была мне как мать.
— А кто она?
— Наша служанка, очень хорошая женщина. Ее выгнала Шарлота…
— За что?
— За то, что она любила меня…
— Да?! Надо сказать, что ты удивительно не похожа на тех девушек, которых я знал, — неожиданно для себя произнес Энрико.
