Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят - Виктор Алексеевич Пронин
— Ты прав, старик! Боже, как ты прав! — Ухалов поставил на столик бутылку водки, принес тарелку с помидорами, хлеб и тяжело опустился в кресло. — Я вот еще что хотел спросить у тебя… Этот мой подарочек…
— Какой? — удивился Касьянин.
— Понял, — и Ухалов с хрустом свинтил белую пробку с матовой от инея бутылки. В стопки водка лилась тяжело, как ликер, значит, и в самом деле хозяин достал ее из морозилки, подумал Касьянин, и в душе что–то сладостно замерло.
На следующий день Касьянин занимался в редакции обычным своим делом — звонил в отделения милиции, в суды, в прокуратуры. Собирал сведения о всевозможных криминальных проявлениях в жизни города. Картина ночной Москвы была самой обычной — три десятка угнанных машин, полдюжины изнасилований, пьяная поножовщина, сожженные квартиры с обгорелыми трупами, заказные убийства банкиров, владельцев прачечных, булочных, автозаправок. И прочая мелочовка. Все это никого уже не удивляло, не забавляло, но читатели привыкли к таким сообщениям, даже любили их, поскольку они давали уверенность, что кому–то живется еще хуже, еще безнадежнее, а кто–то и вообще перестал жить именно в эту ночь.
В свое родное, ближайшее отделение милиции Касьянин не звонил.
Боялся?
Нет, скорее опасался получить такие подробности, такие вновь открывшиеся обстоятельства, которые могли начисто выбить его из привычной колеи. Несколько раз он поднимал трубку, даже начинал набирать номер, но что–то сдерживало, останавливало, и он со вздохом укладывал трубку на место.
Как это всегда и бывает в таких случаях, самые невинные слова, случайные совпадения, милые шуточки внезапно обрастали какой–то тяжестью, гнетущей обреченностью.
Заглянул редактор и мимоходом, не придавая ровно никакого значения своим словам, бросил из коридора:
— Что там нового с твоим авторитетом?
— Каким авторитетом? — похолодел Касьянин.
— Ну, которого в твоем дворе хлопнули вчера ночью!
— А… Ищут.
— Все газеты дали об этом… Пиши продолжение.
— А какое тут может быть продолжение? Разве что новые трупы… А их пока нет.
— Будут трупы! — весело заверил редактор. — Вчера был на встрече в Министерстве внутренних дел… Министр знает об этом убийстве. Крутовато получилось. На Петровке ждут продолжения. Так что давай поднатужься, завтра во всех газетах будет кое–что о твоем соседе.
— Соседе?
— Ну, об этом… Пахомове.
Осоргин побежал дальше.
Касьянин подошел к двери, выглянул в коридор, проводил редактора взглядом и закрыл дверь. Вернувшись к своему столу, он посидел некоторое время, пытаясь сосредоточиться, нащупать тот верный и неуязвимый тон с примесью шутовства, иронии, легковесности, тон, который был принят в газете для сообщений о преступлениях самых кровавых и безжалостных. Улыбкой Касьянин смягчал страшные подробности, и о них можно было говорить, уже не чувствуя в жилах стынущей от ужаса крови.
Позвонить он не успел.
Из родной его милиции, ближайшей к злосчастному пустырю, позвонили сами.
— Илюша? — спросил знакомый голос.
— Ну? — настороженно спросил Касьянин, с трудом включаясь в разговор.
— Твой любимый стукач звонит. Узнаешь?
— Нет.
— Ну ты даешь… Семнадцатое отделение милиции, старший лейтенант Колыхалов. Ну? А теперь? Костей меня зовут!
— Теперь узнаю, — Касьянина медленно–медленно отпускало оцепенение, и он, тяжело переведя дух, проговорил облегченно:
— Рад слышать, тебя, Костя… Что там у вас новенького?
— Если ты имеешь в виду трупы, то новеньких нет. Но ждем. Готовимся к встрече.
— Это хорошо… А чем порадуешь нашего благодарного читателя? Говорят, событие получило огласку?
— Это уж точно… И в тех кругах, в этих… Ты меня понимаешь?
— Конечно, нет.
— Криминальный мир вздрогнул от оскорбления и унижения. И в наших кругах тоже вздрогнули. Пора бы и нам с тобой, Илюша, слегка вздрогнуть, а?
— Есть повод?
— Записывай, Илья… Я тут кое–что для тебя приготовил.
И Касьянин со все возрастающей тревогой слушал и записывал новые подробности расследования, которое, как он понял, на месте не стояло.
Прежде всего была отвергнута версия о дробовике, собственно, от нее отказались сразу, и его наивная уловка в прошлом номере газеты попросту не сработала. Дробинки, извлеченные из развороченной Шеи бандита, никак нельзя было назвать ружейными, специалисты сразу сказали, что дробинки из газового оружия. Они и мельче, и металл другой, и частицы пороха, которые были обнаружены на обгоревшей шее Пахомова… Все это позволило экспертам утверждать твердо и однозначно — применен газовый пистолет, револьвер или еще что–то подобное.
Поскольку выстрел был сделан почти в упор, то возникла версия о том, что человек, убивший Пахомова, был хорошо ему знаком, случайного человека Пахомов не допустил бы к себе так близко. Учитывая, что убийство произошло в темное время суток, на неосвещенном пустыре, когда узнать человека на расстоянии почти невозможно, исполнитель готовился заранее, выслеживал свою жертву и подбирался к ней постепенно.
Еще одно важное обстоятельство, которое заставило Касьянина сжаться от обреченности: следователи пришли к выводу, что убийца был с собакой, на этом пустыре человек без собаки невольно вызывал подозрение.
Никакого дробовика, твердо установлено, что использовалось ручное газовое оружие. Убийца был с собакой. Учитывая, что все на этом пустыре друг друга знали, во всяком случае, все были примелькавшимися, вывод следователи сделали однозначный — убийство совершил кто–то из своих, из жителей ближайших домов.
Свидетели, люди, побывавшие на пустыре в тот вечер, в один голос заверяли, что никого из чужаков не было. Убийца наверняка живет в одном из трех домов, выходящих к этому пустырю.
— Как тебе все это? — спросил Колыхалов. — Работают ребята, а?
— Да, хватка есть, — согласился Касьянин. — Найти–то мы его найдем, чует мое опытное следовательское сердце! — рассмеялся Колыхалов. — Но вопрос в другом, вопрос совершенно в другом.
— В чем же вопрос?
— Успеем ли?
— Не понял? Успеете куда? К какому сроку? К какой такой торжественной дате?
— Речь не о сроке… Речь о другом… Видишь ли, Илья, есть сведения, что братва, потеряв любимого своего пахана, начала собственное расследование.
— А что… У них есть какие–то возможности?
— Илья! Что ты несешь?! Ты не знаешь, что у них возможностей больше, чем у нас? У них есть деньги, люди, оружие, они не связаны никакими правилами, законами, инструкциями… Кроме того, у них может быть та информация, которой нет у нас… Ну, и так далее.
Касьянин помолчал, вырисовывая на листке бумаги замысловатые узоры, которые в полной мере передавали смятенное состояние его души. Только услышав последние слова Колыхалова, он понял безнадежность своего положения. Если будущие поединки с милицией или прокуратурой давали ему какую–то надежду выкрутиться, то вступившая в расследование братва…
— Ты что замолчал? Илья!
— Записываю, — ответил Касьянин — Это… Насчет побочного
